Поющие в терновнике - Маккалоу Колин (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Все еще вспоминая старушку Дот, которая покорилась и вышла за соседа, после того как отец неделю продержал ее под замком в сарае для стрижки наедине с облепленной мухами дохлой овцой, Люк мысленно только пожал плечами. Мэгги – твердый орешек, нелегко будет ее одолеть и опасно напугать или вызвать у нее отвращение. Что ж, игры и забавы придется отложить, только и всего. Будем за ней ухаживать, как ей того хочется, побольше цветов и любезностей, поменьше воли рукам.
Долгие минуты длилось неловкое молчание, потом Мэгги со вздохом откинулась на спинку сиденья.
– Извините, Люк.
– И вы меня извините. Я не хотел вас обидеть.
– Нет-нет, я совсем не обиделась! Просто, наверное, я не привыкла… Я не обиделась, а испугалась.
– Мэгенн! – Он снял одну руку с баранки и накрыл ею стиснутые руки Мэгги. – Послушайте, не надо огорчаться. Просто вы еще почти девочка, а я малость поторопился. Не будем про это вспоминать.
– Не будем, – согласилась Мэгги.
– А он разве вас не целовал? – с любопытством спросил Люк.
– Кто?
Не страх ли послышался в ее голосе? Но чего ей бояться?
– Ну, вы же говорили, что были один раз влюблены, вот я и думал, вы уже знаете, что к чему. Извините меня, Мэгенн. Мне надо бы понимать, в таком семействе, ясное дело, по-другому быть не могло, вы, верно, просто по-девчоночьи влюбились в какого-нибудь дядю, а он про это и не догадывался.
«Да, да, да! Пускай он так и думает!»
– Вы совершенно правы, Люк, я тогда просто по-девчоночьи влюбилась.
У порога Люк снова привлек ее к себе и поцеловал долгим, ласковым поцелуем в сомкнутые губы, ничего больше. Она, в общем, не ответила, но ей явно было приятно, и Люк пошел к себе в домик для гостей несколько успокоенный – еще не все потеряно.
Мэгги дотащилась до постели и долго лежала, глядя в потолок, на расплывчатый круг света от лампы. Что ж, одно теперь ясно: поцелуи Люка нисколько не похожи на поцелуи Ральфа. Раза два в ней вспыхивала искорка пугающего волнения – когда он поглаживал ей бок и когда целовал шею. Бессмысленно сравнивать его и Ральфа, да, пожалуй, больше и не хочется. Ральфа лучше забыть, он все равно не может стать ей мужем. А Люк может.
Когда Люк второй раз поцеловал Мэгги, она вела себя совсем иначе. Они чудесно повеселились на танцах в Радней-Ханиш, самом дальнем из всех мест, какие отвел Боб для их увеселительных прогулок, – в этот вечер все складывалось на редкость удачно с первой минуты. Люк был в ударе, едва они выехали из дому, принялся острить так, что Мэгги хохотала до упаду, и все время оставался необыкновенно нежным и предупредительным. А мисс Кармайкл так старалась его переманить! Ни Аластер Маккуин, ни Инек Дэвис не решались им навязываться, а вот она не постеснялась, начала без зазрения совести кокетничать с Люком, и ему пришлось приличия ради пригласить ее на танец. То был вечер церемонных городских танцев, как на балу, и Люк чинно кружил мисс Кармайкл в медлительном вальсе. Но едва музыка смолкла, он тотчас вернулся к Мэгги и молча возвел глаза к потолку с таким видом, что у нее не осталось ни малейшего сомнения: эта Кармайкл до смерти ему надоела. И Мэгги посмотрела на него с нежностью – она невзлюбила мисс Кармайкл еще с того дня, когда сия особа пыталась испортить ей удовольствие от праздника в Джилли. И хорошо помнила, как отец Ральф когда-то, не обращая внимания на эту важную барышню, перенес десятилетнюю девочку через лужу, и вот сегодня Люк показал себя таким же рыцарем. Браво, Люк, ты великолепен!
Обратный путь был очень длинный, а вечер очень холодный. Подольстившись к старику Энгусу Маккуину, Люк получил на дорогу сандвичи, бутылку шампанского, и когда до дому оставалось примерно треть пути, остановил машину. В те времена (впрочем, так оно и сейчас) автомобили в Австралии, как правило, были без обогрева, но «роллс-ройс» Боба снабжен был нагревателем; в ту ночь это пришлось очень кстати – землю на добрых два дюйма покрывал иней.
– Как приятно, что в такой вечер можно сидеть без пальто, правда? – с улыбкой сказала Мэгги, взяла из рук Люка складной серебряный стаканчик с шампанским и принялась за кусок хлеба с ветчиной.
– Да, очень. Вы сегодня такая хорошенькая, Мэгенн.
