Женщины Цезаря - Маккалоу Колин (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
За несколько метров до дома Силана оба раба бросились к двери, забарабанили в нее и исчезли, как только она открылась. Так что к тому моменту, как Сервилия и ее сын вошли в дом, атрий был пуст. Домашние уже знали, что Сервилия скрипит зубами. Поэтому хозяйку не предупредили о том, кто ждет ее в гостиной. Она влетела в комнаты, меча громы и молнии по поводу невезения Брута в отношении золота Толозы, — и ее гневный взор упал не на кого-нибудь, а на ее сводного братца Марка Порция Катона! Горячо любимый Брутом дядя Катон!
У него появилась новая причуда: он не носил под тогой туники, потому что в первые дни Республики граждане одевались именно так. И если бы взгляд Сервилии не был замутнен ненавистью к нему, она должна была бы признать, что эта поразительная и экстравагантная мода (в которой никто не мог с ним соперничать) ему шла. Двадцатипятилетний мужчина в расцвете сил, здоровый и хорошо сложенный, он жил строго и экономно, как рядовой солдат во время войны со Спартаком. Катон не ел жирного, пил только воду. Короткие вьющиеся волосы, каштановые с красноватым оттенком; большие светло-серые глаза; гладкая загорелая кожа — привлекательный человек. Он очень выигрывал, обнажая всю правую сторону своего тела, от плеча до бедра. Любой мог любоваться его хорошо развитыми грудными мышцами и плоским животом. Открытая правая рука также демонстрировала мускулы. Голова на очень длинной шее была красивой формы, а рот мог просто свести с ума. Если бы не его жутко большой нос, Катон мог бы соперничать с Цезарем, Меммием или Катилиной. Но нос — огромный, тонкий, острый, крючковатый — уничтожал все. Как будто он жил отдельно от лица, как говорили люди.
— Я уже собирался уходить, — заговорил Катон громким, резким, немузыкальным голосом.
— Жаль, что не ушел, — отозвалась Сервилия сквозь зубы (без скрежета, хотя ей хотелось скрипнуть).
— Где Марк Юний? Мне сказали, что ты брала его с собой.
— Брут! Зови его Брут, как все остальные!
— Я не одобряю перемен, которые последнее десятилетие внесло в наши имена, — произнес он еще громче. — Человек может иметь одно, два или даже три прозвища, но традиция требует, чтобы его называли по родовому имени.
— А я очень рада этим переменам, Катон! — ответила Сервилия, выделяя голосом прозвище. — Что касается Брута, ты не можешь его увидеть.
— Ты думаешь, что я отступлю! — задиристо продолжал он. — Но я никогда не отступлю, Сервилия. Пока я жив, я ни от чего не отступлю. Твой сын — мой кровный племянник, а в его окружении нет ни одного мужчины. Нравится это тебе или нет, но я намерен выполнить свой долг по отношению к нему.
— Pater familias — его отчим, а не ты.
Катон засмеялся. Этот смех был похож на пронзительное ржание.
— Децим Юний — бедный простофиля, которого постоянно тошнит. Он способен воспитать твоего сына не больше, чем умирающая утка.
Хотя Катон обладал чрезвычайно толстой шкурой, Сервилия знала каждую из мельчайших трещин в ней. Например, Эмилия Лепида. Как Катон любил ее, когда ему было восемнадцать лет! Но Эмилия Лепида лишь использовала его, чтобы заставить Метелла Сципиона ревновать и вернуться к ней.
И Сервилия вдруг сказала:
— А я сегодня у Аврелии видела Эмилию Лепиду. Как она хороша! Настоящая маленькая женщина и мать. Она говорит, что никогда еще так не любила Метелла Сципиона.
Стрела явно попала в цель. Катон побледнел.
— Она использовала меня как наживку, чтобы вернуть его, — ответил он с горечью. — Типичная женщина — хитрая, лживая, беспринципная.
— Надеюсь, такого же мнения ты и о своей жене? — осведомилась Сервилия, широко улыбаясь.
— Атилия — моя супруга. Если бы Эмилия Лепида сдержала слово и вышла за меня, она вскоре поняла бы, что я не терплю женских хитростей. Атилия делает то, что ей говорят, и ведет примерный образ жизни. Я приемлю лишь идеальное поведение.
— Бедная Атилия! Ты приказал бы ее убить, если бы почувствовал от нее запах вина? Двенадцать таблиц позволяют тебе сделать это, а ты у нас ярый приверженец древних законов.
