Бумерит - Уилбер Кен (читать полную версию книги .TXT) 📗

– Доброе утро, леди и джентльмены. На сегодняшней сессии мы рассмотрим одно из самых типичных убеждений бумерита: веру в изначальный исторический рай, где когда-то жил одарённый ребёнок, позже развращённый гадким обществом западной патриархальной рациональности. За этим убеждением стоят великодушие, доброта и забота – ведь чувствительная самость из кожи вон лезет, чтобы никого не дискриминировать и не опорочить. Но последствия этой точки зрения, увы, оказались настолько чудовищны, что на них невозможно смотреть без содрогания, и сегодня мы в этом убедимся.

– Леди и джентльмены, встречайте: доктор Лиза Пауэлл.

По залу прокатилась волна аплодисментов.

Слайд № 1: «Ретро-романтический кошмар».

– Хочешь засунуть свой член мне в рот?

– Господи, Хлоя, разве кто-то от такого откажется?

– Ну и? Что тебя останавливает?

– Ну, вообще-то, меня беспокоит одна мысль: я пытаюсь понять, в каком направлении пойдёт эволюция ботов.

– Может, вместо того чтобы заниматься этим, ты хочешь сделать это?

– Прошу тебя, Хлоя, подожди минутку. Послушай, это очень важно.

Пауэлл медленно, без спешки вышла на подиум, посмотрела в зал и улыбнулась.

– У всех направлений культурологии есть одна общая черта: они верят, что если мы вернёмся во время, когда общество ещё не угнетало человека, то обнаружим своего рода изначальную добродетель, которая сейчас жестоко подавляется. Это классическая точка зрения романтиков: мы все были хорошими и неиспорченными, пока нас не развратило и не искалечило общество. В этом есть доля правды: не стоит забывать, что многим нашим способностям не дают развиться деспотичные семейные и общественные институты. Но правда и то, что стать добродетельным человек может, лишь развиваясь от эгоцентрических уровней к этноцентрическим, а затем к мироцентрическим. Без такого роста и развития все мужчины и женщины остаются эгоцентричными и нарциссичными хищниками, не лишёнными, однако, своих маленьких милых изюминок, – она рассмеялась.

– Но бумерит, считающий себя одарённым ребёнком, всегда видел только романтическую сторону уравнения: когда-то он был чистым и непорочным, но на каждом шагу ему мешало общество. Такая романтизация имела печальные, иногда даже ужасающие последствия, о которых мы скоро поговорим.

– Насколько ужасающие, Ким?

– Там речь пойдёт о человеческих жертвоприношениях.

– Круто!

– Всё это, очевидно, было попыткой сделать из зелёного мема единое мировоззрение, и эта попытка оказалась по-настоящему разрушительной. Предполагалось, что любое неравенство происходит не от недостатка развития, а из-за насильственно навязанной власти, и что все важные истины зелёного плюрализма существовали изначально – или могли бы существовать, если бы не та жестокость, с которой их подавляли. Поэтому утверждается, что если мы и не видим в прошлом зелёного мема с его плюралистической свободой (а мы действительно его там не видим), то лишь по вине жестокой западной, патриархальной, империалистической, эксплуататорской, насильственной власти, хотя на самом деле в прошлом зелёный мем ещё просто не возник.

– Но культурологи, руководствующиеся точкой зрения очень высокой зелёной волны постформального плюрализма, для достижения которой потребовался примерно миллион лет человеческой эволюции, связывают отсутствие в истории зелёного мема с присутствием некой злой силы (мужчин, рациональности, объективизма, патриархата, логоцентризма, фаллологоцентризма – нужное подчеркнуть), а значит, для появления зелёного мема необходима не эволюция сознания, а смерть или уничтожение этой злой силы.

– Утверждается, что одним из условий смерти и уничтожения этой силы является своего рода возврат к тому состоянию, которое было до её появления. Как мы уже видели, такая путаница с до– и пост– является одной из главных особенностей бумерита, поскольку позволяет ему скрывать доконвенциональный нарциссизм за постконвенциональными идеалами. Более того, благодаря ей бумерит смог придумать исторический рай, которого на самом деле никогда не существовало. – Пауэлл метнула в аудиторию свирепый взгляд. – Об этом наша сегодняшняя страшная история.

