Шагги Бейн - Стюарт Дуглас (книги читать бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
– Хорошо сказанул, – ответила Нэн с язвительной улыбкой. – Почему бы тебе не обнять себя за жопу, да покрепче, от моего имени.
Агнес натянула бархатное платье на плечи. Она стояла неподвижно, прижав ладони к юбке. Женщины облачились в тяжелые пальто, вежливо покивали ей, неловко протиснулись мимо Шага, который по-прежнему стоял в дверях. Они все опускали глаза, а Агнес видела, как Шаг улыбается в усы каждой проходящей мимо женщине. Он отошел в сторону, только когда к нему приблизилась громада Нэн.
Шаг понемногу терял былую привлекательность, но все еще мог производить впечатление, притягивать к себе. В его взгляде была какая-то откровенность, которая странные штуки вытворяла с Агнес. Она как-то раз сказала матери, что, когда познакомилась с Шагом, у того так сверкали глаза, что она тут же разделась бы, если бы он попросил. Потом она сказала, что он просил об этом, и не раз. Уверенность, вот чем он брал, объясняла она, потому что писаным красавцем он не был, и его тщеславие было бы отвратительным у человека менее обаятельного. У Шага был талант продать вам свое тщеславие так, будто вы об этом мечтали всю жизнь. Говорил он на глазговский манер – быстро.
Он стоял там в отглаженном костюме, с узким галстучком, держа в руке кожаный таксистский пояс, и холодным взглядом рассматривал уходящих женщин, как гуртовщик на аукционе скота. Она всегда знала, что Шаг ценит самое высокое и самое низкое; в большинстве женщин он видел приключение. Было что-то в его умении опускать красивых женщин, это давалось ему легко, потому что он никогда их не боялся. Он умел их смешить, заставлял их краснеть и испытывать благодарность к нему за то, что позволяет быть рядом с ним. Он обладал терпением и обаянием, которые давали простушкам уверенность: в такие моменты они себя чувствовали красивейшими из женщин, носивших туфли без каблуков.
Теперь она знала, что он эгоистичное животное на грязный сексуальный лад, и это возбуждало Агнес вопреки голосу ее природы. Это проявлялось в том, как он ест, как набивает пищей рот, слизывает подливку с пальцев, ничуть не заботясь о том, что о нем могут подумать. Это проявилось и в том, как он пожирал глазами уходивших женщин. В последнее время это случалось слишком уж часто.
Она ушла к Шагу от первого мужа. Первый формально был католиком, его благочестия хватало, чтобы районная община принимала его, но предан он был только ей, своей жене. Он был не чета красоте Агнес, а оттого посторонние мужчины питали надежды на ее счет, а женщины посматривали на его пах и гадали, что же они потеряли с женитьбой Брендана Макгоуэна. Но терять там было нечего – простоватый, работящий человек почти без воображения, он прекрасно понимал, как ему повезло жениться на Агнес, и потому ее просто боготворил. Если другие мужчины ходили в паб, то он каждую неделю приносил в дом свое жалованье в запечатанном крафтовом конверте и отдавал ей без всяких разговоров. Она никогда не уважала эту его щедрость. А содержимого конверта всегда ей не хватало.
Большой Шаг Бейн казался таким блестящим в сравнении с католиком. Он страдал тщеславием ровно на столько, насколько это позволяется только протестантам, был подозрительным при своем малом достатке, розовомордым от обжорства и расточительства.
Лиззи всегда это знала. Когда Агнес только появилась на пороге с двумя своими старшими и протестантом-таксистом, у нее мгновенно появилось желание захлопнуть перед его носом дверь, но Вулли не позволил бы ей этого. В том, что касалось Агнес, Вулли был оптимистом, а Лиззи называла его слепцом. Когда Шаг и Агнес поженились наконец, ни Вулли, ни Лиззи не пошли с ними в регистрационный отдел. Они сказали, что людям разных исповеданий нельзя жениться, и вообще нельзя сочетаться нецерковным браком. На самом же деле ее мать просто невзлюбила Шага Бейна. Лиззи знала все с самого начала.
Энн Мари вышла одной из последних, у нее слишком много времени ушло на то, чтобы взять свой кардиган и сигареты, хотя все лежало точно на том месте, куда она бросила свои вещички по приходе. Она хотела было сказать что-то Шагу, но он поймал ее взгляд, и она попридержала язык. Агнес видела их безмолвный разговор.