— Я — верный сторонник старых порядков, обычаев и традиций mos maiorum Рима! — выпалил он, шевельнув ноздрями, так что они стали похожи на пузыри, вздувшиеся с обеих сторон носа. — Мой сын, моя дочь, она и я — мы все едим пищу, приготовленную Атилией; мы живем в комнатах, за порядком в которых она следит сама, и носим одежду, которую моя жена шьет из сотканной ею ткани.
— Так вот почему ты такой голый! Наверное, она большая труженица!
— Атилия ведет примерный образ жизни, — повторил Катон. — Я никогда не допущу, чтобы детей отдавали под присмотр слуг или нянек, поэтому Атилия лично отвечает за трехлетнюю дочь и годовалого сына.
— Я же сказала, что она трудяга. Ты ведь можешь позволить себе иметь много слуг, Катон, и она знает это. Вместо этого ты зажал свой кошелек и сделал из жены служанку. Она не поблагодарит тебя за это. — Тяжелые белые веки приподнялись, Сервилия с иронией оглядела сводного брата с головы до ног. — Настанет трудный для тебя день, Катон. Когда-нибудь ты можешь прийти домой слишком рано и обнаружить, что твоя жена ищет утешения у кого-то другого. И кто упрекнет ее за это? Тебе так пойдут рога!
Но на сей раз укол прошел мимо цели. У Катона был самодовольный вид.
— О, об этом не может быть и речи, — уверенно сказал он. — Сейчас, когда цены так взвинчены, я не могу платить за раба дороже, чем стоил самый дорогой прислужник во времена моего прадеда, но уверяю тебя: я выбираю людей, которые меня боятся. Я скрупулезно справедлив. Ни один мой слуга, оправдывающий заплаченную за него сумму, не страдает! Но при этом каждый слуга принадлежит лично мне, и любой раб моего дома знает это.
— Полная идиллия в домашнем хозяйстве, — улыбнулась Сервилия. — Не забыть бы рассказать Эмилии Лепиде, как много она потеряла. — Она с недовольным видом двинула плечом. — Уходи, Катон, пожалуйста! Ты получишь Брута только через мой труп. У нас разные отцы — и я благодарю богов за эту милость! — но характеры одинаково твердые. И я, Катон, намного умнее тебя. — Она издала звук, похожий на мурлыканье кошки. — Вообще я намного умнее любого из моих сводных братьев.
Этот третий удар пронзил его до глубины души. Катон весь напрягся. Его красивые руки сжались в кулаки.
— Я могу вынести твою злобу, когда она направлена на меня, Сервилия, но только не в тех случаях, когда твоя цель — Цепион! — рявкнул он. — Это незаслуженное оскорбление! Цепион — твой родной брат! Я бы очень хотел, чтобы он был моим родным братом! Я люблю его больше, чем кого-либо в мире! И я не стерплю такого оскорбления, особенно от тебя!
— Посмотри на себя в зеркало, Катон. Все в Риме знают правду.
— Наша мать была из Рутилиев — Цепион унаследовал свой цвет от этой ветви семьи!
— Чушь! У Рутилиев светло-рыжие волосы. И нос совсем не такой, как у Катона Салониана. — Сервилия презрительно фыркнула. — Подобное льнет к подобному, Катон. С самого твоего рождения Цепион отдал тебе всего себя. Вы — горошек из одного стручка. Всю свою жизнь вы оставались закадычными друзьями. Не расстаетесь, никогда не ссоритесь. Нет, Цепион — твой родной брат, а не мой!
Катон поднялся.
— Ты злая женщина, Сервилия.
Она нарочито зевнула.
— Ты проиграл, Катон. Прощай, и скатертью дорога.
Выходя из комнаты, он все-таки произнес свое последнее слово:
— В конце концов победа будет за мной! Я всегда побеждаю!
— Только через мой труп ты победишь! Но ты умрешь прежде меня.
После этого ей предстояло поговорить еще с одним мужчиной ее жизни — с мужем, Децимом Юнием Силаном. Катон верно охарактеризовал его — простофиля. Неизвестно, что было у него с желудком, но его мучила склонность к рвоте. Застенчивый, покорный, бесхарактерный человек. Все его прелести, думала Сервилия, глядя, как он чахнет над обедом, — снаружи. У него красивое лицо, а за изящным фасадом — пустота. Вот уж чего не скажешь о другом красивом лице, которое принадлежит Гаю Юлию Цезарю. «Цезарь… Я очарована им. Там, в доме Аврелии, на какой-то момент я вообразила, что и он обратил на меня внимание, но потом я распустила язык и оскорбила его. Почему я забыла, что он из Юлиев? Даже патрицианка из рода Сервилиев не может управлять жизнью и делами кого-то из Юлиев…»
