Пока мы не встретимся вновь - Крэнц Джудит (читаемые книги читать .txt) 📗
Все трое, слегка повернувшись, оглядели Дельфину с головы до ног, как вещь, выставленную на аукционе.
— Кто-нибудь знает ее? — спросил Жюль Леметр, ассистент Амбера, занимающийся подбором актеров.
— Не актриса, — определил Ив Блок, оператор фильма Амбера «Майерлинг», к съемкам которого должны были приступить через месяц. Трое мужчин весь день обсуждали детали предстоящей работы.
— Почему ты так считаешь, Ив? — спросил Лемрет.
— Она слишком естественна, — ответил оператор, — разглядывает все, как туристка… Ни одна актриса не позволит себе этого даже в чужой студии. А главное, я никогда раньше ее не видел. Если бы она была актрисой, кто-нибудь из нас узнал бы ее.
— Будь она актрисой, она узнала бы меня, — спокойно заметил Нико Амбер.
Это был крепкий мужчина лет тридцати с небольшим, смуглый, черноволосый, типичный пылкий южанин. В нем было больше от итальянца, чем от француза. Даже сейчас, в минуту отдыха, он излучал мощный поток энергии. Орлиный нос, жестко очерченный рот и тяжелый взгляд свидетельствовали о властности; его и в самом деле боялись многие мужчины и желали многие женщины.
Дельфина чувствовала, что эти трое разглядывают ее, но, так же как и все остальные в студийном буфете, они для нее ничего не значили. Она так привыкла быть в центре внимания мужчин, что чувствовала себя под их взглядами столь же свободно и привычно, как тропическая рыбка, выставленная в аквариуме на всеобщее обозрение.
— Она не француженка, — заметил Амбер, — это видно по тому, как она держится. И посмотрите на ее туфли… наверняка не французские.
— Но она говорит по-французски, Нико, — возразил Жюль Лемрет. — Ее артикуляция, жесты… А ты как считаешь, Блок?
Оператор, прекрасный физиономист, молча изучал лицо Дельфины. Почему, часто размышлял он, все удивляются, что две снежинки так не похожи одна на другую, тогда как лица людей, даже однояйцевых близнецов, никогда не бывают одинаковыми?
Блок не верил в красоту. Он знал, что самое совершенное лицо может показаться в свете софитов невыразительным, как скучный ландшафт. Он слишком часто наблюдал, как пропадает поразительная красота глаз, когда на них наведена камера и направлен свет.
Мощные дуговые осветительные приборы и объектив его камеры словно состояли в каком-то дьявольском сговоре: время от времени они выносили суровый приговор мужчинам и женщинам, которые в реальной жизни обладали потрясающей внешностью, а иногда, словно раскаявшись, они находили очарование в лице как будто совершенно заурядном. Нос самой пленительной женщины из всех, кого он когда-нибудь снимал, отбрасывал такую безобразную тень, против которой была бессильна вся его техника. Другая женщина обладала вполне банальной внешностью, но перед камерой ее черты приобретали внушающую благоговение загадочность жрицы, давшей обет ритуального молчания.
Блок в течение секунды мог оценить главное: достаточно ли широко расставлены глаза, имеет ли нос один из тех недостатков, которые создают проблемы, каковы величина подбородка и длина шеи и, что не менее важно, как соотносятся глаза и рот. Однако он предпочитал не высказывать своего мнения, пока все не выявят свет и камера.
— Трудно сказать, — пожав плечами, ответил наконец Ив Блок ассистенту режиссера.
— Хочешь пригласить ее на пробу? — не унимался Жюль Леметр.
— Пусть решает Нико.
— Ив, пригласи эту девушку, — проговорил Нико.
— На роль Мари, Нико?
— Кого же еще?
— А как же Симона? — спросил Жюль.
— Подождем с ней… ведь еще ничего не подписано. Жюль, ты, кажется, знаком с Сэтом?
— Конечно, это ассистент Блюфора.
— Подойди к ней, представься, и если только у нее нет немыслимого акцента, скажи, чего мы хотим. Договорись на сегодня. Я встречаюсь с агентом Симоны через два дня.
— Минутку, Нико. С чего ты вдруг решил взять на роль Мари совершенно незнакомую девушку?
— Я бы предпочел именно ее. «Майерлинг» ставили и раньше — и в кино, и на сцене. История всем известная: Мария Вечера, эрцгерцог Рудольф. Их решение покончить с собой в Майерлинге. Неизвестность привнесет элемент неожиданности.
