Пламя страсти - Джонсон Сьюзен (книги без сокращений TXT) 📗
Первый морозец раскрасил листья трехгранных тополей и трепещущих осин во все оттенки красного и золотого. Дикий шиповник и медвежья ягода казались всполохами пламени на горных склонах. Хэзард сидел неподалеку от своего вигвама, прислонившись к стволу тополя. Он пытался обрести душевный покой.
Осенний день выдался теплым и прозрачным, шафранно-желтые листья перешептывались над его головой под дуновением легкого ветерка.
Двое маленьких детей играли рядом с матерями, готовившими ужин. Малышам было не больше двух, они еще не очень крепко держались на ногах, но пытались что-то говорить, смеялись в ответ на ласковые слова матерей. Дети были здоровыми, счастливыми, их любили. Они играли на озаренной солнцем земле, за которую сражались шестнадцать поколений их предков…
Внезапно Хэзарду захотелось, чтобы и его ребенок вырос здесь, с его народом. Не в Бостоне, где зимой идет мокрый снег, где дома плотно прижались один к другому, где никогда не увидеть, как садится солнце, обливая горизонт жидким пламенем. Он не хотел, чтобы его малыш рос в этом доме — среди множества слуг, но без любви, рядом с лживой матерью, которая руководствуется в жизни только холодным расчетом.
Хэзард представил себе своего ребенка в Бостоне, и его охватила ярость. Вопреки логике, вопреки собственным аргументам, вопреки всему тому, что удерживало его в Монтане все эти долгие недели, Хэзард направился в свой вигвам и начал укладывать вещи.
— Торопишься куда-нибудь? — спросил его с порога Неутомимый Волк.
— В Бостон.
— Помощь нужна?
Хэзард двумя быстрыми движениями завязал седельные мешки.
— Нет, спасибо, — ответил он и, выпрямившись, сунул «кольт» в кобуру на поясе. — Я справлюсь сам.
— Ты уверен, что знаешь, что делаешь? Вспомни… Хэзард резко обернулся, и холодная ярость в его глазах заставила Неутомимого Волка замолчать. Впрочем, Хэзард быстро взял себя в руки и улыбнулся.
— Прости. Я сержусь не на тебя. Думаю, сейчас самое время дать понять мисс Венеции Брэддок, что даже на дочь миллионера найдется управа. Она достаточно покуражилась. Я хочу получить моего ребенка.
— А что, если Голубой Цветок…
— Она будет делать то, что ей скажут! — Голос Хэзарда прозвучал сухо. — С меня хватит избалованных принцесс. Ну что ж, прощай, дружище. Я надеюсь вернуться через месяц.
— Я думал, ты приедешь с ребенком…
Волчья усмешка приоткрыла белоснежные зубы Хэзарда.
— В некотором роде.
Два дня спустя Хэзард выехал из Даймонд-сити в дилижансе — это был самый быстрый путь. Всю дорогу он дремал в углу, оберегая сломанную руку, надвинув на глаза шляпу. Ему не хотелось ни с кем разговаривать, поэтому он просто не отвечал, когда к нему обращались. И пассажиры вскоре оставили в покое высокого смуглого мужчину, одетого во все черное. Он пошевелился только однажды: на третий день пути к востоку от Солт-Лейк-сити на них напали трое бандитов, и Хэзард мгновенно пристрелил их. Пятеро других пассажиров успели только увидеть, как он убирает свой еще дымящийся «кольт» в кобуру так же спокойно, как другие прячут мелочь. Потом Хэзард пониже надвинул на глаза шляпу и снова закрыл их, не обращая внимания на слова благодарности.
Он доехал до Бостона в рекордно короткий срок — за десять дней, шесть часов и тридцать две минуты.
— Я не стану этого делать! — в отчаянии воскликнула Венеция, когда Янси сообщил ей о своих планах. — Вы не сможете меня заставить!
— Ты даже не можешь себе представить, сколько бунтующих девиц проходит через кабинет мадам Рестел, — усмехнулся Янси. — Родители очень часто приводят туда заблудших дочерей. Ты просто станешь еще одной несчастной, влюбившейся не в того, в кого следовало. Ты это сделаешь, — угрожающе сказал Стрэхэн, утратив всю свою предупредительность, — даже если мне самому придется тебя привязать к столу.
— Я все расскажу ей о вас!
