Предел обороны - Огай Игорь (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
– Этот, говорю. – Федор дернул за рукав Павла, который заранее нацепил тоскливо-отрешенную мину.
– Так это… – спохватился старичок. – Двадцать третья комната… Второй этаж и направо…
– Вперед, – скомандовал Федор снисходительным и в то же время брезгливым тоном.
Профессионал! Павел скривился и шагнул в сторону лестницы, в некотором удивлении озираясь по сторонам.
Простой – краска и побелка, – но довольно свежий ремонт, местами чистая ковровая дорожка, в меру чахлые растительные останки в горшках по окнам… Плотно закрытые фанерные двери с номерами – из-за некоторых действительно слышались детские крики и смех… И еще запах свежепомытытого дешевой хлоркой пола да того самого бесплатного, судя по аромату, супа. Все очень дешево, но чисто, без всяких следов притона. Жесткая забота администрации? Или прижившиеся сами понимали, что срок их пребывания в заведении обратно пропорционален количеству пьяных дебошей и таких вот милицейских приводов?
Крайняя дверь у лестницы вдруг распахнулась, и Павла едва не сбил с ног малолетний иностранный бомж. С громким абордажным криком пацан лет десяти обогнул короткий конвой и, топоча, устремился вдаль по коридору. За ним с таким же шумом и из той же комнаты вырвались еще двое, кажется, помладше. Один и впрямь потрясал абордажной саблей, и Павлу потребовалось целое мгновение, чтобы сообразить: клинок пластмассовый. Второму хватило грубо оструганной доски от ящика.
– Во дают! – удивленно высказался Федор. – Целыми днями в поездах да переходах милостыню клянчат, и все равно силы остаются.
– Дети… – неопределенно пожал плечами Павел, сам не понимая толком, что хотел этим сказать: то ли что сил у детей хватает на все, если есть хотя бы и бесплатный, но суп, то ли объяснить их способность, словно бы и не замечая, переносить вполне взрослые невзгоды.
В этот миг из двери высунулась женщина одной с детьми национальности, коротко и понимающе глянула на Павла, на его руки в браслетах и заголосила вслед пиратам что-то призывное и непонятное. Федор сосредоточился и толкнул «подследственного» в спину.
Второй этаж оказался точной копией первого и отдельного описания не заслуживал. Нужная комната в полном соответствии с предсказанием старичка-вахтера нашлась справа от лестницы. Сергеев по-хозяйски, не стучась, толкнул дверь. И так же по-хозяйски со словами «Давай, давай, не задерживай…» сначала втолкнул внутрь за локоть Павла, затем вошел сам.
Первое, что бросалось в глаза, – теснота. Нет, само помещение было вполне просторным – комната метров тридцать, пара окон и даже балконная дверь, намертво, правда, забитая гвоздями. Большая светлая комната… Если бы здесь не жили четыре семьи и с потолка не свисала бы единственная шестидесятиваттка на витом шнуре: несколько натянутых без всякой системы бельевых веревок с какими-то пеленками и подгузниками создавали слишком много темных углов.
Четыре женщины ахнули в унисон. Семеро или чуть больше детей замерли, сверкая в сторону гостей взглядами различной степени любопытства и настороженности. Двое совсем грудничков поменялись ролями – один заголосил во все горло, другой, наоборот, замолчал. Мужчин в комнате не оказалось, но все равно не вполне было ясно, как эта орава умещалась на четырех штатных кроватях, расставленных вдоль стен. Впрочем, несколько скатанных матрасов проясняли ситуацию – спальные комплекты, видимо, использовались здесь с максимальной эффективностью: кровати одним, матрасы другим. А если их рядом положить, то детей туда вообще человек десять влезет…
Павел невольно вздохнул, отчетливо понимая, что этим еще повезло. Лучше вдесятером на четырех матрасах, чем в пальто не по росту в канализационном коллекторе…
Одна из женщин вдруг бросила на кровать какое-то тряпье, на которое до того нашивала очередную заплату, порывисто встала и приблизилась.
