Ангарский Сокол - Хван Дмитрий Иванович (книга жизни .TXT) 📗
А к Ивашке уже на второй день пришёл Максим — учитель из местной школы и, забрав его и остальных детей из переселенцев, правда под хмурые взгляды родителей, повёл их в школу. Мать Ивашки также ушла в школу, вслед за сыном. Родителям первое время было позволено находиться в классе, сидя на лавке вдоль стены. В тот день учитель Максим рассказывал о системе мер и весов, принятых в княжестве.
Глава 14
— Пётр Лексеич! Подымайтесь! — Онфимка толкнул дверь и с опаской глянул в спальню ангарского посла.
— Онфим! Говорил же, буди меня сегодня попозже! — вырвался у Карпинского протяжный стон.
— Я помню, — заявил паренёк.
Вот маленький засранец! Хотя маленький не маленький, а такую же штуку имеет, подумал Пётр, вытаскивая из-под подушки револьвер с непривычно большим стволом. Ствол этот был постоянным объектом для шуток, хотя его работа такого не заслуживала. Убойная сила его была выше всяких пределов. Медведю-шатуну под Владиангарском, что нарвался на патруль, помнится, рёбра выломало нешуточно. Ух ты! А в голове-то шумит, кстати. Ночные переговоры с граничной крепостью сказываются.
— Сейчас от Василя Михайловича приходил стрелец. Сказал, что он будет ждать тебя сегодня к обеду.
Посол глянул на Ленку — спит конечно же. Что-то благоверная начинает лениться. Обычно она каждый день раньше мужа вставала на пробежку, несмотря на погоду. А последнюю неделю дрыхнет до обеда.
— Онфим, ты воду погрел?
Пострел уже потихоньку старался улизнуть из комнаты.
— Так дядька Макар ужо погрел! — воскликнул он, тут же ойкнув и посмотрев на Лену, не разбудил ли.
— Опять заставляешь его лазать! Сам грей, молодой ещё.
Онфим кивнул и скрылся за дверью.
— Ленка, ты в душ пойдёшь? — Карпинский посмотрел на любимого человечка.
— Нет, Петь. И что-то нехорошо мне, слабость гнетёт. — Лена уткнулась в подушку и закрыла глаза.
Он понял конечно же, что его конопатая радость беременна, но не удержался от глупого вопроса, выскочившего совершенно нечаянно:
— Заболела, что ли?
— Не говори нелепицу, Петя, просто у нас будет малыш, — пробурчала она, перевернувшись на спину и откинув одеяло.
Ну вот, подумал Пётр, она теперь будет в полной уверенности, что мужчины настолько глупые, что и родимого человека понять не могут. Взгляд его, однако, надолго задержался на округлых Ленкиных грудях.
— Онфимка завтрак принесёт, оденься.
Пётр поцеловал Ленку и поспешил освежаться. А водичка в душе пошла что надо, тёплая — Макар постарался, ценный кадр. Хорошо, что его в денщики выделили. А то говорили — старый-старый, а всё успевает: и в Енисейске перетереть с людишками, и за хозяйством смотреть, и Онфимку подгонять. Малый же его грамоте учит, чтобы не прозябал в невежестве, а то не комильфо — ангарец и неграмотен. Так не должно быть!
После завтрака из трёх варёных яиц, гречки с молоком и мёдом и пары кусков хлеба Карпинский был готов к небольшому моциону. Честно сказать, верховая езда была ему не по нутру, ну не лежит у него душа к этому, и всё тут! Даже малолитражка позднесоветского разлива сейчас казалась Петру верхом удобства и шика. Но многие из ангарцев приноровились к лошадям, а некоторым даже понравилось за ними ухаживать. Пётр же всякую заботу о выделенной ему Весте переложил на Макара и Онфима. Но в Енисейск посол был обязан прибыть на коне, вернее, на лошади. Уронить честь, передвигаясь, как бедняк, на своих двоих, когда можно доехать на лошади, было недопустимо.
У острожных ворот Карпинского уже ждали. Весту сразу же увёл в стойло молодой парень, лёгким поклоном поприветствовавший посла и сказавший о том, что Беклемишев его ждёт. И точно, Василий Михайлович стоял у крыльца приказной избы. Этот мужик нравился Петру — честный, достаточно открытый, прямой и идущий на контакт. Тот, видимо, тоже с симпатией относился к несчастным членам пропавшей экспедиции, хотелось бы на это надеяться, и основания всё же имелись. А ведь он человек государственный и должен всяко радеть о своём отечестве в первую очередь и лишь потом обо всём остальном.
