Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века - Реньё Люсьен (версия книг .TXT) 📗
Макарий Александрийский, согласно Палладию, в молодости торговал лакомствами [62] — без сомнения, такими же сладостями, сушеными фруктами и разного рода пирожными и печеньем, которыми и по сей день торгуют на улицах Каира или Александрии. Это была несложная работа, но она могла приносить неплохой доход. Два брата, Паисий и Исайя, были сыновьями богатого купца, испанца по происхождению [63] [64]. Иоанн Никопольский выучился в молодости плотницкому ремеслу, а его брат был красильщиком [65]. Аполлоний был бывший торговец, Апеллес занимался кузнечным делом [66]. Среди отшельников были также и бывшие рабы [67]. Один из них последовал в пустыню за своим хозяином и стал его учеником [68].
Диоскор, перед тем как стать монахом, был переписчиком [69], Марк и некоторые другие — каллиграфами [70], а это предполагает определенный уровень образованности. Антоний также не был «неграмотным», как пишет о том Афанасий Александрийский, поскольку мог читать письма и даже составлять свои [71]. Авва Пимен не знал греческого языка, но это не было правилом для всех коптских монахов [72]. Иоанн Кассиан, например, сообщает об авве Иосифе, который очень хорошо знал греческий [73].
Бывшие язычники
В общинах Пахомия в Фиваиде было значительное число бывших язычников, принявших крещение в монастыре. Но было ли так в среде отшельников Нижнего Египта? Нам известно, что Макарий Великий на пути из Скита в Нитрию благодаря своей доброте обратил в христианство языческого жреца, который встретился ему на дороге: тот стал монахом, «а через него и много язычников стали христианами» [74]. Другой жрец решил вести монашескую жизнь, услышав о кротости и терпении одного инока [75]. Молодой фивянин, сын языческого жреца, принял монашество после того, как увидел среди сборища демонов одного, получившего пальмовую ветвь, чтобы увлечь к сладострастию инока, которого он тщетно искушал уже сорок лет [76]. Но поскольку христианство еще во второй половине III века получило широкое распространение в Египте, можно предположить, что большинство монахов были христианами еще до того, как уйти в пустыню. Так было в случае с Антонием Великим, который родился в христианской семье и был воспитан как христианин [77]. Палладий говорит о монахах Келлий, что они, «рожденные у родителей–христиан, принадлежали Богу с самого раннего детства» [78]. Но Макарий Александрийский был крещен в возрасте сорока лет [79], значит, его решение стать монахом должно совпадать с его обращением и крещением в 333 году.
Бывшие разбойники
Несколько известных разбойников стали впоследствии не менее знаменитыми монахами. Нам известна история Патермуфия, главаря банды и расхитителя гробниц, который своими преступлениями снискал себе широкую известность. Как?то ночью он напал на жилище одной девы, посвятившей себя Богу. Поднявшись на крышу, Патермуфий задремал и увидел во сне «какого?то царя, который предлагал ему перейти от греха к добродетели» и поступить к нему на службу. Когда грабитель проснулся, он увидел возле себя деву, которая спросила его, что он здесь делает. Она показала Патермуфию путь к церкви, где священники научили его нескольким стихам из псалма, после чего он ушел в пустыню. Три дня спустя он вернулся, принял крещение и снова ушел в то же уединенное место, где вскоре вокруг него собралось много учеников [80]. Еще более знаменитым стал в Скиту Моисей Эфиоп [81], который провел несколько лет на службе у одного чиновника, но был изгнан за разврат и разбой. Став главарем шайки, он прославился среди других своей порочностью и жестокостью. Рассказав нам об одном из его «геройств», Палладий добавляет, что однажды вечером Моисей подвигся к раскаянию. А Иоанн Кассиан уточняет, что его преследовали за убийство [82]. Моисей стал монахом, и, как рассказывают, однажды четыре разбойника, не зная, с кем они имеют дело, залезли к нему в келью. Он связал их, взвалил на спину и отнес в церковь, предоставив священнику решать их судьбу. Когда разбойники поняли, что напали на знаменитого Моисея, они также отреклись от мира [83]. Мы знаем и другого убийцу, который стал монахом в Скиту: это был пастух по имени Аполлон. Он вспорол живот своей беременной жене всего лишь затем, «чтобы посмотреть, каким образом ребенок лежит во чреве». Мучаясь угрызениями совести, он исповедался в своем грехе старцам Скита. И прожил сорок лет, не переставая молиться. Аполлон решил провести остаток жизни, не занимаясь более ничем иным [84].
