Змеиное гнездо - Холт Виктория (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Все утро она казалась мне почти такой, как в прежние времена; я была счастлива. А днем пришел доктор. Я и миссис Прост были рядом, когда доктор осматривал Майру.
Затем он расположился в гостиной, чтобы поговорить с нами обеими.
Он без конца извинялся за то, что не пришел раньше.
– В госпитале бедлам, – сказал он. – Люди все еще просачиваются через вражеские порядки – если только можно называть их биваки порядками. Но я уверен, это долго не протянется. Теперь, по прошествии времени, о миссис Лестранж можно не волноваться. Не знаю, что с нею произошло. Но она в полном здравии. Слабая, конечно, но сердце работает хорошо, легкие тоже. Так обстоит дело. Может быть, ее укусило ядовитое насекомое, или яд попал в организм иным путем. Как вам известно, миссис Прост, есть очень опасные твари, и им по вкусу новая кровь. Они прямо набрасываются на необжившихся здесь людей. Мне думается, коренные жители приобрели иммунитет к их ядам. Миссис Лестранж понадобится некоторое время, чтобы окончательно оправиться.
– У нее были галлюцинации, – сказала я.
– Ничего удивительного. Сам я отсюда давно никуда не уезжал. Уверен, что новички гораздо острее реагируют на местных ядовитых тварей. Ей бы поесть хорошего свежего мяса. Очень жаль, что сделать это сейчас почти невозможно.
– Между прочим, доктор Мидлбург, я по нечаянности разбила бутылку с вашим лекарством. Придется просить вас о новой порции.
– Миссис Лестранж получит ее.
– Нас очень беспокоила эта потеря.
– Ничего страшного. Приготовить средство ничего не стоит. Мне думается, ей стоит его пока что попринимать. Пришлите ко мне человека, и я передам лекарство.
Я и миссис Прост вздохнули с облегчением – визит доктора рассеял наши тревоги.
Днем слуга забрал у доктора лекарство и передал наказ – не ставить бутылку на прикроватный столик. В комнате был небольшой комод, и я поместила флакон на него.
Я провела еще одну ночь в Рибек-хаусе и наутро с радостью увидела, что состояние Майры продолжает улучшаться.
Я пообещала заглянуть на другой день и отправилась в школу.
В городе царила суровая атмосфера. Пища больше не поступала в магазины, поэтому их пришлось охранять от погромов. В силу вступили законы военного времени, и мы не могли представить, что ожидает нас сегодня, завтра.
Лилиас старалась работать так, словно ничего не изменилось кругом, но некоторые ученики уже перестали ходить на занятия. Джон Дейл по-прежнему часто навещал нас.
– Он замечательный друг, – всякий раз говорила Лилиас.
Джон очень старался уберечь нас от новых тягот и постоянно приносил с собой что-нибудь из еды.
Солдаты то и дело прорывались в город, невзирая на отряды буров. Это обычно происходило после наступления темноты. Они были для нас источником новостей о внешнем мире, и от них мы узнали, что буры осадили и несколько других городов, среди них Ледисмит и Мейфкинг.
Положение между тем становилось все тревожнее. Легкая победа, которой ожидали от англичан, все откладывалась и откладывалась. Англичане понемногу узнавали, каково сражаться в ни на что не похожей стране, далеко от дома, на неизвестной местности, в то время как противник знает здесь все ходы и выходы.
– Ниниан был прав, – сказала я. – Нам следовало вернуться в Англию.
– Для меня это было бы ударом, – ответила Лилиас, и Джон Дейл, который сидел вместе с нами во время этого разговора, улыбнулся ей; меня вдруг осенило, что чувство, возникшее между ними, было сильным и крепло с каждым днем, как обычно случается в обстоятельствах, ставящих под угрозу самую жизнь людей.
Понятное дело, Лилиас хотела остаться. Что касается меня, то я, невзирая на то, что могло ожидать меня дома, хотела вернуться, потому что там был Ниниан. Когда человек стоит перед лицом смерти – а разве могли мы испытывать уверенность в завтрашнем дне? – он не вправе лгать себе. Я почти влюбилась в Ниниана. Если бы не история с Джеми, все могло повернуться иначе.
