Девушка по имени Судьба - Гланк Гуиллермо (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
— Приезжайте следом, — распорядилась Энкарнасьон. — Нам с папой неудобно опаздывать.
Едва родители уехали, Виктория мигом переоделась и стала торопить толстуху Домингу. Как только старушка с удобством расположилась на сиденье кареты, Виктория скомандовала кучеру:
— В парк! — и, поглядев на изумленное лицо Доминги, объяснила: — Нам просто необходимо подышать хоть немножко воздухом, ведь в доме Асунсьон будет так душно!
Глава 6
Безоблачная любовь Гонсало омрачилась ядом ревности. Он зашел за Марией в больницу и внезапно увидел молодого офицера. Затем поймал взгляд, которым тот провожал его невесту, и вспыхнул. Таким взглядом имел право смотреть на нее только он, Гонсало.
Марию Гонсало не упрекал, она была кротким безмятежным ребенком. Он не сомневался, что душа в женщине просыпается вместе с телом, и с нетерпением ждал дня, когда станет мужем Марии и разбудит эту спящую красавицу. А она посмотрит на него томным и страстным взглядом. И тогда между ними пробежит тот ток, что заставит ее отзываться на каждое его прикосновение, вздрагивать, даже находясь в другом конце комнаты…
Работа Марии в больнице не нравилась Гонсало с самого начала. А когда он понял, что молодые солдаты вдобавок пялят на нее глаза!.. Гонсало быстро принимал решения. Земля нужна ему для разработки соляных копей. Марии пора подумать об их будущем доме. Короче, он отправился в таверну, шикнул на Маргариту, которая было вздумала его упрекнуть за то, что он давно не был, и вызвал Бенито.
Бенито был из тех на все готовых молодчиков, которые всегда говорили ему: «Сделаем, хозяин», «Ребята постараются, хозяин!» «Не извольте беспокоиться, хозяин». И потом получал увесистый кошелек.
Мужчины пропустили по стаканчику, о чем-то пошептались, и дело было слажено.
На вечере у Асунсьон все невольно отметили любовь, преобразившую лица Марии и Гонсало. Оба они были погружены в себя, лишь изредка поглядывая друг на друга, но по губам их бродила та таинственная и счастливая улыбка, что говорит о переполненном счастливыми надеждами сердце. Они словно бы даже не торопились приблизиться друг к другу, чтобы волнующее их чувство не перелилось через край.
И, с невольной улыбкой наблюдая за ними, пожилые вспоминали себя, когда тоже были влюбленными и поднимали бокалы за счастье молодых.
В доме Асунсьон звучала музыка, звенели бокалы, танцевали пары, молодые и старые, а Виктория — бедная Виктория, — стояла, прижавшись в уголке темной конюшни. Она обняла себя руками, глотая слезы и стараясь унять боль, от которой ей хотелось кричать. Перед глазами ее стояла зеленая лужайка парка и генерал ее мечты, который шел, позабыв обо всем на свете, шел навстречу Марии, а сестра как замороженная торопилась к нему. Виктория могла понять своего прекрасного принца — Мария была чудо как хороша, и Виктория любила ее так же нежно и преданно, как и он. Она его понимала. Но от этого ей было не менее больно. Сердце Виктории разрывалось, и она не могла скрыть свою боль. Марии она объяснила, что плакала, поскольку увидела своего героя с женой. Мать же решила, что Виктория расстраивается из-за испорченного платья, и принялась ее утешать. Но Викторий были невыносимы любые слова, и она сбежала, чтобы отсидеться, спрятаться, свыкнуться со своей болью в темном уголке.
Вдруг в глубине конюшни кто-то шевельнулся,
Виктория подхватила вилы.
— Кто здесь? — грозно спросила она. — Разбойник, грабитель, выходи!
— Я и вправду грабитель, — отозвался мягкий и приятный мужской голос. — И могу поделиться с вами своей добычей.
Виктория онемела от неожиданности, но в круг света, который распространял вокруг себя фонарь, вышел молодой человек неброской, но приятной наружности.
— Меня зовут Адальберто, — представился он, — я — художник и больше всего на свете обожаю сладкие пирожки. Я украл их целую корзинку, чтобы спокойно полакомиться. Угощайтесь!
И Виктория с невольной улыбкой взяла пирожок.
