Меч и корона - О’Брайен Анна (книги онлайн полностью TXT) 📗
— Вы сбились с пути истинного, Элеонора. Я о вас позабочусь. Пока вы останетесь здесь, в этой палатке, а вскоре прибудут ваши дамы с гардеробом. Тогда вы сможете одеться подобающим образом и с достоинством явиться перед своими аквитанскими воинами. — Каким чертовски снисходительным тоном он все это произнес! — Вы сами убедитесь, что ваши капитаны более не хотят слепо повиноваться вашим приказам. Ваше поведение уронило вас в их глазах.
Яснее нельзя было бы объяснить мое положение. Я пожала плечами и опустилась на диван, приготовившись ждать. У меня не осталось выбора, так ведь? Позднее, когда я, разодетая в шелка и тонкое полотно, подобающие моему званию, вышла из палатки и смотрела на свои подошедшие войска, все стало яснее ясного: мои капитаны избегали встречаться со мною взглядом. Кто-то старательно распространил среди моих воинов порочащие меня сплетни, кто-то муссировал их и подогревал страсти, пока воины от меня не отвернулись. Я не очень долго гадала, чей же это был ядовитый язык.
Я осталась совсем одна, лишенная всякой власти. Я целиком зависела от Людовика.
Путешествуя в носилках в полном одиночестве, я использовала время для размышлений. Настало время и для того, чтобы определить, где чья вина. Разумеется, вина лежала на мне самой. Я совершила грех. Я сделала свой выбор, а теперь должна пожинать последствия. Взять себе в любовники Раймунда было… неразумно, мягко говоря. С этим я соглашалась, даже отвергая обвинения в безнравственности, которые бросил мне Людовик. Но теперь допущенная мною глупость превратилась в обращенный против меня острый меч, рукоять которого держал в своей руке Галеран. Он мог нанести мне болезненные раны и навеки похоронить мое доброе имя.
Ладно, а что же все-таки мне делать дальше? Останусь с Людовиком? Он мне очень ясно показал: замышлять что бы то ни было теперь не в моей власти. Внутри у меня все переворачивалось, и отнюдь не потому, что носилки раскачивались во все стороны.
Я стала лихорадочно обдумывать, что можно предпринять.
Выбирать было почти не из чего, но в одном я оставалась непоколебима. Мне придется прибыть с Людовиком в Иерусалим, раз уж он решил, что так надо. Но я не останусь там к радости Людовика, чтобы каждый крестоносец мог сколько душе угодно трепать мое имя. Этого я не могла вынести. Как только приедем, я найму корабль — на это у меня хватит и денег, и власти — и возвращусь во Францию, в Аквитанию, где смогу восстановить свое доброе имя. И тем избавлюсь от Галерана и Людовика.
Находясь в своих собственных владениях, я сумею сделать так, что мое имя будет снова пользоваться почетом.
Да, именно так я и должна поступить. Так я решила.
Однако, как выяснилось, с восстановлением доброго имени придется повременить. В Иерусалиме я была вынуждена задержаться куда дольше, чем я надеялась или могла предвидеть.
По какой причине?
Не могла сама поверить, что проявила такую непредусмотрительность, такую слепоту к возможным последствиям. Но так уж получилось: я не приняла предосторожности, не воспользовалась средством римлян. Да и как иначе, если то единственное страстное свидание с Раймундом не готовилось заранее? Как мгновенно отзывается тело, когда тебе больше всего на свете хочется поддаться зову природы! И какая ирония в том, что моя утроба, обычно такая несговорчивая, сразу пала жертвой мужественности Раймунда.
Это было неосторожно, глупо, этого просто не могло быть, да только я понесла дитя.