— Она тебе не поверит. Барышни всегда впадают в истерику, когда им не разрешают выйти замуж за учителя танцев, конюха или егеря. И если твоя история будет слегка отличаться от всех прочих, то ведь она не адвокат. Ей нет дела до прошлого ее клиентов — иначе эта дама никогда бы не смогла выстроить себе такой роскошный особняк на Пятой авеню. Мы выезжаем через час, так что не трать напрасно время и не спорь со мной.
Спорить и в самом деле было бесполезно, поэтому Венеция подчинилась. Во всяком случае ей удастся выйти из запертой комнаты. А поскольку мысль о побеге ни на секунду не покидала ее, она решила, что все складывается не так уж плохо.
Венеция оделась очень тщательно и повесила на шею нитку черного жемчуга. Ей страшно хотелось высыпать все, что было в шкатулке с драгоценностями, в свою сумочку, но на это она не решилась. Янси вполне может проверить содержимое сумочки, и если он увидит, что Венеция вынесла из дома целое состояние, то догадается о ее планах.
Черный жемчуг почти сливался с черным шелком платья, и создавалось впечатление, что Венеция выбрала украшение, наиболее подходящее к трауру. На самом же деле это было самое дорогое из ее украшений: черный жемчуг считался большой редкостью и ценился вдвое выше других камней. Венеция надеялась, что этого ожерелья хватит, чтобы купить свободу. Если мадам Рестел и в самом деле деловая женщина, как сказал Янси, ее легко будет убедить помочь ей сбежать от Стрэхэна.
Подходя к карете, Венеция увидела на запятках двух бородатых здоровяков и поняла, что Янси, как всегда, решил подстраховаться. Впрочем, ее это мало волновало. Венеция вела себя спокойно и по дороге на станцию, и по дороге в Нью-Йорк: она обдумывала детали побега. Наверное, страшная процедура мадам Рестел длится обычно достаточно долго, так что хотя бы некоторое преимущество во времени она получит, прежде чем Янси обнаружит, что его пленница сбежала. Если ей удастся добраться до нужного банка в Нью-Йорке, то она сможет взять деньги для своей поездки в Монтану. Венеция решила, что ей следует избегать поездов. Она наймет карету и доедет до Балтимора или до Вашингтона, где ее никто не станет искать. Никому и в голову не придет, что беглянка отправилась на юг.
35
Миллисент Брэддок выглядела светской дамой до кончиков ногтей — шелковое платье цвета сливы, всего две нитки жемчуга на шее, безукоризненная прическа. Вдова полковника Брэддока только что допила чашку чая и стояла у окна кабинета, любуясь последними розами в маленьком саду. Когда дверь резко распахнулась, она раздраженно обернулась, чтобы отчитать прислугу, которая не соизволила постучать.
— Где она?! — прозвучал громовой голос, дерзко нарушив благопристойную тишину величественного особняка на Бикон-стрит.
Миллисент нарочно медлила с ответом, чтобы указать наглецу его место.
— Прошу прощения, но за кого вы меня принимаете? — наконец произнесла она. — Кто позволил вам вот так врываться в приличный дом? Венеция не хочет вас видеть!
— Пусть она спустится сюда.
— Моя дочь не желает вас видеть, — повторила Миллисент, всем своим видом давая понять, что Хэзарду незачем задерживаться в доме.
— Тогда я сам поднимусь к ней.
— Ее здесь нет, — выпалила Миллисент.
Хэзард остановился на полпути к двери и повернулся к ней:
— Тогда где же она.
— Это вас совершенно не касается.
— Не испытывайте моего терпения, Миллисент. Где она?
— Я прикажу — и вас вышвырнут вон! Я не потерплю такого в собственном доме! Если вы немедленно не уйдете…
— Прекратите разыгрывать передо мной оскорбленную южную красавицу. Неужели вы думаете, что мне есть дело до ваших желаний? И потом, мы с вами оба знаем, что здесь некому вышвырнуть меня вон. Итак, у вас есть ровно десять секунд, чтобы сказать мне, где Венеция, или я удушу вас на этом самом месте голыми руками.
— Разве мало зла вы ей уже причинили? — голос миссис Брэддок звучал абсолютно невозмутимо: перспектива быть задушенной в собственном доме посреди бела дня казалась ей совершенно абсурдной.
