Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3 - Сторидж Пола (книга жизни .TXT) 📗
Тот опустил голову.
– Знаешь, мне так тяжело на это решиться…
– То есть?
– Все слишком неожиданно… Невесело усмехнувшись, Кристофер произнес:
– Да, вот так всегда: человек строит возвышенные планы, думает о судьбах родины… А потом, когда получает возможность реализовать эти планы, когда приходит действительный момент помочь родине, говорит, что все это, мол, так неожиданно, что надо подумать, как бы не натворить глупостей… Дядя, извини, но ты рассуждаешь, как девица, которой и хочется расстаться со своей девственностью, и страшно, а не как взрослый мужчина, к тому же – католический священник. – После непродолжительного молчания Кристофер добавил: – Во всяком случае, я могу тебе сказать только одно: если ты откажешься, то потом будешь жалеть о своем отказе всю жизнь. А, кроме того – разве не ты обещал мне помочь? Разве это были не твои слова? Или, может быть, я просто ослышался?
Аббат, положив холодные руки на колени, принялся поглаживать их, чтобы скрыть волнение – несмотря на то, что он стремился казаться спокойным и невозмутимым, руки его дрожали.
– Хорошо, – как-то нервно задергавшись, произнес Джон, – хорошо, я согласен…
Лицо Криса просветлело.
– О, это совсем другой разговор… Тогда нам надо обсудить наш план более подробно… Джон, ты не помнишь такого пожилого господина, с которым ты видел меня в прошлый раз?
– Кого именно? – осведомился Джон, напрягая память и припоминая обстоятельства своей последней встречи с племянником – она произошла где-то год или полтора назад в Белфасте.
– Мистер Уистен О'Рурк, – уточнил Кристофер. – Вспомни, вы еще с ним о чем-то спорили…
– Ах, да, конечно же, – спохватился аббат, – Да, вспомнил…
– Он даст тебе подробные инструкции, а теперь я изложу свой план в двух словах – так сказать, в самых общих чертах…
План Кристофера состоял в следующем: не сегодня-завтра его должны были арестовать. Бежать, скрываться, не было никакого смысла – это бы только усугубило его положения, так как явилось бы косвенным доказательством его причастности к террористам.
Надо было спокойно дожидаться, пока за ним придет полиция, и без сопротивления отдать себя в руки властей.
Учитывая неразворотливость британской следственной машины, Кристофер мог быть совершенно уверенным в том, что им не будут заниматься, так сказать, вплотную, как минимум неделю, а то и больше – прямых улик против него у полиции не было.
После ареста Криса полиция, скорее всего, известит свое начальство, а то, в свою очередь – газеты и телевидение, что с терроризмом покончено, потому что верхушка ИРА оказалась в руках правосудия.
Однако приблизительно через неделю после этого ареста, а то и раньше, Лондон получит ультиматум: или же все ирландцы, арестованные по подозрению в причастности к терроризму, будут освобождены, или в британской столице произойдет серия страшных террористических актов – взрывов, захватов заложников, всего, чего так боится правительство.
Расчет был беспроигрышный: правительству будет в любом случае проще и дешевле выпустить арестованных, подозреваемых в причастности к ИРА в большинстве случаев по косвенным признакам, чем невольно давать зеленый свет волне насилия.
– Иначе кабинет министров просто падет, – объяснил Кристофер, – и тогда на следующих выборах лейбористам не поздоровится…
Но для того, чтобы запугать англичан, Крису был необходим человек, а еще лучше – несколько людей, которые бы не были засвечены в полицейских досье.
И кандидатура его дяди, во всех отношениях порядочного и лояльного к властям человека, священнослужителя, не должна была вызвать ни у кого никаких подозрений…
Выслушав своего племянника, Джон задумался.
– Так что, Кристофер, – видимо от волнения, он перешел на полное имя своего племянника, что случалось с ним крайне редко, – мне действительно предстоит… сделать это? Да?
Под «этим» аббат, по всей вероятности, подозревал какой-нибудь террористический акт. Крис усмехнулся.