С четверть часа они болтали, и, возможно, болтали бы и дальше, если бы не раздались истошные крики:
— Пожар! В больнице пожар!
Все гости Асунсьон кинулись к окнам. Доктор Падин, который тоже был среди гостей, заторопился к коляске.
— Я тоже еду! — воскликнула Мария.
Отец с матерью попытались ее удержать, но потом дали разрешение. Однако Гонсало не оказалось возле Марии. Не было рядом и Виктории. По улицам спешили люди, торопясь на пожар. Мария металась среди скачущих всадников, прося взять и ее. Вдруг сильные руки подхватили ее и посадили на лошадь.
— Держись! — сказал ей Энрике. — Мы быстро домчимся!
Так же быстро домчались к месту пожара и Адальберто с Викторией.
Многие годы спустя вспоминала эту ночь Мария. Тогда она была счастлива: женщины и старики по цепочке передавали ведра с водой, мужчины вытаскивали из-под рушащейся крыши больных и раненых. Все были в ссадинах, ушибах, кто-то терял сознание от дыма, но рассвет встретили все. Все были живы, все послужили великому делу жизни.
Гонсало сообразил, что и он не может остаться в стороне. И тоже прискакал на пожар, правда, поздновато. Зато предложил свободный барак для уцелевших больных, и доктор Падин принял его помощь с благодарностью, потому что дом Асунсьон, которая тут же распахнула для больных свои двери, был уже переполнен.
Прибежала на пожар и Маргарита. И видела, как самозабвенно трудилась Мария Оласабль.
— У невесты Гонсало есть не только красота, но и сердце, — сказала она себе, но это открытие не сделало ее счастливее.
Мария с Викторией вернулись домой только утром, в разорванных платьях, перепачканные сажей, но живые и невредимые. Мария была полна решимости немедленно поговорить с отцом и матерью. Она приготовилась бороться за свое счастье, почувствовав в себе могучую силу — еще бы! — они трудились все вместе, рядом с ней был Энрике, и все вместе они победили смерть!
Мать она нашла лежащей в кровати. По дороге домой Энкарнасьон стало так плохо, что пришлось немедленно вызвать доктора. Тот сказал, что у нее болезнь сердца, увы, неизлечимая, и Энкарнасьон поняла: дни ее сочтены.
С доктором она говорила наедине и попросила об одном — не сообщать диагноз ни мужу, ни дочерям.
— Иначе дом, о счастье которого я пекусь дни и ночи, превратится в склеп. Понимаете, доктор? Мои близкие будут горевать, ходить на цыпочках, хоронить меня раньше времени. Я готова принять свою судьбу, но среди веселья, среди улыбающихся лиц моих дочерей.
Теперь Энкарнасьон радовалась, глядя в счастливые глаза Марии, которая припала к ее постели и снизу вверх смотрела да мать.
— Тебе плохо, мамочка? — спрашивала она с беспокойством.
— Нет, доченька, я очень скоро поправлюсь, — отвечала с улыбкой Энкарнасьон. — Сердце уже не молодое, оно устает, но доктор сказал, что ничего страшного.
— А ты знаешь, мамочка, я полюбила, — вдруг выпалила Мария. Она была так счастлива, что не могла не сказать этого, признание так и рвалось с ее уст.
— Знаю, доченька, и счастлива не меньше тебя. Счастлива тем, что к тебе пришла любовь, что ты, наконец, полюбила Гонсало. Я теперь и поправлюсь гораздо быстрее, зная, что к моей Марии пришла любовь.
Энкарнасьон говорила, и глаза ее светились такой радостью, что решимость Марии растаяла, слова признания застыли на ее губах. В больнице она видела разных больных и знала, как опасны болезни сердца. В лице матери она впервые различила ту одутловатость, которая говорит о далеко зашедшей болезни. Мария знала, что волнения для людей с больным сердцем смертельны, и не решилась разбивать иллюзию счастливой Энкарнасьон.
— Отдыхай, мамочка, — нежно поцеловав ее, сказала она.
Ей нужно было говорить не с матерью, а с отцом, и Мария приготовилась к непростому разговору.
Увы! Готовность ее оказалась порывом. Увидев отца, его озабоченность болезнью матери, Мария кинулась к нему с желанием утешить его, а не огорчить. Лицо Мануэля посветлело.
