Замуж за «аристократа» - Царева Маша (полные книги .txt) 📗
– Я просто хочу вас предупредить: Эрнест беднее любого помоечного бомжа. Если вы рассчитываете выскочить замуж, потом развестись и стать богатой, то ничего не выйдет. Вы сможете пользоваться деньгами, только пока являетесь женой Эрнеста. Да, и если врачи посчитают, что этот брак – ошибка, вам придется развестись. Вы к этому готовы?
– Знаете что, Дуня? Может быть, когда-нибудь врачи так и решат. Но пока этого не случилось, я буду жить здесь! – с вызовом ответила Шура. – Так что лучше сразу расставим все точки над «ё». Я госпожа, а ты всего лишь прислуга. Пусть обе мы работаем по найму. Но мое положение куда более выгодное. – Шурины губы даже задрожали от злости.
– Как вам будет угодно. – Противная Дуня склонилась перед ней в преувеличенно низком реверансе. Теперь это была прежняя Дуня – с раболепной улыбочкой на лице, готовая нестись исполнять любое приказание капризной госпожи. Только к ее простому круглому лицу намертво прилипла издевательская ухмылочка. И Шура вдруг поняла, что, как прежде, уже не будет. Что никуда ей от этой ухмылочки не деться. Что зловредная Дуня будет отныне преследовать ее, как тень, всем своим видом напоминая, что мышеловка захлопнулась.
Сане Лаврову было скучно, отчаянно скучно. До выписки осталось три дня. Но он давно уже чувствовал себя здоровым, давно понял, что наконец ему удалось «завязать». Он не кололся уже больше трех месяцев, и, самое удивительное, его больше не тянуло к шприцу. Вообще, ничего удивительного в этом не было – в клинике Василия Самсоновича могли вылечить даже вконец опустившегося торчка.
И все же ему отчаянно хотелось домой. Здесь он был пленником. Пусть о нем заботились, как о наследном принце, пусть у него было отдельное меню, кассеты с самыми лучшими фильмами, пусть он жил, как во дворце, и все же Сане хотелось на свободу. Он провел в больнице почти целый год! Смешно, но, сидя в своей шикарно обставленной палате и запивая тосты с черной икрой коллекционным вином, он мечтал… о метро. Ему хотелось видеть перед собой чужие равнодушные лица, ему хотелось прислушиваться к обрывкам случайно оброненных кем-то фраз, хотелось слиться с толпой и брести куда-то по течению, ему хотелось купить безвкусный хот-дог в уличной палатке и съесть его, уперевшись локтями в плохо вымытый пластмассовый столик.
Саня был зол на мать. Он знал, что она поговорила с главным врачом, и в результате этого разговора ему запретили встречаться с Сонечкой. Он не понимал почему. Наконец-то, может быть в первый раз в жизни, он нашел человека, в обществе которого ему не становилось скучно ровно через пятнадцать минут.
Одно время мама пыталась найти ему невесту. Она знакомила его с лучшими московскими девушками – по крайней мере, ей самой казалось, что они лучшие. Это были жеманные актрисульки, кукольно-красивые фотомодели, которых ничего, кроме собственной внешности, не интересовало. Все это было не то. И вдруг он встретил Соню. Она тоже очень красивая, у нее гладкая кожа, свежие пухлые губы, трогательно-маленькие ушки (Саня чувствовал себя таким счастливым, целуя ее бархатные миниатюрные мочки). И вместе с тем она столько пережила, в ее глазах такая грусть, что, глядя на нее, хотелось жить.
Саня уже решил для себя, что, когда он выпишется из больницы, он вызволит Сонечку из золотой клетки. В конце концов, он тоже обеспеченный человек – у него такая успешная знаменитая мать. Они смогут пожениться. Ну или, во всяком случае, будут вместе жить.
В его кармане зазвонил мобильник. Саня даже вздрогнул от неожиданности: кто это может быть? Мобильный телефон он носил с собою просто так, использовал его как будильник. Никто в клинике не знал его номера. Может, мама?
– Санечка?
Он не сразу узнал ее голос, а когда узнал, даже на кровати подпрыгнул от изумления. Соня! Откуда она узнала этот номер?