– Рини, как поживаешь, детка? – спросил Шаг с кошачьей ухмылкой.
Агнес оторвала взгляд от тени Энн Мари и посмотрела на свою старую подружку, и сердце у нее защемило заново.
– Нормально, спасибо, Шаг, – неловко ответила Рини, не сводя глаз с Агнес.
Грудь Агнес сдавило, когда Шаг сказал:
– Одевайся, простудишься до смерти. Перевезу тебя на другую сторону улицы.
– Не. Ни к чему. Столько хлопот.
– Чепуха. – Он еще раз улыбнулся. – Все друзья нашей Агнес – мои друзья.
– Шаг, я поставлю тебе чайку, не задерживайся надолго, – сказала Агнес, и голос ее прозвучал куда как сварливее, чем ей хотелось бы.
– Я не голоден.
Он бесшумно закрыл дверь между ними. Занавески снова безжизненно замерли.
Рини Суини жила на Пинкстон-драйв, 9, в квартале высоток, стоявших бок о бок с номером 16. Черному такси нужно было только сделать аккуратный пируэт, и Рини менее чем через минуту была бы дома. Агнес села, закурила и поняла, что ей не один час придется ждать, пока Шаг снова покажет свою физиономию.
Она чувствовала, как горит ее щека под взглядом Лиззи. Ее мать не сказала ни слова – она только раскалялась. Оказаться в ловушке материнской комнаты в роли подсудимой – это было слишком, равно как и иметь мать в качестве зрителя из первого ряда партера, свидетеля каждого злоключения ее брака. Агнес взяла свои сигареты и, пройдя по короткому коридору, заглянула к детям. В комнате было темно, если не считать направленного луча кемпингового фонаря. Лик прижимал его к груди подбородком и рисовал что-то в альбоме для набросков, на лице его застыло выражение покоя. Он не поднял головы, и она не увидела его серых глаз под мягкой челкой. В комнате было тепло и душно от дыхания его спящих брата и сестры.
Агнес сложила одежду, разбросанную по полу. Она взяла карандаш из руки сына, закрыла альбом.
– Глаза испортишь, дорогой.
Он вырос – стал почти мужчиной, стал слишком взрослым, чтобы целовать его на ночь, но она его все равно поцеловала и сделала вид, что не заметила, как он отпрянул, почувствовав запах стаута в ее дыхании. Лик посветил для нее фонариком на одинарную кровать, и Агнес проверила свое младшее чадо, натянула одеяло до подбородка Шагги. Она хотел разбудить его, переполненная внезапно нахлынувшей на нее потребностью почувствовать кого-нибудь у себя под боком, подумала, не взять ли его к себе в кровать. Но рот Шагги во сне открылся, его веки чуть подрагивали, он пребывал где-то далеко-далеко – не стоило его тормошить.
Агнес тихонько закрыла дверь и прошла в свою спальню, пошарила между слоями матраса и извлекла оттуда знакомую бутылку водки. Встряхнув ее содержимое, она налила себе в кружку жалкие остатки, а потом присосалась к горлышку в надежде на последние капли и уставилась на огни города внизу.
Когда Шаг в первый раз не вернулся домой после вечерней смены, Агнес все предрассветные часы провела на телефоне – обзванивала больницы и всех знакомых таксистов. Просматривая свой черный список, она обзвонила всех своих подружек, спрашивала невзначай, как они поживают, но ни слова не сказала о загуле Шага, она даже себе не хотела признаваться в том, что он в конечном счете сделал это.
Женщины рассказывали ей про свое житие-бытие, а она только прислушивалась к другим звукам в их комнатах – не раздастся ли голос Шага. Теперь она хотела сообщить этим женщинам, что ей все известно. Она знала о запотевших окнах его такси, о его жадных руках, о том, как они, вероятно, с тоской в голосе умоляли Шага увезти их подальше отсюда, когда он вставлял им свой ствол. От таких мыслей она почувствовала себя старой и очень одинокой. Она хотела сказать им, что все понимает. Она все знала об этих восторгах, потому что было время, когда сама им предавалась.
Было время, когда ветер, прилетавший с моря, до синевы холодил ее бедра, но Агнес ничего этого не чувствовала, потому что была счастлива.
