Одним ангелом меньше - Рябинина Татьяна (книги регистрация онлайн .txt) 📗
«Какой у вас милый мальчик», — говорили матери, и та довольно кивала.
Она покупала дочери машинки и конструкторы, а кукол у нее не было совсем, за исключением маленького резинового пупса, подаренного отчимом на шестилетие. Пупса Женька презирала, но из уважения к отчиму держала на почетном месте — в любимом кресле.
Отец ушел от них, когда Жене было всего два с половиной года. Уже став взрослой, она узнала, что развод был на редкость некрасивым, со скандалами, взаимными судебными претензиями и публичным перетряхиванием грязного белья. Между прочим, отец, по профессии детский врач, даже иск подал в суд, требуя оставить ребенка с ним. Мотивировалось это тем, что жена калечит психику девочки, намеренно воспитывая ее, как мальчика. Судьи посмеялись и признали иск необоснованным.
Отец женился на медсестре, с которой работал, и уехал вместе с ней на родину — в Хабаровск. Оттуда приходили щедрые алименты и праздничные открытки, а иногда, с оказией, и посылки: икра, крабы и красная рыба.
Через два года после развода мать вышла замуж за своего сослуживца по конструкторскому бюро, сорокалетнего Сергея Сумского. Для него это тоже был второй брак — первый распался давным-давно, и Сергей Игнатьевич страстно мечтал о детях. Они с Женей быстро подружились, и хотя девочка ясно сознавала, что Сергей Игнатьевич ей не родной, тем не менее очень его любила и называла папой.
Отчим не одобрял педагогических методов жены. По его мнению, Женька росла настоящей пацанкой. Живая, как ртуть, она постоянно ходила с синяками и ободранными коленками, лазила по деревьям, играла в войну с мальчишками, презирая девчонок с их куклами и тряпками. Исключение делалось для одной только Маши Пелевиной, впрочем, такой же непоседы. Однако, будучи по натуре человеком очень мягким и деликатным, Сергей Игнатьевич считал неэтичным вмешиваться в воспитание чужого, по сути, ребенка. Он утешал себя тем, что, несмотря на мальчишеские повадки, Женя — девочка умненькая, а главное, добрая и ответственная. Вот появится у нее сестренка или братик, тогда она обязательно станет помягче, поженственней.
Древние греки считали, что завистливые боги не любят счастливых, и боялись ничем не омраченного счастья. Два года их жизнь казалась безоблачной. Жене ни разу не доводилось замечать, чтобы родители поссорились или даже просто повысили друг на друга голос. Отчим был на редкость заботливым и душевно щедрым человеком. Он, как мог, старался порадовать «своих девочек» и сам искренне наслаждался их радостью.
— Женя, мы с мамой хотим сказать тебе что-то очень важное. Зимой у тебя будет маленький братик. Или сестричка. Ты довольна?
— Ура! Здорово! Давайте назовем его Стасиком. А если девочка, то пусть будет Ксюша…
…Мама — такая огромная, не обхватить. Ходит осторожно — не дай бог споткнуться. А сапоги ей застегивает папа. Или она, Женя. Самой маме не нагнуться. А в животе возится маленький человечек — даже видно. Если приложить руку и чуть-чуть надавить, он толкнет в ответ — будто поздоровается.
— Ксюшка, не толкай нашу маму, ей же больно! Лучше рождайся поскорее, я без тебя соскучилась!
…Ночью вдруг все забегали, засуетились. Папа звонил куда-то по телефону. Мама зашла к ней уже в пальто — попрощаться.
— Стасик решил, что пора уже родиться. Так что будь умницей, слушайся папу и через несколько деньков жди нас вместе с братишкой.
— Или с сестренкой…
…Отчим в прихожей у телефона — лицо белое, как бумага, руки трясутся. Женя смотрит на него, держа под мышкой игрушечный танк, и ничего не понимает. Вот он подходит к ней, обнимает и горько-горько плачет…
…Северное кладбище, люди, стоящие группками у свежей могилы. Крупные снежинки налипают на большую мамину фотографию, и Жене хочется смахнуть их. Ей кажется, что это плохой сон — ведь такого просто не может быть! Сейчас она проснется и босиком побежит в спальню родителей, заберется к маме под одеяло, погладит ее огромный живот под ночной рубашкой, поздоровается с Ксюшкой и будет принюхиваться к вкусным запахам, доносящимся с кухни…
Из Хабаровска прилетел отец. Женя очень смутно помнила этого высокого человека, который когда-то сажал ее на плечи и катал по комнате.