Какого-то необыкновенного цвета у нее глаза, в чем тут секрет? Вообще-то ему серые глаза не нравятся, слишком бледные, но, глядя в серые глаза Мэгги, он готов голову дать на отсечение, что они отливают всеми оттенками голубого, и фиалковым, и густой синевой, цветом неба в ясный солнечный день, бархатной зеленью мха и даже чуть заметно – смуглой желтизной. И они мягко светятся, точно матовые драгоценные камни, в оправе длинных загнутых ресниц, таких блестящих, как будто их омыли золотом.
Люк осторожно провел пальцем по ее ресницам, потом пресерьезно осмотрел кончик пальца.
– Что такое, Люк? В чем дело?
– Хотел убедиться, что вы не держите на туалетном столике золотую пудру. Знаете, до вас я ни разу не встречал девушки с настоящими золотыми ресницами.
– Вот как! – Мэгги тоже тронула свои ресницы, посмотрела на палец и засмеялась – А ведь верно! Золото совсем не стирается.
От шампанского у нее щекотало в носу и что-то весело дрожало в желудке, ей было на диво хорошо.
– И брови у вас чистое золото, изогнутые, как своды в церкви, и такие красивые золотые волосы… Я всегда думал, они жесткие, как проволока, а они мягкие, тоненькие, как у малого ребенка… И кожа так и светится, наверное, вы пудритесь золотой пудрой… И рот такой красивый, прямо создан, чтобы целовать…
Мэгги сидела и смотрела на него во все глаза, нежные розовые губы ее приоткрылись, как тогда, в день их первой встречи; Люк взял у нее из рук пустой стаканчик.
– По-моему, вам полезно выпить еще глоток шампанского, – сказал он и наполнил стаканчик.
– Должна признать, что это очень славно – остановиться на полпути и немножко передохнуть. И спасибо, что вы догадались попросить у мистера Маккуина шампанское и сандвичи.
Мощный мотор «роллс-ройса» мягко постукивал в тишине, от него еле слышно струился в машину теплый воздух – два отдельных звука, ровные, убаюкивающие. Люк развязал галстук, снял, расстегнул ворот рубашки. Его куртка и жакет Мэгги лежали на заднем сиденье – в машине так тепло, что они ни к чему.
– Вот хорошо! И кто только изобрел галстуки да еще выдумал, будто без галстука мужчине ходить неприлично! Попался бы мне этот выдумщик, я бы его этим самым изобретением и удавил!
Люк круто обернулся, наклонил голову, и его губы сошлись с губами Мэгги, изгиб в изгиб, будто частицы головоломки; он не обнял ее, не коснулся руками, и, однако, она почувствовала – не оторваться, и потянулась за ним, губами к губам, когда он отклонился на спинку сиденья и притянул ее к себе на грудь. Сжал ладонями ее виски, чтобы полнее, до головокружения упиваться этими удивительно отзывчивыми губами. Глубоко вздохнул, безраздельно отдался единственному ощущению: наконец-то эти младенчески нежные губы по-настоящему слились с его губами. Рука Мэгги обвила его шею, дрожащие пальцы погрузились в его волосы, ладонь другой руки легла на смуглую гладкую кожу у горла. В этот раз он не стал торопиться, хотя пришел в полную боевую готовность еще прежде, чем дал Мэгги второй стаканчик шампанского, только оттого, что смотрел на нее. Все еще сжимая ладонями голову Мэгги, он стал целовать ее щеки, ее сомкнутые веки, дуги бровей, снова щеки – такие шелковистые, снова губы – их младенчески нежный изгиб сводил его с ума, всегда сводил с ума, с того самого дня, когда он увидел ее впервые.
И вот ее шея, впадинка у горла, плечо – кожа такая нежная, гладкая, прохладная… Не в силах остановиться, вне себя от страха, как бы она не заставила его остановиться, Люк одной рукой начал расстегивать длинный ряд пуговиц сзади у нее на платье, стянул рукава с ее послушных рук, спустил с плеч свободную шелковую сорочку. Зарылся лицом в ямку между ее шеей и плечом, провел кончиками пальцев по обнаженной спине, почувствовал, как прошла по ней пугливая дрожь, как напряглись кончики грудей. Он скользнул щекой, приоткрытыми губами ниже по нежному прохладному телу в слепой, неодолимой тяге, и наконец губы нашли, сомкнулись вокруг тугого сборчатого комочка плоти. Коснулся его кончиком языка, ошеломленно помедлил, с мучительной радостью вдавил ладони в спину Мэгги и между поцелуями опять и опять, как младенец, приникал губами к ее груди… извечная тяга, его излюбленное, самое верное наслаждение. Ах, до чего хорошо, хорошо, хорошо-о-о! Он не вскрикнул, только содрогнулся в нестерпимой истоме и судорожно сглотнул.
