Пятый ангел вострубил - Воробьевский Юрий Юрьевич (книги бесплатно без .txt) 📗
Но как ни была я настроена держать дистанцию по отношению ко всему, чем заняты вы с Сашей, липкая масонская возня меня все-таки достала. Ты, конечно, кое-что из вашей работы там, в Кашкаеш, рассказывал, объяснял и основную интригу. А интрига эта прежняя. Американцы, как всегда, «тянули одеяло» на себя, то есть стремились подчинить своему влиянию все масонские организации мира. Но европейское масонство традиционно тяготеет к старушке Англии, с ее неоспоримым авторитетом первородства. Комитетом по признанию, Дюком Кентским, а главное – с ее «чистотой» масонских идеалов.
За абсолютно, казалось бы, внутренними масонскими разборками проступали вечные и неразрешимые конфликты масштаба глобального. В тот момент как раз вводилось евро, завершалось экономическое и политическое объединение Европы. К кому примкнет, с кем будет в блоке «шестая часть суши»? Наша российская, только год, как существующая и все еще непризнанная организация, бедная и исподтишка клянчащая денег, всем казалась, очевидно, куском огромным и доступным.
За тобой и Сашей активно ухаживали хозяева тусовки – португальцы, и явно, и скрыто прикармливаемые американцами; сами американцы и их ручные латиносы. Но параллельно с этим продолжался наш вечный флирт с французами и затевался большой роман с немцами. Немецкий «Великий Мастер», похожий на выросшего мальчика из гитлерюгенда, распевающего «Tomorrow belongs to me» в фильме «Кабаре», одним только видом своим, по видимому, вызывал чувство дискомфорта у большей, еврейской части, явившихся на праздник «великих». К тому же этот профессор и вел себя соответствующе: чуть ли не в открытую провозглашал превосходство и приоритет масонства европейского по отношению к американскому со сворой.
Так вот, большая эта, почти планетарная и достаточно серьезная интрига карикатурно отразилась в курятнике масонских жен. Когда я в сопровождении сомнамбулически-заторможенной Вики входила в экскурсионный автобус, уже наполненный квохчущими женами, зависала вопросительная пауза. Было ясно: все ждут – к кому я со своей огромной куклой сяду? Мне ли не понимать драматургическую ценность паузы, или, говоря нашим профессиональным языком, – цезуры? Тем более, что тут, действительно, было о чем подумать.
Сесть к американкам – значит отключиться и расслабиться. Английский для меня едва ли не родной, а несут они такую чушь пустую, что можно поддерживать разговор на автопилоте, предаваясь созерцанию завораживающе-очаровательной Португалии. Зато французские жены – почти родня, и с ними намного интересней. Они знают кое-что из европейской истории, бывали в Португалии, могут дополнять гида. Кроме того, от француженок всегда несет свежайшими сплетнями из тех, серьезных мужских сфер, и благодаря этому остаешься в курсе… Но французский для меня – все еще мука. Придется напрягаться, вслушиваться, переспрашивать, употреблять мимику и жесты – исхлопочешься.
Так что паузу я держу органично и со вкусом. Смачная, сочная такая висит она в автобусе, нагнетая всеобщее уважение не столько к моей особе, сколько к огромной ядерной державе за моей спиной. Знай наших! Уже и крестница моя сзади очнулась, захрустела «холсом», может быть, даже до нее дошло, что что-то происходит… Продолжаю светски безмятежно улыбаться всем вместе и, как бы, никому в частности… Потом, приняв решение оставить народные массы в состоянии дальнейшей неопределенности, демократично и ласково подсаживаюсь к аккуратной старой мадьярке. Рядом со скрежетом «холса» обрушивается Вика.
Бывший соцлагерь счастлив и преданно шепчет мне на ушко по-английски: «Как хорошо, что вы сели рядом, а то я все время здесь в одиночестве. Так неуютно, знаете! Я даже пожалела, что поехала с Ласло». Кстати, эти милые старые венгры были, кажется, единственными приличными людьми на этом смотре мировых масонских сил. Когда на очередном банкете в загородном замке до начала собственно процесса еды перед почтенной публикой затеяли скрипичный концерт, то все, кроме нас и этих венгров дружно аплодировали между «Анданте» и «Аллегро» так, как будто слышали симфоническую музыку впервые в жизни. Мы даже удивились: почему это никто из американцев не подошел к дирижеру пожать руку или хотя бы запросто похлопать его по спине?