Да, я хотела быть в Англии, рядом с Нинианом.
А я находилась в осажденном городе, слабо представляя себе, что в самом деле происходит вокруг, каким образом и когда разрешится жестокое противоборство.
Не было смысла отрицать очевидное. Я хотела бы оказаться дома. Вовсе не потому, что меня страшила здешняя война, – я просто-напросто должна быть рядом с Нинианом.
К моей радости, школа располагалась недалеко от Рибек-хауса. Нельзя было пройти и сотни ярдов, чтобы тебя не остановили солдаты. Они были повсюду. Лазутчики следили за каждым перемещением отрядов, взявших город в кольцо, то и дело слышалась ружейная перестрелка. Солдаты патрулировали все улицы, и никто не осмеливался выходить из дома с наступлением темноты.
Наступило Рождество. Я – и, думаю, многие мои соплеменники здесь – с грустью вспоминала о том, как отмечают этот чудесный праздник дома: большие поленья на каминных решетках в Святки, наверное, снег за окнами… безопасность. Здесь был другой мир.
Мы находились в чужой стране, так непохожей на Англию, в городе, осажденном врагами, которые в любой час могли начать приступ и принудить гарнизон сдаться.
Мы с Лилиас любили сидеть на крохотной веранде и разговаривать. Стрекозы и всевозможные насекомые, названий которых мы не знали, вились вокруг нас. Даже по вечерам, когда солнце садилось, жара не спадала. Я тосковала по дождю и Ниниану. Мечтала о жизни, в которой повстречала бы Ниниана не в зале суда и не во время моего злосчастного процесса; мечтала о той жизни, какая была связана в моих воспоминаниях со временем, когда мама еще не покинула этот мир. Я представляла, как Ниниана вводит в наш дом один из наших эдинбургских друзей и между нами вспыхивает любовь. В этих мечтах, конечно, не было Зиллы. Она принадлежала кошмару, который я старалась не вспоминать, словно его вовсе не существовало в моей жизни.
Глупые мечты! Но ведь Ниниан заботился обо мне. В его последнем письме звучал призыв: «Возвращайтесь домой». Будь я ему совсем безразлична, разве написал бы он так?
Мечты сменились реальностью. Я вспомнила, какое внимание он уделял Зилле.
– Нужно постараться как-то отметить Рождество, – сказала Лилиас.
– Что ты имеешь в виду?
– Давай устроим праздник для детей, скажем, в канун Рождества.
– Праздник? С жареным гусем? С индейкой? С начинкой из каштанов? И сливовым пудингом на десерт? Мне кажется, Лилиас, эти деликатесы отсутствуют в рационе на ближайшие дни.
– И все-таки я хочу устроить детям праздник, с играми, забавами. Это мы сделать в состоянии.
– Пожалуй, поиграть мы сможем. Но это почти все. Мы находимся в таком месте, которое не слишком подходит для праздников.
– И все-таки мы обязаны постараться. Возможно, кто-нибудь принесет еду из дома.
– Быть не может! Откуда они ее возьмут?
– Из своих пайков.
– Не думаю, что они особенно велики. По-моему, еды в городе становится все меньше и меньше – разве не так, Лилиас?
– Это естественно для осажденного города.
Лилиас приняла решение. Немногие дети продолжали еще ходить в школу, и число их постепенно сокращалось. Среди оставшихся был Пауль. Лилиас решила действовать так, словно тревожиться не о чем. Она говорила детям, что скоро придет освобождение. Королева и ее солдаты не оставят нас погибать в этой стране. Замечательно находиться под защитой британского флага, ибо он реет почти над всем миром. Она показывала на карте части земного шара, закрашенные красным цветом.
– Это и есть империя, – говорила она детям, – над которой никогда не заходит солнце, потому что, когда в Англии ночь, то в какой-нибудь части империи обязательно день.
Она говорила с такой убежденностью, такой страстью, что дети верили: еще немного – и нас спасут, а во главе освободительной британской армии появится сама королева.
Паулю очень понравилось предложение отпраздновать Рождество. Он предложил несколько игр. Лилиас попросила детей передать тем, кто перестал ходить в школу, что в канун Рождества будет праздник и пусть на него приходят все, кто сможет.
