Подобно тени - Чейз Джеймс Хэдли (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Мне было плевать. Она шла к столу, а я не мог оторвать взгляда от мягкого покачивания ее бедер и колыхания груди. В горле пересохло, и внезапно изобилие еды на столе показалось мне самой тошнотворной вещью, какую я когда-либо видел.
– Вы играете в шахматы, Митчелл?
Непостижимым образом ужин подошел к концу, и она скрылась на кухне, унеся с собой стопку грязной посуды. За все время она не произнесла ни слова.
Когда Зарек представлял нас друг другу, она смерила меня холодным взглядом и больше ни разу не взглянула в мою сторону.
Зарек, с аппетитом поглощающий цыпленка, не замечал ни ее демонстративной враждебности, ни моего потерянного вида. Он явно не тяготился молчанием, сосредоточившись на впихивании чудовищного количества снеди в тщедушное тельце.
Он даже не заметил, что я едва дотронулся до своей порции. Но единственное, в чем я сейчас нуждался, и нуждался страстно, – это в хорошей дозе виски. Не считая его жены, конечно.
Она появилась ненадолго, чтобы убрать со стола, когда Зарек кончил набивать брюхо, и вновь исчезла. Именно в этот момент Зарек и поинтересовался, играю ли я в шахматы.
– Не очень хорошо.
– А я люблю шахматы. Мы с отцом частенько играли, когда жили в Каире. Я пытался научить Риту, но безуспешно. Женские мозги не годятся для шахмат. Она сметливая и сообразительная, но совершенную красоту шахматных композиций ей не понять.
Из всей тирады мой мозг вычленил только имя – Рита.
– Ну, невозможно быть совершенным во всем.
– Сыграем партию? Так, чтобы поразмяться. Давненько не брал я в руки шахмат. – Он посмотрел на меня с надеждой.
– Не возражаю.
Он просиял, потирая маленькие смуглые ручки.
– В деревне немного развлечений после заката. И ничего лучше шахмат человечество не изобрело.
Будь она моей женой, я бы нашел чем заняться в деревне после заката. И ее не оставил бы в одиночестве на кухне дольше минуты.
Он поставил карточный столик у камина.
– Не хотела бы миссис Зарек посидеть с нами?
– Не волнуйтесь. Вы же знаете женщин, они вечно возятся на кухне. И потом, она рано ложится: любит почитать в постели. Всякий вздор, какой обычно читают женщины, вроде любовных романов. Она такая романтичная.
Он хихикнул, роясь в буфете.
«Но не с тобой, – подумал я раздраженно, – держу пари, с тобой она не очень-то романтична».
Шахматный набор, который он, раздувшись от самодовольства, выгрузил на столик, выглядел впечатляюще. Изящные шахматные фигуры из слоновой кости словно светились в пляшущих отблесках каминного огня.
– Красивые шахматы.
– Это великолепные шахматы.
Он протянул мне ферзя:
– Четырнадцатый век, работа Пизано. Отец нашел их в Италии и передал мне, чтобы я в свою очередь передал их своему сыну. Он очень категоричен в этом пункте, но что я могу поделать? У меня нет сына.
Он принялся расставлять на доске фигуры, его мохнатые брови сошлись у переносицы, придавая лицу угрюмое и обиженное выражение.
– «Не сейчас, подожди немного; может быть, в следующем году» – вот что она говорит, но какая мне радость от сына, если к тому времени я буду старой развалиной?
На негнущихся ногах я подошел к окну, раздвинул занавески и уставился в темноту, не желая, чтобы он заметил мое багровое от прилившей крови лицо. Реакция на его болтовню удивила меня самого: я едва не задыхался от злобы.
– Давайте приступим. Усаживайтесь поудобнее.
Услышав скрип двери, я обернулся. Она стояла в дверном проеме и пристально смотрела на Зарека. Ее подбородок был угрожающе приподнят, черты лица искажены гневом, она тяжело дышала, словно собираясь выплеснуть ярость, копившуюся долгие годы.
– Закончился уголь! Неужели я сама должна таскать уголь, когда в доме двое мужчин? – Ее голос был низким, хриплым и дрожал от бешенства.
Зарек нахмурился:
– Тебе не следует беспокоить меня, дорогая, когда я играю в шахматы.
