Поющие в терновнике - Маккалоу Колин (книги онлайн полные версии .txt) 📗
– До чего ж вы красивая девушка, сроду таких не встречал, – сказал ей Люк, нажимая на стартер «роллс-ройса».
Мэгги совершенно не привыкла к комплиментам, она изумленно покосилась на Люка, но промолчала.
– Правда, здорово? – продолжал он, видимо, ничуть не разочарованный ее равнодушием. – Повернул ключ, нажал кнопку на приборной доске – и машина пошла. Ни ручку крутить не надо, ни на педаль жать, покуда вовсе не выбьешься из сил. Вот это жизнь, Мэгенн, верно вам говорю.
– А там вы меня не оставите одну?
– Конечно, нет! Вы ж со мной поехали, верно? Стало быть, на весь вечер вы моя девушка, и я к вам никого не подпущу.
– Сколько вам лет, Люк?
– Тридцать. А вам?
– Скоро двадцать три.
– Вон даже как? А поглядеть на вас – дитя малое.
– Совсем я не дитя.
– Ого! И влюблены бывали?
– Была. Один раз.
– Всего-то? Это в двадцать три года? Ну и ну! Я в ваши годы влюблялся и разлюблялся раз десять.
– Может быть, и я влюблялась бы чаще, только в Дрохеде не в кого влюбиться. До вас ни один овчар не решался мне слово сказать, здоровались – и все.
– Ну, если вы не хотите ходить на танцы, потому что не умеете танцевать, вас так никто и не увидит. Ничего, мы это дело в два счета поправим. К концу вечера вы уже научитесь, а через недельку-другую всех за пояс заткнете. – Он окинул ее быстрым взглядом. – Но уж наверно хозяйские сынки с других ферм вас и раньше приглашали. Насчет овчаров все ясно, простой овчар понимает, что вы ему не пара, а у кого своих овец полно, те наверняка на вас заглядывались.
– А вы меня почему пригласили, если я овчару не пара? – возразила Мэгги.
– Ну, я-то известный нахал! – Он усмехнулся. – Вы не увиливайте, говорите по совести. Уж наверно нашлись в Джилли парни, приглашали вас на танцы.
– Некоторые приглашали, – призналась Мэгги. – Только мне не хотелось. А вы оказались уж очень напористым.
– Тогда они все дураки малахольные, – сказал Люк. – А я сразу вижу, если что стоящее, не ошибусь.
Мэгги не слишком нравилась его манера разговаривать, но вот беда, этого нахала не так-то просто было поставить на место.
На субботние танцульки народ собирается самый разный, от фермерских сыновей и дочек до овчаров с женами, у кого есть жены; тут же и горничные, и гувернантки, горожане и горожанки любого возраста. На таких вечерах, к примеру, школьной учительнице представляется случай познакомиться поближе с младшим агентом конторы по продаже движимого и недвижимого имущества, с банковским служащим и с жителями самых дальних лесных поселков.
Изысканные манеры на таких танцульках были не в ходу, их приберегали для случаев более торжественных. Из Джилли приезжал со скрипкой старик Мики О’Брайен, на месте всегда находился кто-нибудь, умеющий подыграть ему не на аккордеоне, так на гармонике, и они по очереди аккомпанировали старому скрипачу, а он сидел на бочке или на тюке с шерстью и играл без передышки, даже слюна капала с оттопыренной нижней губы, потому что глотнуть ему было недосуг – он не желал нарушать темп игры.
И танцы тут были совсем не такие, какие видела Мэгги в день рождения Мэри Карсон. Живо неслись по кругу пары, отплясывали джигу, кадриль, польку, мазурку, водили по-деревенски хороводы то на английский, то на шотландский лад – партнеры лишь изредка брались за руки либо стремительно кружились, не сближаясь больше, чем на длину вытянутых рук. Никакой интимности, никакой мечтательности. Похоже, все смотрели на такой танец просто как на способ рассеять безысходную скуку, а ухаживать и кокетничать удобнее было вне стен сарая, на вольном воздухе, подальше от шума и толчеи.
Мэгги скоро заметила, что на нее смотрят с завистью. На ее рослого красивого кавалера обращено, пожалуй, не меньше манящих или томных взоров, чем обращалось, бывало, на отца Ральфа, и взоры эти гораздо откровеннее. Так привлекал когда-то все взгляды отец Ральф. Когда-то. Как ужасно, что он остался только в далеком-далеком прошлом.