– Ладно, сладкий мальчик, что может быть важнее этого?

– Хорошо, я тебе скажу. Тебе понравится, Хлоя, потому что это касается свободы. Мой отец одержим бит-поколением и писателями-битниками, вроде Керуака, Гинсберга и Берроуза. Он называет их великими первооткрывателями свободы. Свободы, понимаешь? Непосредственным предшественником битников был Пол Боулз.

– Бритников?

– Что?

– Ты сказал «бритников»?

– Нет, я сказал «битников». В общем, предшественником битников был Пол Боулз, и все битники совершали паломничество в Танжер, где он жил. Дешёвые наркотики, дешёвый секс и всё такое прочее. Боулз написал очень известную книгу о супружеской паре, путешествующей по Сахаре. Она называется «Под покровом небес». По дороге главный герой умирает мучительной смертью, а главная героиня сходит с ума – её бьют и насилуют, но этого ей, видимо, кажется мало, и она возвращается в пустыню, чтобы получить ещё.

– Ооооо, крутая книга!

– Хлоя, я не об этом. Дело вот в чём: Норман Мейлер (Norman Mailer) считает Боулза отцом поколения бумеров, потому что он был первым представителем хип-культуры [93] , противопоставившей себя обывателям.

– Хип – это круто, а обыватели – унылые конвенциональные конформисты.

– Вот именно. Мейлер говорит, что «Боулз создал хип-мир, в котором были убийства, наркотики, инцест, оргии, смерть обывателя и конец цивилизации. Он открыл для нас эти темы».

– Офигенно!

– Хлоя, перестань. Ты что, не понимаешь? Убийство – это модно. Инцест – это модно. Изнасилование – это модно. Конец цивилизации – это модно. Разве ты не понимаешь, что эти парни не видели разницы между до-обыденностью и пост-обыденностью? И поэтому они прославляли всё не-обыденное: убийства, инцест, изнасилование и избиение женщин, пытки и т. д. Всё это стало модным! Не удивительно, что они так подсели на маркиза де Сада. Боже мой, Хлоя, это же так гадко и так грустно. Знаешь Хлоя, есть одна женщина… один человек – Хэзелтон, и другой человек – Пауэлл, и они… и те парни… в общем, как ты не понимаешь? Есть до-обыденность, обыденность и пост-обыденность, но битники объявили модным всё не-обыденное. Разве ты не видишь, Хлоя? В половине случаев они регрессировали к до-обыденному и говорили, что это модно и круто. Даже мои мама с папой купились на это! Разве ты не видишь, Хлоя? Хлоя?

– Давай, детка, это модно.

– Всё очень просто, друзья мои: покопавшись в истории и не найдя там зелёного мема, бумерит вообразил, что зелёные ценности подавлялись какой-то злобной силой, не понимая, что они просто ещё не успели возникнуть. Так у бумерита появились злодей, жертва и взгляды флатландии.

Слегка наклонив голову, Лиза Пауэлл бродила по сцене со сложенными за спиной руками.

– За эту злобную силу обычно выдаётся что-нибудь оранжевое: рациональность Просвещения, западный патриархат, капиталистическое государство, мужской аналитический способ мышления, ньютоно-картезианская парадигма – позже мы увидим и другие примеры из этого бесконечного списка злодеев. Но задавшись благородной целью преодолеть оранжевый и добраться до зелёных ценностей, бумерит по ошибке начал двигаться в противоположном направлении, ища на до-оранжевых стадиях пост-оранжевую свободу. Бумерит бездумно восхвалял и превозносил эти доформальные, до-оранжевые стадии, в особенности пурпурную и красную, ассоциируя их с пост-оранжевой свободой, которой в них нет и никогда не было. Регрессия, без которой невозможно представить себе бумерит, наконец обрела основание. И тут начался кошмар.