И все-то было бы так славно и приятно в этой поездке, если бы не совесть. Я мысленно ругала себя самыми последними словами за то, что, постановив порвать с масонством, приехала сюда не за свой счет. Я знала, что когда-нибудь заплачу за это свинство. Я вообще всегда знала, что за всё, за всё, за все грехи приходится платить…
+ + +
Мы вернулись домой, и наступила зима – последняя зима нашей с тобой семейной жизни. Но я тогда об этом не догадывалась. Я только видела, что ты бежишь из дому, я чувствовала, что ты все время будто уклоняешься от каких-то разговоров. Я думала, что это из-за моего слишком уж неотступного приставания к тебе с вопросом о масонстве. И решила, что надо пока просто ждать.
Когда в Париже загулял и обезумел Жан, вдова Гардера Элизабет сказала мне, жалея бедного искателя романтических приключений:
– Не беспокойтесь вы о Жане: я ему иконочку нашу подарила – Матерь Божью Казанскую. Она его избавит. Не только потому, что амур-то – татарчонок, а потому, что Казанская – вообще защищает!
Наверное, это были самые первые слова, которые я услышала об иконе Казанской Божией Матери. Теперь я стала просить Казанскую вразумить тебя и отвести от масонства. Казалось, что даже первая просьба моя была услышана: мы вместе с тобой причастились осенью на Казанскую в Соборе у Святейшего Патриарха – он сам с чашей стоял… Но я не знала тогда того, о чем намекал нам летом батюшка – если идешь, действительно, к Богу, то жди искушений, а порой и тяжелых крестов – по грехам…
У российских масонов главный праздник – не на Иоанна Крестителя, как везде в мире, а 12 июня, в этот непонятный «день независимости России». Впрочем, если учесть, что вся логика и история развития масонства в конечном итоге и привела к развалу страны, этот «профессиональный праздник» становится очень даже понятным.
Ужасающее пекло было в июне 1997 года, когда на этом ежегодном торжестве я в последний раз сыграла роль первой дамы российского масонства. Из-за жары, из-за того, что все это мне было уже невыносимо противно, из-за того, что все трудней было разговаривать с тобой, роль свою я тогда, очевидно, играла плохо – нервничала, не следила за лицом…
Случилась трагедия в семье Саши – страшным образом погибли сестра имама. Мне стало уж совсем не по себе. Я вспоминала, как еще весной ездила на подворье Пюхтицкого монастыря в Москве. Когда я молилась и одно временно мучительно думала о том, что масонство – страшный грех, и могут какие-нибудь страшные несчастья происходить у тех, кто этим занимался отчетливый голос – прямо в ухо – подхватил эту мысль: «А брат-то его всю семью потеряет, в луже крови найдет!» Я в ужасе обернулась – рядом стояла старенькая монахиня и, не глядя на меня, бормотала уже что-то неразборчивое… Потом я как-то успокоила себя тем, что старики, мол, бывают выжившими из ума.
Теперь, когда у Саши все это произошло точно так, как предсказала старица, мне стало невероятно, дико страшно…
У тебя появились вдруг какие-то неведомые «дародатели». Откуда-то взялись деньги на сотовый телефон. Потом появилась цифровая видеокамера Что-то тут было не чисто. Ты что-то скрываешь, ты обманываешь, у тебя есть какая-то неизвестная мне своя жизнь и свои, вряд ли честные деньги…
Ты привез нас с мамой и Васей на дачу и вдруг собрался тут же, немедленно ехать назад, в Москву, один! Я уговаривала, я хватала тебя за руки, я умоляла объяснить, что происходит, куда ты так внезапно едешь, почему вдруг такие секреты? А ты, обычно тихий, слабый, трусоватый – неожиданно рассвирепел, кричал, отталкивал меня и не хотел ничего объяснять! Моя восьмидесятидвухлетняя мама с простодушной деревенской хитростью спрятала под шумок все ключи, и от машины в том числе…
