Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Синицин Игорь Елисеевич (читать книги txt) 📗
Ярузельский прекрасно знал заранее от Андропова, что никакого вторжения Советской армии в ПНР не готовится и не будет. Но генерал поддерживал и даже нагнетал эти слухи вместе со своим предшественником на посту первого секретаря ЦК ПОРП Станиславом Каней. Эта версия была чрезвычайно выгодна самому генералу Ярузельскому, уже задолго до 1981 года вынашивавшему идею о введении в стране чрезвычайного положения и взятии власти подчиненной ему армией. Слухи о скором вводе в ПНР подразделений союзников по Варшавскому договору для предотвращения кризиса, чреватого сильнейшим общественным взрывом, как бы оправдывали необходимость введения самим польским правительством чрезвычайного положения, чтобы не подвергнуться, согласно «доктрине Брежнева», оккупации, как ЧССР в 1968 году. Но подчеркну еще раз, что Андропов, Брежнев и министр обороны Устинов неоднократно заверяли Каню и Ярузельского в том, что СССР ни в коем случае не пойдет на военное вторжение в ПНР. Более того, в самый канун введения Ярузельским 12 декабря 1981 года военного положения в Польше генерал Ярузельский разговаривал по телефону со вторым человеком в КПСС Михаилом Сусловым, а другой член политбюро ЦК ПОРП, близкий к генералу, с Андроповым. При этом, как засвидетельствовал Виталий Павлов, собеседник председателя КГБ задал свой вопрос с ведома первого секретаря ЦК ПОРП: готов ли будет Советский Союз, помимо экономической и финансовой помощи, в случае если после введения военного положения поляки не смогут сами справиться с ситуацией, ввести свои вооруженные контингенты?
Юрий Владимирович однозначно и твердо ответил отрицательно.
– Вы, – сказал Андропов, – в этом отношении должны рассчитывать только на свои силы.
Оба советских собеседника поляков откровенно сообщили им, что Москве достаточно одного Афганистана…
О своей работе в ПНР В. Г. Павлов издал в 1998 году обстоятельную книгу «Руководители Польши глазами разведчика». Я нашел в ней многое из того, о чем мы вели беседы с ним в 1974–1978 годах в Варшаве. Позже, в 1979–1986 годах, когда я работал в агентстве печати «Новости» политическим обозревателем, то ежегодно, один или два раза в год, мне приходилось выезжать в Польшу по журналистским делам. Это были командировки в Гданьск, где только начинала формироваться «Солидарность», в Варшаву, когда генерал Ярузельский вводил в стране военное положение, на различные журналистские симпозиумы и встречи. Каждый раз я поражался точности прогнозов и оценок генерала Павлова, его способности на много лет вперед предвидеть развитие событий.
Кстати, мне удалось познакомиться на одном таком международном журналистском семинаре с тогдашним главным редактором популярного польского еженедельника «Политика» Мечиславом Раковским. Раковский был выдающимся публицистом и политиком. И генерал Павлов, и представитель АПН в Варшаве, талантливый журналист, пришедший в агентство из «Известий», Олег Строганов, близко знакомый с Раковским и высоко его ценивший, придерживались одинакового мнения о главном редакторе «Политики». Оба считали, что Мечислав Раковский оказывает сильное влияние на генерала Ярузельского. Он якобы был первым поляком, который подкинул генералу задолго до 1981 года идею с вводом в стране военного положения. В Москве Раковского считали злым гением Ярузельского. Крючков и советские лидеры, в том числе и Горбачев, опасались его склонности к социал-демократизму. Мне лично эти его взгляды весьма импонировали, поскольку свою докторскую диссертацию, защищенную им в 1957 году, Раковский посвятил, как и я спустя пятнадцать лет свою, социал-демократии, только западногерманской.
Олег также с большим уважением относился к Мечиславу Раковскому. Раковский не только стремился анализировать и описывать политику в своей газете, но и делал ее, имея большое влияние в руководстве ПОРП.