Глава пятнадцатая
Дитя. И отцом не мог быть Людовик, избравший для себя благочестивое воздержание. Я носила дитя Раймунда. В тот знойный, наполненный радостью день, в банях Антиохийского дворца, где мы вполне сознательно совершили Великий Грех, получив от того редкое наслаждение, Раймунд зачал со мной ребенка. Захваченная восторгом минуты, я нимало не задумывалась о последствиях, теперь же надо было смотреть в глаза этим последствиям, как бывает всегда, когда Судьба разматывает нить человеческой жизни, и пожинать плоды придется не только мне, но и Людовику. Так что король Франции объявил войскам свою волю: он желает задержаться в Святой Земле сверх того времени, какого требовал крестовый поход, и отпраздновать Пасху в самом священном храме Иерусалима — церкви Гроба Господня. Что ж, возможно, он и вправду того хотел, однако были у него и куда более прозаические мотивы — не в последнюю очередь желание избежать связанного со мной конфуза. Как он мог готовиться к возвращению во Францию, когда живот мой округлился плодом Раймунда Антиохийского? Людовик кисло улыбался, как будто то было его дитя.
Когда я сказала ему, он ответил так, как предполагалось — до смешного предсказуемо. Осудил ли он меня в своем праведном гневе? Обругал ли блудницей и публичной женщиной? Ни то ни другое. Во всяком случае, в тот раз. Он вместо этого отнесся ко мне как к чему-то среднему между падшей женщиной и прокаженной. Самым ласковым тоном, без всякого укора, он обещал помолиться за мое спасение от вечных мук и задушу незаконного ребенка. Кажется, я предпочла бы, чтобы он бушевал от ярости. Но он не мог так поступить. Моя плодовитость слишком явно указывала на нехватку таковой у него самого.
— Обдумали вы мою просьбу о признании нашего брака недействительным, Людовик? — спросила я насмешливо, когда он нанес мне очередной положенный визит, дабы осведомиться о моем здоровье (при этом дальше порога он не ступал). Разве это не было логическим продолжением предшествующих событий? — У вас было довольно времени, чтобы взвесить все «за» и «против». Разве чаша весов не склоняется теперь решительно в мою сторону? Нужна ли вам жена-блудница?
Впервые с тех пор, как я сообщила ему неприятное известие, Людовик обратил свой взор на мой округлившийся живот, заметный под просторными одеяниями. Потом окинул взглядом роскошную обстановку комнаты: мебель, гобелены, мягкий свет ламп. Кувшин пива с изукрашенными дорогими кубками — подарок Иерусалимской королевы Мелисанды. Тихие, чуть слышные звуки лютни. Поджав губы и не говоря ни слова, Людовик прошагал через всю комнату, резким движением вытащил из-за пазухи какую-то сложенную рукопись и протянул мне. Открывая письмо, я отметила, что оно долго было в пути, а на странице сразу узнала аккуратный церковный почерк аббата Сюжера. Я быстро пробежала глазами почтительные обращения, отказ в новых денежных субсидиях и сосредоточилась на той части, которая могла коренным образом повлиять на решение Людовика.
«Что касается дела о расторжении брака, возбужденного вашей супругой, примите во внимание следующее, государь: потеря приданого — обширных владений Аквитании и Пуату, — каковое аквитанская наследница вручила вам при заключении брака, нанесет нам слишком большой ущерб. Если вы освободите от брачных уз эту даму, как она просит, то впоследствии она сможет вступить в новый брак; и если родит сыновей, способных стать наследниками, то принцесса Мария лишится своего наследства. А на вашем собственном Франкском королевстве весьма болезненно скажется утрата столь обширной территории.
Мой совет, государь: не делайте этого. Вам следует отвергнуть ее требования. Если она вступит в новый брак, принеся, как положено, в приданое свои владения, подумайте, каким могуществом станет обладать будущий ее супруг. Сие обстоятельство не послужит к пользе Франции. С вашей стороны, государь, это было бы непростительной ошибкой.
Ясно, что вы не должны делать ничего могущего ослабить ваше положение, пока не вернетесь во Францию. По моему же разумению, герцогиня Аквитанская должна остаться вашей супругой, чего бы то ни стоило».
Здесь невозможно было ошибиться, все написано предельно ясно. Аббат оценивал меня, как ему и полагалось, понятиями земельных владений и проистекающей из этого власти. И следовало во что бы то ни стало сохранить мои узы с королевством франков (и Людовиком), а сама я останусь беспомощной, как поросенок, которого силком тащат на рынок.