– Я принесу, – выпалил я, бросившись ей навстречу.
Зарек уставился на меня, раскрыв рот, но я не обратил на него внимания.
– Если вы покажете, где он хранится, я отнесу его на кухню.
Она развернулась и, ни на кого не глядя, вышла из комнаты. Я поспешил за ней.
– Митчелл!
Я не остановился и не оглянулся. Сказать по правде, в этот момент я не остановился бы и под дулом пистолета.
Мы прошли в стылую неопрятную кухню, больше похожую на сарай. Вымытая посуда грудой лежала на столе, грязное кухонное полотенце валялось на полу возле раковины.
Она вытащила два порожних ведра для угля.
– Уже стемнело, пожалуй, я покажу вам дорогу.
– Я справлюсь. Просто объясните, где вы храните уголь.
Казалось, все происходит во сне: слова срывались с губ, но не значили ничего. Я понимал: еще немного – и я сожму ее в объятиях.
– И все же будет лучше, если я пойду с вами.
Она протиснулась мимо меня к двери черного хода, подняла щеколду, толкнула дверь и решительно шагнула вперед.
После слепящего света комнат темнота снаружи казалась непроницаемой. Я пробирался почти на ощупь, ориентируясь лишь на звук ее шагов, сердце колотилось, в висках пульсировала кровь.
Где-то впереди раздался скрежет отпираемого засова, потом щелчок выключателя, и ее темный силуэт качнулся на желтом фоне дверного проема.
– Вы найдете дорогу назад?
Жестяные ведра глухо звякнули, когда я поставил их на землю.
– Конечно.
Она повернулась, чтобы уйти, и с решимостью обреченного я схватил ее за запястье. Ни проблеска удивления не отразилось на ее лице; она посмотрела на меня все тем же пустым, отчужденным взглядом, молча высвободила руку и пошла прочь размеренной, неторопливой походкой, какой идут по сотни раз пройденному, набившему оскомину пути в очередной, ничем не примечательный раз.
Я сжал пальцы в кулак, пытаясь сохранить на них тепло ее плоти, вглядываясь в темноту, вслушиваясь в удаляющийся звук ее шагов, раздавленный безжалостной и безнадежной громадой того, что случилось со мной, ненавидя Зарека, себя и весь мир.
Не знаю, сколько я простоял так на светлом пятачке среди бездонного мрака ночи, упиваясь жалостью к себе, прежде чем поднял лопату, набросал в ведра угля и ощупью вернулся к дому.
Сквозь распахнутую дверь черного хода лился электрический свет, разбавляя белесой желтизной бархатную темноту двора.
Кухня была пуста.
Я поставил ведра у бойлера, ополоснул руки в раковине, двинулся было к выходу и замер, не веря своим глазам: на полке у двери стояла бутылка виски. Нескольких мгновений хватило, чтобы выдернуть пробку и прильнуть губами к узкому горлышку. Холодная жидкость обожгла горло и растеклась по пищеводу живительным теплом…
– Шах и мат.
Я отодвинул стул и изобразил улыбку:
– Что ж, я сам напросился. Как бы то ни было, спасибо за игру и простите за такое жалкое шоу.
– Ничего подобного, вы держались прекрасно. Я был весьма удивлен, когда вы начали с гамбита Стейница. «О, – подумал я, – это игрок!» Стейниц требует изощренной техники. Но затем – пуфф, ваши мысли улетели прочь, вы перестали думать над игрой, а в шахматах это недопустимо. На что вы отвлеклись, хей?
Интересно, как бы он отреагировал, если б узнал?
– Я был не в тонусе, вот и все; обычно я играю по правилам, но сегодня от этого бы не было толку.
Я украдкой взглянул на каминные часы: двадцать минут десятого.
– Полагаю, мне следует прогуляться вокруг дома.
– Прогуляться? Для чего вам это понадобилось?
– Я ваш телохранитель, не так ли? Хочу осмотреть местность, прежде чем отправиться на боковую.
– Думаете, и здесь меня подстерегает опасность? – Его черные глазки округлились.
– Понятия не имею. – Я зажег сигарету и бросил спичку в камин. – Не уверен, что вас вообще где-то подстерегает опасность, но, пока вы не убедились в обратном и пока я на вас работаю, не хочу рисковать.
Определенно моя речь пришлась ему по вкусу.
