Огнедева. Аскольдова невеста - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Что теперь с ним сделаем? — Он снова посмотрел на Велема. — Хочешь, в Днепре утопим, или голову отсечем, или на дубу повесим? Примет Перун такую жертву?
— Да что нам проку с его шкуры паршивой? — Велем махнул рукой. — Мы его лучше продадим. Козарам на Волжский путь. Пусть на себе попробует, синец темнообразный. А что он за наш полон выручил, то теперь наше.
— А много выручил?
— За сорок девок, должно быть, много.
— За сорок девок! — Станила вытаращил глаза, бегло произведя в уме подсчет. — На Волге буртасы по две и по три гривны за молодую девку дают, это будет… Давай пополам? Позорил-то он нас обоих, оба и возьмем. А за победу тебе — все его оружие и прочее, что сыщется.
Велем кивнул.
— Ну, пойдем! — Станила хлопнул его по груди. — У меня ж свадьба! Чего мы тут под дождем стоим — там пиво греется, пироги стынут!
— Пойдем. Мне бы в баню только сперва…
Когда Велем вышел из бани, переодетый в чистую сухую одежду, свадебный пир, отложенный со вчерашнего дня, уже вовсю гудел в большой княжьей обчине. Заряла сидела рядом со Станилой, еще с девичьей косой, но без паволоки, и сияла румянцем и блеском глаз, будто настоящая заря. По взгляду, который она на него бросила, Велем понял: ей хочется сказать ему гораздо больше, чем может выразить человеческая речь. Но тут же она опомнилась: ведь он ее родной брат как-никак, только что перед людьми и богами отстоявший свою жизнь и их общую честь! Вскочив из-за стола, с поспешностью, не приличной невесте, она решительно пробилась через толпу радостно гомонящих, сидящих и стоящих гостей, подбежала к Велему и бросилась ему на шею. Он обнял ее, даже не думая, по какому праву может сделать это на глазах у людей и у ее новоявленного мужа; он отстоял ее честь и счастье, рискуя своей жизнью и честью, так разве этого недостаточно? Заряла торопливо целовала его, бормоча что-то невразумительное; он чувствовал, что она вся дрожит, и ему хотелось погладить ее по голове и утешить: теперь все будет хорошо. Они расплатились. И больше он не ощущал вчерашней боли от потери этой девушки. Он вышел сражаться против судьбы и богов ради того, чтобы эта свадьба была доведена до конца, чтобы его прежняя Краса стала кривичской и смолянской княгиней Зарялой. Он бился за свой род и за нее, и разве теперь она не сестра ему перед богами?
Усаженный на почетное место, Велем, уставший от поединка и от всех прежних волнений, быстро напился так, что братья унесли его из обчины на руках. Он не видел, как князя с молодой женой провожали к клети, где была устроена для них постель на новых ячменных снопах, не видел, как их осыпали по пути туда зерном и как Веледар, снова надевший рогатый убор, и Богуслава заклинали молодых:
— Ложитесь вдвоем — вставайте втроем! На каждую ночь — сына иль дочь! Пусть будет сын — бел, как сыр! Пусть будет дочка — как ясная звездочка!
Станила утащил молодую жену в клеть, не дослушав пожелания до конца. Ее ликование, румянец и блеск глаз обещали ему наилучшее завершение богатого свадебного пира.
Назавтра пошли смотреть добычу. В поклаже Грима обнаружилась такая куча серебра, что даже у Станилы глаза полезли на лоб. У булгар Грим продал свой живой товар богатому козарину: все пленницы пошли по разной цене, смотря по красоте и здоровью, но несчастную Взорку он таки ухитрился выдать за жену знатного воеводы и содрал за нее с покупателя аж три тысячи шелягов, при этом сознавая, что где-нибудь в Багдаде оборотистый козарин перепродаст ее вдвое, а то и втрое дороже. Но до Багдада было ехать недосуг — Грим торопился вернуться к своему конунгу, Иггвальду Кабану. Он же не знал, что ближе всего к встрече с вождем находился в тот миг, когда лежал на спине, будто жук, и только мотал головой, ожидая, когда опустится секира победителя. Другие девушки и женщины постарше были проданы подешевле, но в целом набралось больше десяти тысяч шелягов. Считать по одному ни у кого не хватило терпения, и разделили пополам по весу. Заполучив как с куста пять тысяч шелягов, или больше шестидесяти гривен, Станила был счастлив, видя в этом еще одно доказательство своей невероятной удачливости и любви к нему богов.
