Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книга бесплатный формат .txt) 📗
О Вольге она старалась не думать. Но против воли возникали мысли о том, что вот так же ее могли бы провожать к нему и тогда она знала бы, что совсем рядом ее ждут утешение и счастье. Теперь же впереди была темная, холодная неизвестность. Ее сердце с кровью отрывалось от того, с чем она прощалась, но то, что ждало впереди, нисколько ее не манило и не радовало.
Перед домом старший сват подхватил ее на руки и понес. Дивляне полагалось сопротивляться, кричать и вырываться, но она не смела этого делать. Довольно она уже билась в силках своей судьбы – та оказалась сильнее. Рослый Белотур нес ее легко, без усилий, и неожиданно это показалось ей приятным: успокаивала мысль, что она отныне в надежных руках и от нее самой больше ничего не требуется.
– Легенькая ты какая! – шепнул он ей в покрывало. – Так бы и понес до Киева!
И только когда он бережно посадил Дивляну в лодью, она запоздало осознала, что никогда больше не почувствует под ногами родную ладожскую землю.
На берегу Волхова от всей Ладоги принесли в жертву быка и коня – Волхову-Ящеру, чтобы дал легкую дорогу по воде. И внушительный обоз тронулся вверх по священной реке словенского племени. Здесь были пять больших лодей Белотура, везшие его дружину и припасы, три лодьи с дружиной Велема, провожавшего сестру к будущему мужу, лодьи словеничей – в одной из них уезжала с молодым мужем Веснояра – и других старейшин из волховских городков, возвращавшихся домой.
По мере движения обоз постепенно укорачивался. В Словенске, куда прибыли на шестой день, Дивляна простилась с Веснавкой. Растревоженные переменами в судьбе, подруги горько плакали, обнимаясь на прощание, но жалели уже больше о прошлом, чем о настоящем. Обе они изменились, а дружба их озорного и привольного девичества осталась позади. Другие девчонки следующей весной будет бегать русалками по купальской роще и плескаться в Див-озере. Глядя в круглое лицо Веснавки, непривычное под богатым красным убором молодухи, с покрасневшим и распухшим от слез носом, Дивляна понимала, что больше не увидит ее, ту, которую помнила, сколько себя, но плакала скорее о себе – той, которой тоже никогда не будет. Веснавка казалась ей счастливой, ведь ее увезли всего-навсего в Словенск, до дома рукой подать – три дня вниз по реке, разве это дорога?
Простилась она и с Добролютой, с которой сблизилась за это время, почти как с второй матерью. Ведь не так давно Добролюта выхаживала ее, понимала, утешала, защищала, давала уверенность, что она не одна. На Любозвану Дивляна старалась не смотреть, чтобы не возвращаться мыслями к Вольге и не рвать и без того изнемогающее сердце.
В Словенске остановились всего на два дня, а потом поплыли дальше на полудень вдоль западного берега Ильмеря. От обоза осталось всего восемь лодей: пять киевских и три ладожские. Из словеничей их теперь сопровождал один Медыня, взятый как проводник: он не раз ездил с товарами на Ловать и хорошо знал дорогу. А без проводника в протоках ее устья, как говорили бывалые люди, будешь блуждать, пока не угодишь прямиком на Ту Сторону, в гости к Ящеру.
Погода испортилась, похолодало, и Дивляна сидела в лодье, от ветра загороженная со всех сторон щитами и закутанная в медвежью шкуру. Помня о том, что совсем недавно она тяжело болела, Велем отчаянно боялся, как бы ее не продуло снова – как же везти больную девушку в такой далекий и неведомый путь? Ветер поднимал на озере волны, лодьи болтало, людей окатывало брызгами.
На третье утро пути по озеру, когда недалеко уже было устье Ловати, с передней лодьи вдруг закричали. Порывы ветра заглушали слова, но Велем на всякий случай приказал людям приготовиться. А потом и сам разглядел причину тревоги. Им навстречу по озеру шла целая вереница лодей – шесть или семь, и в каждой сидели вооруженные мужчины. Пока не удавалось разглядеть, варяги это или нет, но Белотур и Велем одновременно повернули свои лодьи к берегу. А высадившись, немедленно стали готовиться к бою. Встречные тоже пристали и тоже поспешно выбрались на берег, выстраиваясь в боевой порядок.