Вчера ночью Карпинский разговаривал с Петренко. Ярослав сказал, что завтра во Владиангарск прибывает Соколов и ему нужен сеанс связи с Беклемишевым, а Петру, стало быть, надо организовать приказного голову на разговор. Задачка не из лёгких. Ну и как, думаете вы, рассказать ему о принципах радиосвязи? Ведь, не дай бог, Василий Михайлович потребует окропить рацию святой водой. Надо что-то придумать, в принципе он мужик толковый, может, и получится. Встречает как родного, даже неудобно как-то.
…«А тесто — не очень», — думал Карпинский, жуя енисейские пироги.
— Очень вкусно, Василий Михайлович! — тут же дипломатично пришлось отвечать на вопрос о них же.
— Ведомо мне, что по весне князь твой желал, дабы люди ангарские до Руси пошли. Тако же и я ухожу через три седмицы, как землица подсохнет. Надобно Вячеславу Андреевичу весть дать с обозом енисейским идти. Когда ваш пароход самоходный придёт? — начал наконец говорить о деле Беклемишев.
«Пора!»
— Василий Михайлович, так ты сам князю и скажи, чтобы с тобой наши люди шли. Сегодня можно поговорить, — осторожно сказал Пётр.
— Нешто пароход сегодня придёт? Откель тебе знать оное? — вытирая о тряпицу жирные от мяса пальцы, отвечал приказный голова.
— Пароход придёт позже, Василий Михайлович. А поговорить можно и сегодня, ближе к ночи, — посмотрел Карпинский на Беклемишева.
— Так Вячеслав Андреевич недалече? — удивился он.
— Нет, — закашлялся посол, — он во Владиангарске.
— Пётр, говорили мне, что ты бесовщиной маешься, а жена твоя — ведьма. Не верил я в оное. И вот ты сызнова нелепицу речёшь. Как же я буду с Соколом говорить, коли он в крепости? Неужто колдовство учинять ты думаешь?
«Ну и как ему объяснить?» — Эта унылая мысль плясала в голове и не находила ответа. Посему пришлось импровизировать:
— Понимаете, Василий Михайлович, у меня в доме есть умный прибор, то есть механизм, который… испускает волны, как круги по воде. Но он делает эти круги по воздуху — словами. А другой механизм, что стоит в крепости, ловит эти волны той же железной палкой, что на крыше дома стоит. И передаёт те слова, что были сказаны.
Беклемишев, подперев кулаком голову, смотрел на Петра не мигая. «Патовая ситуция», — подумалось ангарцу.
— Как можно поймать слово железной палкой? Пётр, такого бесовства не бывает, — серьёзным наставительным тоном отвечал он.
— Бывает, только бесовством это назвать нельзя. Это наукой зовётся, знанием подкреплённой, — вздохнул Карпинский. — Вона, пароход наш — бесовство ли? Сам плавал на нём, ведь машина его толкает, а не черти!
— И что же, сегодня ты оное учинить можешь? — нахмурился Беклемишев. — Слова ловить будешь?
Облегчённо вздохнув, Пётр кивнул и сказал, что заедет за ним вечером. Основное задание выполнено, оставался ещё один вопрос.
— Василий Михайлович, ещё вот что. В том караване, что вы привели в Енисейск, по пути погибло три десятка душ…
— И что же? — перебил ангарца собеседник, обгладывая куриную ножку. — На всё воля Божья, Пётр.
И тут ангарец впервые почувствовал отвращение к нему, да ещё и ножка эта! Кровь прилила к лицу. Ничего себе оправдание выдумал — Бог виноват!
— Как же так, Василий Михайлович? Что же вы Богом прикрываете свои упущения! — воскликнул Пётр.
Беклемишев опустил обглоданную ножку на стол и с укором посмотрел на собеседника:
— Лишку не реки! Божий промысел на то и есть. Всё что деется, то его руцею.
— А ежели мы караван сей поведём, да по уму? Снеди возьмём поболе, пути проторим меж реками, переправы паромные? Да к людям с ласкою?
— То дело твоё и княжье, а я в помощи тебе не откажу. Коли сподобитесь вы дорогу лучшую учинить — лепше станет от того. А злата у вас в достатке, — прищурился он.