Правда, Заряла, которую он хотел порадовать, вывалив к ее ногам прямо на пол целую гору серебра, вместо этого горько заплакала. Перед ней лежали кровь и слезы родных и подруг, цена тех, с кем она когда-то вместе училась прясть и плести первые кривоватые пояски, мерялась приданым, у кого больше и искуснее пошито; с кем они вместе «ходили ладой» [40]по весне, пели песни в роще, гадали на женихов в Корочун и собирались прожить бок о бок всю жизнь, переженив со временем своих подросших детей. И вот — подруги увезены в чужую сторону навсегда, а перед ней лежит цена их отнятого счастья и свободы! Заряла ненавидела это серебро, но не могла объяснить обнимавшему ее мужу, почему ей так больно видеть это богатство.
Велем-то все понял.
— И правда ведь, даже сестра наша Святодара могла попасть, — пробормотал он, кинув взгляд на Станилу. — Жалко Вал-город. Ни мужиков там теперь, ни девок и баб молодых. Не знаю, оживет ли заново. Домой приеду — серебро сиротам раздам, кто еще сможет хозяйство поднять.
— Ну… — Станила покосился на плачущую жену. — И моего, что ли, возьми половину… Ну его к лешему, это серебро козарское. Хочешь, так сделаем, заря моя?
Заряла закивала, утирая нос и поправляя женский повой, покрывший косы, который она еще не привыкла носить.
Но ехать с Вечевого Поля Велем собирался вовсе не на север, к Ладоге. Не объявляя об этом Станиле открыто, он намеревался держать путь по Днепру вниз, на юг, вдогонку за своей настоящей сестрой. С собой он вез теперь огромное богатство: двойной выкуп за невесту да к тому же шестьдесят с чем-то гривен Гримова серебра. В долю Велема вошла и стоимость самого Грима. Того купил не кто иной, как старый знакомец Синельв!
— Прости, но больше чем полмарки я не могу тебе за него дать! — говорил, разводя руками, предприимчивый варяг. — Он стар, и люди видели, как мало он способен на что-то путное! Ты сам показал это всем на поле. Если я тебе дам хоть на один скиллинг больше, меня засмеют, я прослыву раззявой и потом всякий захочет всучить мне беззубую старуху по цене стройной невинной девушки! Извини, я очень, очень уважаю тебя и твой род, но сорок скиллингов — или оставляй его себе и используй, как пожелаешь!
— Да я об эту падаль даже ноги вытирать не стану! — Велем сплюнул. — По рукам!
Несколько гривен из своей доли Велем хотел поднести богам, хотя и понимал, что сделанное для него в этот раз стоит гораздо больше, чем три или даже двадцать гривен серебром. Но Веледар, к которому он с этим пришел, поднял ладонь:
— Отвези сиротам валгородским. У батюшки Велеса своего добра хватает. Удивил ты меня, сыне, — добавил он, помолчав. — То ли боги тебя настолько любят, что все прощают, то ли правду ты сказал, хоть и сам не ведал. Эта дева… твой отец в молодые годы в Вал-город на Купале не бывал? Не может она и в самом деле твоей сестрой быть?
— Вот чего не знаю, отец, того не знаю. Но лицом она ни на кого из наших не походит.
— Кровь можно спросить. Мать Богуслава умеет. Может, проверим?
— Нет. — Велем вспомнил кое-что и решительно затряс головой. — Не хватало еще выяснить, что я свою кровную сестру… Да нет, тогда бы боги нас на месте убили, а не стали покрывать!
— Ну, так я совсем ничего не понимаю. — Волхв усмехнулся, догадавшись, какое «доказательство» своего неродства с Зарялой Велем имеет в виду. — Время покажет. Сдается мне, что как теперь наградили тебя боги победой без заслуги, так потом покарают поражением без вины. Иначе Лад Всемирья рухнет. И вот еще что скажу тебе. Шепнули мне, что ты большую глупость сделал, когда не стал твоего варяга добивать. Ты об этом пожалеешь. Но тебе зачтется.
Шепнули ему! Кто шепнул, Велем спрашивать не стал: не иначе кто-то из тех гостей волхва, кого глазами не увидишь. Но и жалеть о своей мягкости он не стал. В этом деле он тоже не мог поступить иначе.
40
Ходить ладой — водить хоровод под пение обрядовых песен с припевом «ладо».