С помощью генерала Ярузельского, первого секретаря ЦК ПОРП, Мечислав Раковский был избран в 1986 году, то есть тогда, когда у власти в СССР стоял Горбачев и талдычил о перестройке, в состав польского политбюро. Затем он стал и секретарем ЦК, а в 1989 году, к сожалению на весьма короткое время, Раковский избирался даже и первым секретарем Польской объединенной рабочей партии.
По поводу Раковского мое мнение расходится с представлением генерала Павлова и ЦК КПСС о нем. Виталий Григорьевич считал, что Раковский нанес большой вред Польше своей позицией умеренной «открытости» в сторону социал-демократических стран Европы. Наверное, у генерала для формирования его мнения было значительно больше информации о процессах, проходивших в жизни Польши, чем у меня.
Но я теперь все больше утверждаюсь в своих мыслях о том, что официальная точка зрения советских идеологов на социалдемократию, выросшая из позиции Сталина и большевиков по этому вопросу, бывшая три четверти века доктриной СССР и Коммунистического интернационала, нанесла мировому социалистическому и коммунистическому рабочему движению непоправимый вред. Представления Коминтерна о социал-демократах как злейших врагах рабочего движения, навеянные Сталиным и сохранявшиеся в марксистско-ленинской науке и политике до конца 80-х годов XX века, в начале 30-х годов позволили Гитлеру одержать победу на выборах в рейхстаг и легитимно получить власть в Германии.
Свою тайную дипломатию Андропов вел по всем азимутам. Она не была его единоличным достоянием, а всегда проводилась с санкции и на пользу генерального секретаря Брежнева. Представители Андропова брали на себя функции связи между руководителями развивающихся стран и национально-освободительных движений, некоторых стран Запада.
Послы СССР в тех странах, где проявляли подобную активность резиденты и представители КГБ, очень ревновали их к адресатам тайных связей, если они о них каким-либо образом узнавали. Послы жаловались своему министру Андрею Андреевичу Громыко, который несколько раз пытался переключить тайные каналы на себя. Но бюрократическая машина советской дипломатии не могла угнаться за оперативностью и влиятельностью разведки.
Однако не всегда тайную дипломатию Андропова ждал успех. Однажды специфика и консерватизм ПГУ, особенно личные качества его начальника, привели Андропова и правящие в СССР круги к фатальной ошибке. В 1978 году Юрий Владимирович доверился непрофессионализму Владимира Крючкова и под воздействием главы внешней разведки и созданных им «источников влияния» ПГУ в Афганистане позволил втянуть себя в военно-политические игры с этой страной.
Во время кульминации первичных трагических событий в Кабуле – коварной ликвидации по приказу Брежнева в конце декабря 1979 года законного главы союзного государства Амина, всецело доверявшего советским друзьям и неоднократно просившего ввести в Афганистан ограниченный воинский контингент Советской армии, – я уже не работал на Лубянке, а трудился в должности политического обозревателя АПН. Ежедневных шифровок послов и записок ЦК КПСС, МИДа и Министерства обороны по Афганистану я уже не получал. Однако большой объем совершенно достоверной секретной информации я получал от отца, который вышел в отставку только в 1982 году, а до этого был крупной фигурой в ПГУ. Старый разведчик Василий Романович Ситников, с которым мы дружили много лет, работал тогда заместителем председателя Всесоюзного агентства по охране авторских прав (ВААП), представляя в этом ведомстве КГБ. По долгу службы он часто бывал в ПГУ и 5-м управлении, имел там много друзей, которые делились с ним, а он со мной самой горячей и секретной информацией, а также аналитическими выводами коллег с Лубянки. Были у меня и другие источники информации из первых рук – в ПГУ, аппарате ЦК КПСС, МИДе и даже один добрый знакомый из ближайшего окружения министра обороны Устинова. В свое оправдание перед «стукачами» скажу, что любой профессионал-журналист, а тем более политический обозреватель должен иметь разнообразные и неофициальные источники информации. Я явно не нарушал никаких законов о секретности, в противном случае давно бы уже пострадал от спецслужб. Я уверен в этом потому, что точно знаю – до смерти Андропова в 1984 году за мной пристально следили кагэбэшники, устраивая негласные обыски в моих бумагах, отслеживая при помощи «наружки» контакты с людьми, прослушивая телефонные разговоры не только мои, но и моих близких.
