Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна (читать книги txt) 📗
— Хорошо, — произнесла она и налила еще кофе. — А теперь у вас впереди вся ночь, чтобы выслушать мой рассказ.
Громкий раскат грома раздался над головой, как удар богов, означающий конец любому спору.
В течение следующего часа братья Д’Анджели слушали. Это на самом деле оказалась удивительная история. Стефано был загипнотизирован ее голосом и словами. Витторио, несмотря ни на что, был также увлечен.
— Вы, вероятно, знаете меня как Коломбу, — начала она, — но меня зовут Пьетра Манзи, и я родилась в квартале Спакка в Неаполе. — Ее голос по-прежнему был спокоен, когда она подробно рассказывала историю гибели всей своей семьи за десять лет до конца девятнадцатого века. — Холера. Умерли десятки тысяч. Сначала она забрала моих сестер, трех маленьких девочек, потом мать. А через неделю отца.
Она остановилась, минуту глубоко дыша.
— Потом Агостино Депретис, итальянский премьер в те ужасные дни, заявил: «Неаполь должен быть выпотрошен». Понимаете, чтобы избежать еще одного бедствия, он решил стереть с лица земли лачуги. Совершенно не думая о другом несчастье, выбрасывая людей на улицу, которым некуда было пойти. Спакка была уничтожена. Ничего не осталось, ни стены, ни окна. Мне было тринадцать.
Она рассказала, как жила с теткой, овдовевшей после болезни мужа, пока ее не взял к себе лавочник бесплатной прислугой.
— Остальное — очень старая история, сказка, которую вы слышали сотню раз. Маленькая Золушка, извлеченная из золы прекрасным принцем, — хоть он и не был принцем и я не вышла за него замуж.
Витторио грубо рассмеялся.
— Неудивительно.
Она не обратила на него внимания.
— Видите, моя жизнь вовсе не была сказкой. В ней не было никакого волшебства. Что я имею, я заработала. Мои желания исполнились, я достигла всего, чего хочет любая женщина — богатства, любви, положения, власти.
— Вы называете это властью? — спросил Витторио. — Погрязнуть в похоти, переходить от одного к другому, продавая себя более щедрому покупателю.
Глядя на брата, Стефано со сжатыми кулаками наполовину приподнялся со своего места.
— Я приношу извинения, синьора, за грубость моего брата.
— В этом нет необходимости. Я знаю, что он из себя представляет. Я знаю, каковы вы оба. — Она закрыла глаза и впервые показалась старой, словно своей жизненной силой не подпускала к себе годы. — Когда мне было за тридцать, я приняла решение. Самое обыкновенное решение, которое должны принимать миллионы женщин. Я решила завести ребенка. — Легкий смех смягчил ее голос, а когда она открыла глаза, в них, казалось, мелькали озорные огоньки. — Мне говорили, что это самое сильное переживание, которое доступно женщине, а я никогда не пропускала ни одного нового впечатления.
Сейчас она полностью овладела их вниманием. Они не пропускали ни одного ее слова.
— В то время у меня не было любовника. Не фыркай, Витторио. Это случалось часто. Я была очень разборчива и всегда верна человеку, с которым находилась в связи. Но в тот момент не было никого. Разумеется, для моего плана мужчина был необходим. Поэтому я с нетерпением ждала момента, когда он появится.
Она нашла его в господине, который подошел к ней однажды вечером в опере.
— Внушительная фигура, как физически, так и в смысле общественного положения, во многих отношениях впечатляющий человек. Он был довольно хорошо известен, но его отличала дерзкая надменность и он не боялся поступать по-своему и бывать на публике вместе со мной. Я приняла его предложение пообедать и решила, что он прекрасно подойдет.
Как и во всем остальном, план Коломбы почти сразу же осуществился, хотя она призналась, что беременность принесла ей хлопоты и роды оказались трудными.
— Отнюдь не то восхитительное ощущение, которое я ожидала пережить, — сухо заметила она. Но ребенок, желанный крошечный мальчик с крепкими ножками, стал радостью в ее жизни.
— Через четыре года я вновь забеременела — на этот раз не по плану. Отцом был другой любовник, человек, который по-настоящему овладел моим сердцем. Он тоже был важной персоной — и женат на бесплодной женщине, которую церковь запретила ему покинуть. Тем не менее мы оба были счастливы, когда я забеременела, и уверены, что у нас будет великолепный ребенок. Так оно и вышло…
В этом месте своего рассказа Коломба откинулась назад в кресле, маска боли исказила лицо, когда воспоминания охватили ее.