– Нет, дядя…
– Прости, но я не понимаю тебя.
– Первая акция, – младший О'Коннер в разговоре с аббатом сознательно избегал слов «терроризм» и «террористический акт», предпочитая более завуалированный термин «акция», – первая акция будет, так сказать, устрашающего характера… Просто, чтобы дать им понять, что мы живы и не сломлены, и что лучше пойти с нами на соглашение…
– То есть?
– Ну, – принялся объяснять племянник, – много шума, много дыма… Но без жертв. Это – обязательно.
Пытливо посмотрев на Кристофера, Джон осведомился у него:
– Это наверняка?
Тот поспешно заверил:
– Наверняка, дядя… Я обещаю, что на следующий день «Обсервер» напишет: «По счастливой случайности никто не пострадал». Хотя, – он криво усмехнулся, – честно говоря, когда я читаю в периодике или слышу по телевизору подобные вещи, я не могу поверить, что произошла случайность. Ведь такие акции, как правило, очень хорошо планируются, иногда даже репетируются, и все, включая количество жертв заранее известно.
– То есть?
– Ну, я понимаю так: где-нибудь обычно в многолюдном месте должен произойти взрыв.
– Взрыв? – пересохшими от волнения губами спросил аббат.
Крис кивнул.
– Да, взрыв. Но в этот момент поблизости не должно быть ни одного человека…
– А где именно?
– Ну, это еще предстоит решить… Взрыв может произойти и в вестибюле вокзала – после прибытия поезда, когда провожающих, встречающих и прибывших пассажиров будет немного, когда они выйдут… Или в фойе аэропорта – при подобных обстоятельствах. Или неподалеку от стадиона – минут за пятнадцать до окончания матча. Короче, место – не самое главное. Главное, какой резонанс после всего этого получится.
Пожевав губами, аббат спросил:
– Ну, а что же дальше?
– Дальше официальные власти получат уведомление, что в случае, если наш ультиматум не будет принят, и если заключенные не будут освобождены, то в следующий раз последствия взрыва будут ужасными.
– А если они не согласятся? Ухмыльнувшись, племянник убежденно сказал:
– Согласятся…
– Почему ты так уверен?
– А что же им еще остается делать?
– Не понял…
– Иначе они потеряют то, к чему так долго стремились – власть.
В голосе Кристофера звучала такая непоколебимая уверенность, что аббат поневоле согласился, однако, видимо из свойственного ему упрямства, спросил:
– И все-таки, почему?
– Иначе разразится страшный скандал, правительство будет вынуждено подать в отставку, и к власти придет другой кабинет министров, после чего последним так или иначе придется удовлетворить наши требования.
Крис говорил четко, как может говорить только человек, уверенный в своей правоте.
Эта непоколебимая уверенность в себе и в своей правоте очень поразила Джона.
– Ты говоришь так, будто бы все уже давным-давно решено…
Крис выпрямился.
– Да, – ответил он, – я действительно в этом уверен. Положение сложное, многие из моих друзей даже находят его критическим. Но я не отчаиваюсь, я чувствую себя столь же уверенно, будто стою на твердой почве. Я верю в свой разум. Не будь у нас этого чувства уверенности, надежности, мы бы давно уже наложили на себя руки – прости, что я говорю такие вещи тебе, священнослужителю. Это чувство сопровождает нас постоянно, оно не дает нам распасться, каждое мгновение оно берет наш разум, как малое дитя, на руки, оно защищает его. А отдав себе в этом отчет, мы уже не можем отречься от того, что нами выстрадано. Мы понимаем нашу правоту не столько разумом, сколько чувством – ибо не будь этого чувства, мы бы опали, как пустые мешки. – Прищурившись, словно от яркого света, Крис спросил: – ну, так ты согласен? – и тут же спохватился: – впрочем, а почему я спрашиваю тебя об этом? Ты ведь уже дал мне свое согласие – не так ли?
Аббат вздохнул.
– Кристофер, неужели ты считаешь, что мне одному это по силам?