– Да это плесковские! – вдруг охнул Велем, вглядевшись. – Воевода Рощень сам! Глянь, Стояня, это ведь он? Вон, мужик в рыжей бороде, в шлеме варяжском?
– Точно, Рощень! – подхватил Сокол. – И отрока вон того я знаю, Мушатой зовут.
При этих известиях Дивляна вздрогнула и невольно переменилась в лице. Несмотря на ветер и холод, ей стало жарко. Она уже привыкла к мысли, что Вольга уехал и смирился с потерей невесты, а его отец, князь Судислав, не захотел ссориться со словеничами. Но вот он здесь! Направляется в Ладогу! И судя по тому, что с собой князь взял большую дружину, ехал он вовсе не с подарками к чужой свадьбе. Но что теперь будет?
Дивляна затрепетала; мелькнула мысль, что все еще может измениться… Но как? Белотур и Велем, конечно, не отдадут ее плесковскому князю, и если он будет настаивать, произойдет сражение… И ни той, ни другой стороне она не могла желать победы или поражения, ведь воеводы с обеих сторон были близки и дороги ее сердцу. Теперь она лучше бы умерла, чем стала причиной для новой схватки между Велемом и Вольгой.
– Верно, что плесковские? – К Велему, за рукав которого в тревоге цеплялась Дивляна, подошел Белотур.
Он уже успел натянуть кольчугу, рядом отрок держал его шлем восточной работы, а другой отрок – щит, и во всем этом веселый киевский посол выглядел истинным воином – сразу стали бросаться в глаза его высокий рост и крепкое сложение. Вид у него был несколько озабоченный, но не испуганный – сражение было для него вполне привычной неприятностью, но не поводом волноваться.
– Не бойся, зорька ясная! – Увидев побледневшее лицо Дивляны, он улыбнулся ей широко и открыто, как и всегда: – Не тревожься, не отдадим мы тебя злому ворогу! Чего хотят-то? – обратился он к Велему. – За невестой, думаешь, пришли?
– Оно самое. – Велем кивнул, поправляя варяжский шлем. – Вольга упрямый, как гора каменная, а отец его горд. Я и думал, что не смолчат они, не проглотят такую обиду. И отец знает. Ну, коли нам они повстречались, нам с ними и разбираться. Пойду, поговорю.
– И я с тобой!
– И я! – тихо, но твердо подхватила Дивляна.
– Ты-то… – начал Велем, но замолчал.
Девушке нечего делать в переговорах перед возможной битвой, но в лице сестры он увидел нечто необычное – отрешенность и вместе с тем уверенность, внутренний свет, словно поднимающий ее над всем земным. Что-то подобное он уже видел… когда она стояла на вышитом полотне перед жертвенником, с золотым ожерельем на груди, а племя словеничей воздавало ей почести, как своей богине. Сейчас не было ни вышитого полотна, ни золотого ожерелья – на ней была простая свита из толстой шерсти, крашенная мареновым корнем и обшитая тонкими полосками желто-золотистого шелка. Ветер трепал ее рыжие волосы, задувал тонкие прядки в глаза, и она отводила их рукой, чтобы не мешали смотреть, – девичью тканку девушка уже не носила, а женского убора ей еще не полагалось. И все же божественное сияние оставалось с ней, и ее сходство с Яромилой показалось Велему заметным, как никогда раньше.
Со стороны озера шли дождевые тучи, синевато-серая стена придвигалась все ближе. Порывы ветра несли запах влаги, тревожили, заставляли невольно думать об укрытии. Вдали над берегом вспыхивали молнии – будто дерево белого золота вдруг вырастало между землей и небом и тут же исчезало.
Велем, Белотур, Дивляна и десяток воинов двинулись вдоль берега, туда, где высадились плесковичи и где сквозь кусты угадывалось движение.
Выйдя из-за развесистых ив, ладожане увидели плесковичей уже совсем близко, в паре десятков шагов. Здесь тоже были два воеводы со своими людьми. И, глянув туда, Дивляна невольно ахнула – узнала самого князя Судислава. Второй, рыжебородый, был знаменитый воевода Рощень, много раз одерживавший победы над варяжскими находниками.
– Князь Судила! – Велем узнал его в тот же миг. – Сам приехал. Вольги-то не видишь? – Он обернулся к сестре, но она, побледнев еще сильнее, покачала головой.