— Я любила своих сыновей почти что безрассудно, зная, что мне придется отказаться от них. Мой мир не годился для их воспитания. Я понимала, что клеймо будет и на них. У них будет возможность вести приличную, достойную жизнь. Расстаться с ними — все равно что отрезать себе руку, но я знала, что так будет лучше.
Вскоре после рождения второго сына Коломба отослала детей.
— У меня был очень близкий друг, адвокат в Милане. Я договорилась с ним, что он возьмет моих сыновей к себе и воспитает их. Мы решили, что разумнее будет дать им другую фамилию, — продолжала она. — Моя слишком хорошо известна. Я всегда думала, что мои дети были драгоценным даром ангелов. Поэтому назвала их Д’Анджели — Витторио и Стефано Д’Анджели.
Только тогда она посмотрела прямо на них, на каждого по очереди, с вызовом и мольбой одновременно.
Оба сидели пораженные, но по разным причинам. У Стефано было чувство, словно он получил ключи от рая. У него есть мать, живая, прекрасная, как он всегда представлял — даже лучше женщины его грез, поскольку у нее были смелость, душа и волшебство.
Витторио был подавлен.
— Ложь! — закричал он, вскакивая с кресла. — Мои родители были убиты…
— Бомбой анархиста? — спросила она. — Эту историю придумали мы с Карло, чтобы избавить его и вас от стыда.
Однако он отказывался сдаваться.
— Нет! Вы моя мать? Это чудовищно, — продолжал он, приняв бойцовую позу. — Вы превратили меня в незаконнорожденного, незаконнорожденного сына шлюхи. — Он двинулся вперед, его пальцы были в движении, словно собирались дотянуться до нее и задушить.
Стефано вскочил, чтобы встать между Витторио и… их матерью.
— Предупреждаю тебя, Витторио, никогда не говори с ней таким тоном!
— Сядьте оба. — Она не прикрикнула на них, но ее голос пресек их гнев — голос матери, уверенной в повиновении своих детей. — Я не позволю вам ругаться в моем доме.
Они медленно опустились в кресла, хотя Стефано не спускал с брата обеспокоенного взгляда. Нет. Своего единоутробного брата, дошло до него. Это многое объясняет.
Витторио, опустив плечи, смотрел в пол.
— Ты очень похож на своего отца, — обратилась к нему Коломба. — Он тоже не был бы доволен, расскажи я ему о тебе.
Витторио резко взглянул на нее.
— Он не знает…
Коломба не дала ему возможности докопаться до сути и повернулась к Стефано.
— Ты тоже очень похож на отца. Он был выдающимся человеком, возможно, гением. Ты бы гордился им. — Они обменялись улыбками.
— А я гордился бы? — потребовал Витторио.
— О да, ты бы гордился своим отцом, Витторио, а он тобой. — В ее голосе прозвучала ирония, но он, казалось, не заметил ее.
Стефано смотрел на прекрасную женщину с добрыми глазами, сверкающую в свете свечей. Час назад — возможно ли это? Только час назад Коломба была для него легендой. Теперь…
Он мысленно произносил слово «мама», пытаясь осмыслить его. Он подумал, кем бы он стал, если б у него была возможность вырасти рядом с ней.
— Если это откроется, — пробормотал почти про себя Витторио, медленно покачав головой. — Я обещал посвятить себя новой Италии, где таким, как вы, нет места.
— И вам это почти удалось, — закончила она. — Вот поэтому ваше присутствие здесь сегодня необходимо.
— Я сделаю все, чтобы помочь вам, синьора, — начал Стефано, потом умолк и с мольбой в глазах посмотрел на нее. — А можно я буду называть вас мамой?
— Мне бы хотелось, чтобы ты знал, как давно я мечтаю услышать это слово от тебя, от вас обоих. Я никогда не думала, что такое случится. Видите ли, я не собиралась рассказывать вам о себе. Ни сейчас, никогда вообще. Но твои друзья в черных рубашках, Витторио, вынудили меня пойти на это, — продолжала она с горечью в голосе. — Как ты сказал, я идеальный образец «декадентства», которому нет места в современном фашистском государстве. Недавно я узнала, что меня могут в скором времени арестовать за сотрудничество с антифашистами. Один из моих близких друзей отдал свое огромное состояние на борьбу с Муссолини. К тому же он еврей. А у тебя, Витторио, особый повод знать о все возрастающем суровом антисемитизме нашего Бенито. — Она печально улыбнулась, глядя на свои руки. — Дуче готов вальсировать с немецким фюрером.