Верный своему слову, Люк от нее не отходил, разве только отлучился в уборную. В толпе оказались Инек Дэвис и Лайем О’Рок, оба счастливы были бы занять место Люка подле Мэгги. Он не дал им к ней подступиться, а Мэгги, ошеломленная непривычной обстановкой, просто не понимала, что имеет право танцевать со всяким, кто ее пригласит, а не только с тем, кто ее привез. Она не слышала, что говорили вокруг, на них глядя, зато Люк слышал и втайне посмеивался. Ну и наглец, простой овчар, а увел у них из-под носа такую девушку! Люк плевать хотел на них на всех, пускай злятся. Было б им раньше не зевать, а проворонили – тем хуже для них.
Напоследок танцевали вальс. Люк взял Мэгги за руку, другой рукой обхватил ее за талию и привлек к себе. Танцор он был превосходный. К своему удивлению, Мэгги убедилась, что ей ничего не надо уметь, только слушаться, когда он ее ведет. И оказалось, это чудесно – очутиться в объятиях мужчины, ощущать его мускулистую грудь и бедра, впитывать тепло его тела. Мгновения близости с отцом Ральфом были насыщены таким волнением, что Мэгги ни в каких тонкостях разобраться не успела и всерьез воображала, будто чувствовала в его объятиях нечто неповторимое. Но хотя сейчас было совсем иначе, это тоже волновало, и еще как, сердце ее забилось чаще, и она поняла, что и Люк это почувствовал: он вдруг повернул ее к себе, привлек ближе, прижался щекой к ее волосам.
Пока «роллс-ройс» с мягким урчанием катил обратно, легко скользя по ухабистой дороге, а порой и вовсе без дороги, оба почти не разговаривали. От Брейк-и-Пвла до Дрохеды семьдесят миль по выгонам, и ни одной постройки не увидишь, ничьи окна не светятся, можно начисто забыть, что где-то есть еще люди. Гряда холмов, пересекающая Дрохеду, возвышается над окрестными лугами на какую-нибудь сотню футов, но на этих бескрайних черноземных равнинах подняться на перевал – все равно что в Швейцарии достичь вершины Альп. Люк остановил «роллс-ройс», вылез, обошел машину кругом и распахнул дверцу перед Мэгги. Она вышла и не без дрожи остановилась с ним рядом. Неужели он попытается ее поцеловать и все испортит? Здесь так тихо и ни души вокруг.
По гребню холма тянулся полуразвалившийся деревянный забор, и Люк повел туда Мэгги, осторожно поддерживая под локоть, чтобы она не споткнулась в легких туфельках на кочке и не попала в кроличью нору. Она ухватилась за край ограды и молча смотрела вниз, на равнину; сначала она онемела от ужаса, но Люк вовсе не пытался до нее дотронуться, и страх понемногу сменился недоумением.
В бледном свете луны почти так же внятно, как днем, распахнулась перед глазами даль и ширь, мерцали белые, серые, серебристые травы, колыхались, будто дышали тревожно. Вдруг вспыхивали искрами листья деревьев, стоило ветру повернуть их гладкой стороной кверху; а под купами деревьев таинственно зияли густые тени, точно разверзались провалы в преисподнюю. Запрокинув голову, Мэгги пробовала считать звезды, но куда там – словно мельчайшие росинки на исполинской кружащейся паутине, вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли огненные точки, все в том же ритме, вечном, как сам Бог. Они раскинулись над ней, словно сеть, прекрасные, невообразимо безмолвные, зоркие, проникающие прямо в душу, – так драгоценными камнями вспыхивают в луче фонаря глаза насекомых, в них не прочтешь ничего, они же видят все. Только и слышно, как шелестит в траве, в листве деревьев жаркий ветер, изредка что-то щелкнет в остывающем моторе «роллс-ройса» да где-то совсем близко жалуется на незваных гостей, что потревожили ее покой, сонная птица; только и пахнет душистым непередаваемым дыханием зарослей. Люк повернулся спиной к этой ночи, достал из кармана кисет, книжечку рисовой бумаги и собрался курить.
– Вы здесь и родились, Мэгенн? – спросил он, лениво растирая на ладони табак.
– Нет, в Новой Зеландии. А в Дрохеду мы переехали тринадцать лет назад.
Он ссыпал табак на бумажку, ловко свернул ее двумя пальцами, лизнул, заклеил, засунул поглубже концом спички в бумажную трубочку несколько торчащих волокон табака, чиркнул спичкой и закурил.