— Какая ты стала большая, Женечка! — Отец протянул ей большого плюшевого слона в черном галстуке.
Отец и отчим долго сидели на кухне, пили водку и о чем-то спорили. Женя обнимала слона и пыталась смотреть телевизор, но так ничего и не поняла, что там происходит на экране. Наконец мужчины вышли к ней.
— Женечка, — Сергей Игнатьевич, бледный, небритый, не знал, как начать. Голос его дрожал. — Папа хочет забрать тебя к себе, в Хабаровск.
— Тебе будет у нас хорошо, — отец опустился перед ней на корточки, притянул к себе. — Моя жена — очень добрая женщина, вы обязательно подружитесь. И с братишками тоже. Они близнецы — Петя и Вова, им скоро исполнится три года. Будешь с ними играть. Квартира большая, у тебя будет своя комната. А у бабушки Маши, моей мамы, есть домик, там у нее курочки, кролики. Ну что. Женя, согласна?
— Нет! — Она вырвалась, подбежала к отчиму, прижалась к нему. — Папа, я не хочу! Не отдавай меня ему!
Сергей Игнатьевич обнял Женю и нежно поглаживал по голове. Мужчины обменялись долгим взглядом.
Отчим оформил над Женей опекунство, и они остались вдвоем. Те первые несколько лет после смерти мамы запомнились плохо. В памяти осталось только несколько ярких пятен, самым ярким из которых было знакомство с Ладой Литвиновой, худенькой высокой девочкой с надменными серыми глазами.
Лада обратила на себя ее внимание еще первого сентября. Первоклашки, чистенькие, нарядные, с букетами цветов, подходили к учительнице, держащей табличку с надписью: «1Б», а эта девочка с огромным бантом в длинной светлой косе все никак не могла решиться отпустить мамину руку. Она смотрела по сторонам огромными от ужаса глазами и была готова заплакать. Наконец учительница заметила ее и сама подошла к ней. Женя, не отрываясь, смотрела, как она обняла девочку за плечи и подвела к их стайке.
— Как тебя зовут?
— Лада, — прошептала девочка.
— Лада? Какое красивое имя! — Учительница заглянула в список. — Вот, Лада Литвинова. Ну, становись к деткам, рядом с… Женя, да?
Женя кивнула. «Действительно, какое красивое имя — Лада! — подумала она. — Не то что у меня — Женя, то ли мальчик, то ли девочка, не понять. Была бы уж я мальчиком, что ли!»
Женю посадили за третью парту в среднем ряду вместе с Петькой Овсянниковым, как выяснилось впоследствии, главным хулиганом всех начальных классов. Вдвоем они составили идеальную пару и очень быстро стали верховодить среди мальчишек, для которых Женька Черепанова была своей в доску. На девчонок она по-прежнему не обращала внимания. И только за Ладой следила пристально и напряженно.
Лада же ее не замечала. Так же как и всех мальчишек. Она была красивой и уверенной в себе (как потом узнала Женя, она терялась только в незнакомой обстановке), и девочки единогласно признали ее лидерство. Одни едва не дрались между собой за право дружить с Ладой, другие заискивали перед ней, и только Женя наблюдала издали, как она приближает к себе то одну фаворитку, то другую, но при этом ревниво следит за остальными, не допуская никакой другой тесной дружбы. Лада с ловкостью опытного иезуита умела поссорить подружек, не давая им улизнуть из своей свиты. Женя не хотела быть среди многих Ладиных обожательниц. Или она будет дружить с Ладой одна, или не будет совсем!
Это случилось в начале третьего класса. Их с Ладой отправили с каким-то поручением в кабинет директора. Лада случайно задела стоящую на столике вазу с цветами. Ирина Алексеевна, которая в это время искала что-то в шкафу, обернулась на звон бьющегося стекла и увидела двух испуганных девочек, замерших над осколками.
— Извините, я нечаянно, — сказала Женя.
Возможно, признайся в содеянном Лада, ничего бы и не случилось: директриса вовсе не была кровожадным монстром. Но за Женей уже прочно закрепилась репутация отъявленной хулиганки, и влетело ей по первое число.