Однако эти показательные примеры покаяния не должны приводить нас к мысли, что большинство Отцов пустыни отмаливали тяжелые грехи своего прошлого. В «Истории монахов» упоминаются другой Аполлон, который ушел в пустыню в возрасте четырнадцати лет, и Эллий, который с детства сурово подвизался [85]. Можно с большой долей уверенности предположить, что авва Пимен и шесть его братьев вели благочестивую жизнь до того, как прийти в Скит, совсем как Макарий, который в пустыне упрекал себя за мелкий проступок, совершенный в молодости: пася телят вместе с другими мальчишками, он подобрал и съел фигу, украденную его товарищами [86]. Апофтегмы рассказывают нам и о некоем старце, который ушел из мира «еще девственником, понятия не имевшим о существовании блуда», а также о другом монахе, который пришел в Скит вместе с отцом, будучи совсем молодым, не зная о существовании женского пола до того дня, когда бес показал ему во сне женщину [87].
Монахи из других областей
Наряду с египтянами Дельты и фивянами Нильской долины в пустынях Нижнего Египта подвизались монахи из других мест. Число их сложно установить с точностью, но, как кажется, они составляли здесь жалкое меньшинство. Мы не говорим, конечно, о тех многочисленных паломниках, которые приходили сюда, желая некоторое время подвизаться подле Отцов пустыни и получить от них духовное наставление, мы ведем речь о тех, кто решил надолго обосноваться в Нитрии, Келлиях или Скиту. Самыми знаменитыми из них были Евагрий и Арсений, но известны и другие, например, двое молодых юношей, принятых Макарием в Скиту и основавших монастырь эль–Барамус [88]. Легенда делает их Максимом и Домецием, сыновьями императора Валентиниана [89], но не следует все же нарушать покров тайны, окружающий в апофтегмах две эти светлые фигуры, коим было предопределено преждевременно скончаться по прошествии всего лишь трех лет их пребывания в пустыне.
62
Лавсаик, 17, 1. (По другим данным, содержащимся в коптском Житии Макария Александрийского, он происходил из актеров–мимов. — А. В.)
63
Лавсаик, 14, 1. (О происхождении Паисия и Исайи см.: Palladio. La Storia Lausaica / Introduzione di Christine Mohrmann, testo critico e commento a cura di G. J. M. Bartelink, traduzione di Marino Barchiesi. Roma, 1974. P. 329, n. 2. — A. B.)
64
Здесь Люсьен Реньё допускает серьезную неточность: в тексте про Паисия и Исайю говорится, что они были сыновья купца- $1спанодрома» (spanodromos). Это слово означало не испанца по происхождению, а купца (вероятно, александрийского), который вел торговлю на испанском направлении. Возможно, оно стало его прозвищем.
65
Лавсаик, 35, 1.
66
См.: Там же; История монахов, 13, 1.
67
N 53.
68
N 540.
69
Ch 252, Ch 256.
70
A 526, N 375, N 517, N 520.
71
Житие Антония, гл. 1.
72
A 757 (=Пимен, 182. Достопамятные сказания. С. 158).
73
Иоанн Кассиан. Собеседования, гл. 16, 1.
74
А 492 (=Макарий Египетский, 38. Достопамятные сказания. С. 112).
75
N 77.
76
N 191.
77
Житие Антония, гл. 1.
78
Pallade. Dialogue sur la vie de Jean Chrysos tome, 17 (Sources Chretiennes 341. P. 331).
79
Лавсаик, 18, 28.
80
Там же, 10, 3–8.
81
Называемый также Моисеем Скитским, по–славянски — Моисей Мурин. Именно его захотел видеть высокий чиновник из Египта, о чем отец Люсьен пишет в самом начале своего введения.
82
Там же, 19, 1–4; Иоанн Кассиан. Собеседования, гл. 3, 5 (в русском переводе «Собеседований» есть нюанс — Моисей «притек в монастырь, гонимый страхом смерти за человекоубийство». — А. В.).
83
Лавсаик, 19, 4.
84
А 130 (=Аполлон, 2. Достопамятные сказания. С. 42).
85
История монахов, 8, 3; История монахов, 12, 1.
86
А 490 (=Макарий Египетский, 36. Достопамятные сказания. С. 111).
87
N 426; N 171.
88
А 486 (=Макарий Египетский, 32. Достопамятные сказания. С. 109–111). (Возможно, юноши пришли из Рима, на что предположительно указывает этимология слова «Барамус». — А. В.)
89
Evelyn White H. G. The Monasteries of Nitria and Scetis. N. Y., 1932. P. 102–103.