— Думаю, мы ничем не рискуем, если попробуем ее на эту роль, — согласился Жюль без особого энтузиазма. У него уже созрел в голове план картины, и он очень не любил, когда замыслы рушились. Приходилось тем не менее потакать прихоти режиссера, без этого невозможно работать. А такому режиссеру, как Амбер, приходилось не просто потакать, а подчиняться. Жюль отложил вилку и направился к столику, за которым сидел Сэт.
— Привет, Жак. Ты сегодня в роли гида?
— Да, имею честь. Позвольте вас познакомить. Мадемуазель де Лансель, разрешите представить вам Жюля Леметра, ассистента режиссера, без преувеличения одного из настоящих профессионалов. Жюль, это наши гости — виконт де Лансель и Ги Маршан из «Маршан Актюлите».
Обмениваясь приветствиями с Дельфиной, Леметр понял, что она говорит на таком же французском, как и он сам, но почти неуловимая интонация свидетельствовала о том, что она все-таки не француженка и не из мира кино.
— Вы приехали в Париж погостить, мадемуазель? — вежливо поинтересовался он.
— На несколько дней. Потом вернусь в Шампань.
— Так вы из Шампани, где такие изумительные вина? Занимаетесь этим? — прощупал он почву.
— Я живу в Лос-Анджелесе, — улыбнулась Дельфина, отметив про себя, что он очень галантен.
— Ах, ну тогда вы, наверное, из мира кино.
— Да нет, — засмеялась Дельфина, польщенная этими банальными словами. Помощники режиссеров до сих пор ей не говорили ничего подобного. — Я учусь в университете.
— Значит, интеллектуалка. Очаровательно. Я хотел бы задать вам еще один вопрос, не слишком нескромный, мадемуазель. Мой шеф, режиссер Нико Амбер, интересуется, не согласитесь ли вы пройти у нас кинопробу. Прямо сегодня, а точнее, через несколько минут.
— Черт возьми, ну почему тебе всегда что-то нужно, Леметр, — сказал раздосадованный Сэт. А что, если его собственный шеф, Блюфор, захочет того же? Как это он не подумал об этом раньше?!
— Дельфина, это невозможно, — запротестовал Ги Маршан. — Бруно, объясни Дельфине, что она не может этого сделать. Я убежден, что твоя бабушка рассердится.
— Не валяй дурака, Ги, — закипятился Бруно. — Почему, черт возьми, она не может? Насколько я понимаю, в этом нет ничего аморального.
Что это возомнил о себе Маршан, подумал Бруно, и почему решает, хорошо это для Дельфины или нет, и как смеет говорить ему, что подумает его собственная бабушка. Вот что значит низкое происхождение, оно неизменно сказывается, и никогда не надо забывать об этом.
— Но, Бруно, мало ли кто увидит ее и заинтересуется! В этом есть что-то неприличное. Все равно что постучать ей по плечу и сказать: «Пошли». Это просто неприлично. — От волнения Ги даже встал.
— Неприлично? Мне кажется, что я сам могу это решить, Ги. Вот уж действительно неприлично, — передразнил его Бруно.
— Послушай, Ги, да и ты, Бруно, тоже. Хотелось бы знать, какое это имеет к вам отношение? — холодно спросила Дельфина. — Месье спросил меня, и я согласна.
— Дельфина, умоляю тебя, подумай хорошенько. Это займет весь день, — беспомощно пролепетал Ги.
— Так ведь это мой день, Ги, а не твой. Месье Сэт, я с удовольствием позавтракала. Спасибо за гостеприимство. — Дельфина поднялась и посмотрела в глаза ассистенту режиссера. — Я готова начать хоть сейчас или после того, как меня загримируют. Пойдемте?
— Прошу вас, мадемуазель.
— Секундочку, Леметр, — остановил его Сэт. — В каком павильоне вы будете работать?
— В седьмом. Примерно через час.
— Встретимся там.
— Я бы предпочла обойтись без зрителей в виде друзей и родственников. Ги, давай встретимся у входа в павильон, когда все закончится. А тебе, Бруно, не обязательно меня ждать. С месье Леметром я чувствую себя в полной безопасности.
— Нисколько в этом не сомневаюсь. Позвоню тебе завтра. Счастливо.