– Так, – уверенно провозгласил Федор. – Гражданочка, вернитесь-ка пока на место…
– У себя в кабинете гражданкать будешь! – резко оборвала его женщина. К удивлению Павла, вполне славянской наружности. Ну да, с ярким ближнезарубежным акцентом, но отнюдь не беженка, каких он столько насмотрелся во время чеченских командировок, что это слово стало прочно ассоциироваться с определенной национальностью. Впрочем, бежали-то из тех мест как раз отнюдь не только чеченцы…
– Ну й що це за маскарад? – агрессивно осведомилась гражданка, пальцем подцепив Павла за наручники. – Я що, по-вашим, не бачу зовсим? Свого мужика вид виряженого не видризняю? Це кого ж ти мени привив, капитан?
– Что значит выряженного?! – попробовал возмутиться Сергеев, но номер не прошел.
– А те значить, що не Паша це!
Федор кашлянул и поперхнулся очередным вопросом или окриком.
– Ну тобто, може, звичайно й Паша, хто же його знаэ… – уточнила гражданочка и уверенно заключила: – А тильки не мий Паша!
Павел усмехнулся и повернулся к напарнику:
– Кажись, не прокатило. Снимай погремушки.
Федор полез за ключами.
– Ну, раз такая глазастая, – процедил он, – садись обратно на койку. Поговорим по душам. Остальных попрошу освободить помещение.
Он слазил за пазуху и махнул в воздухе красной корочкой удостоверения, как будто у кого-то еще оставались сомнения в его месте работы. Однако эффект оказался для опера неожиданным. Славянская гражданка была в комнате только одна, остальные принадлежали к тем самым классическим в понимании Павла беженкам, которые давно потеряли доверие к людям в форме и со всяческими удостоверениями. А вот напористости и громкоголосости каждой из них было не занимать.
В комнате немедленно начался бедлам. На смешанном кавказско-русском диалекте три женщины вывалили на Сергеева, а заодно и на его конвоируемого, воз и маленькую тележку причин, по которым они не могут, а главное, даже и не собираются освобождать помещение. Матерям тут же стали вторить выученные нехитрым приемам бытового экстремизма дети, отчего уловить конкретику и конструктивизм в многочисленных посылах и пожеланиях теперь было окончательно невозможно. Зато стало совершенно очевидным, что в их проблемах с жильем и регистрацией, в голодном детстве детей и беспробудном пьянстве безработных мужей, в последних терактах Аль-Каиды и во взяточничестве московских ментов, в русском шовинизме и в воровстве на кухне из общего котла, а также почему-то в развале Советского Союза виноват лично он – простой московский опер.
Сергеев с каменным лицом слушал этот базарный гвалт целых полторы минуты. Потом, убедившись, что самостоятельно эта местная «горячая точка» не остынет, поднял руку и гаркнул:
– А ну тихо, бабы! Распоряжение администрации! У всех, кого обнаружу в комнате, имею право проверять срок регистрации!
Первыми смолкли женщины. Секунду спустя дети. Кто-то из младших продолжил по инерции канючить, но тут же получил от брата подзатыльник. Затем образовалось сложное множественное движение, прерванное лишь на миг возгласом славянки: «Фарида, моих захвати!..» И вот в комнате уже осталось трое.
– Так, – снисходительно заключил Федор и повернулся к гражданке. – Имя, фамилия?
– Пыкина Таисия Антипиевна.
– Откуда знаешь, что я капитан?
– Так ще ж з тих самих пор, як ви Ермалая заарештували…
– Было дело, – согласился Сергеев. – Ты вот что, Таисия, говори по-нормальному. Умеешь ведь.
– Умею. – Женщина вздохнула. Отошла к своей койке, уселась. – Ну, спрашивай быстрее, раз уж пришел. А то мне ведь еще детей кормить.
Павла она игнорировала, видимо, сочтя инструментом неудачной инсценировки.
– Успеешь, – буркнул Федор, присаживаясь напротив. – Этого откуда знаешь?
Он кивнул в сторону Павла, но славянка даже головы не повернула.
– Этого я совсем не знаю. И откуда он взялся у тебя, не знаю. И куда Паша мой делся, не знаю! И кто был здесь утром до тебя!.. Мне самой, когда соседи сказали, впору в милицию было бежать!..
– Так чего ж не побежала? – решительно пресек Федор начинающуюся показательную истерику.