– Сонечка?
– Мы с тобой как близнецы, – глухо рассмеялась она. – Санечка и Сонечка.
– Откуда ты знаешь мой телефон?
– Нет ничего невозможного, особенно когда у тебя есть деньги, – туманно объяснила она. – Я все знаю. Твоя мама не хочет, чтобы мы встречались.
– Да… – растерянно подтвердил он.
– А ты? – спросила Сонечка. – Ты-то хочешь?
– Конечно! Соня, я… Я хочу тебя видеть. Но как?
– Спускайся в бассейн. Я к тебе приду. У меня есть сюрприз.
– Что за сюрприз?
– Тебе понравится, – усмехнулась она.
Она ждала его в мужской раздевалке. Красивая, черт возьми, такая красивая! На ней была розовая больничная пижамка. Лицо такое свежее без косметики, волосы стянуты в хвостик. Девчонка, школьница. Он хотел было обнять ее, но она мягко отстранилась.
– Смотри, – сказала она и выудила из кармана небольшой сверточек.
Саня тупо смотрел, как она разворачивает непрозрачную оберточную бумагу.
Шприц. Обломок ложки. Зажигалка. И крошечный пакетик с белым порошком.
– Откуда… Откуда у тебя все это?
– Я подкупила медсестру, – Соня улыбалась, довольная собой. – Ну, ты рад?
– Я… не знаю. Вроде бы мы решили «соскочить».
– Но иногда-то можно, – дружелюбно улыбнулась она. – Все так делают. Ничего страшного в этом нет – просто мода такая, понимаешь?
– Да…
Она прильнула к нему, запустила руку в его густые волосы:
– Ну что ты, малыш? Перепугался, да? Ничего страшного, я же тебя не заставляю.
Она посмотрела на него с презрительным снисхождением или ему просто показалось? Саня вспомнил толстую Дашку, и красивую Леночку, и Лютика с огромными синими глазищами, и Валерку… Все они словно смотрели на него в насмешливом ожидании – струсит или нет?
– Ладно, – хрипло сказал Саня. – Давай я сам поставлю тебе укол. Я хорошо ставлю уколы, дурочка ты моя любимая.
…Он лежал на холодном кафеле, раскинув руки и ноги в стороны. Ему казалось, что у него больше нет тела, что он превратился в бесформенную чернильную кляксу, медленно растекающуюся по полу. Что случилось? Никогда раньше героин не давал такого эффекта. Ему просто становилось хорошо, иногда перед глазами весело плясали цветные шарики.
Может быть, он просто отвык и сейчас все будет в порядке?
Он попробовал встать, но не смог.
– Соня… – позвал он. Получилось не то «Соня», не то «Саня». «Я же себя зову, я же себя потерял», – с ужасом понял он.
– Саня, Санечка! – Ему казалось, что он кричит, надрывно и хрипло, но на самом деле он просто тихонько стонал.
Внезапно ожили стены, они плавали вокруг Сани, как хищные акулы. Потолок медленно опускался вниз, и Санечке стало по-настоящему страшно. Сейчас он окажется раздавленным, зажатым между каменными глыбами. Он услышал голоса и узнал гулкий голос Василия Самсоновича и тоненький Сонин голосок. «Я не виновата…» – пищала Соня. «Передозировка», – гудел главный врач.
Саня хотел приподняться на локте, но у него не хватило сил. Он открыл было рот, чтобы сказать им: «Это не передозировка, я здесь, со мной все в порядке», но не успел. Потолок оказался проворнее – он рухнул вниз, придавливая к кафелю безвольное Санино тело. Последним, что он увидел, была перегоревшая лампочка – где-то на уровне его лица.
Саню хоронили весенним утром – дождливым и теплым. На кладбище было грязно, Катя еще и к могилке подойти не успела, а ее туфли уже напоминали огромные грязевые комки. Мало народу собралось вокруг Саниной могилы. Конечно, если бы Катя пригласила своих светских знакомых, с которыми не общалась так давно, все бы они пришли. И Качук пришел бы, и даже Квадрович, и журналисты. С шикарными букетами, с дорогими венками и заранее заготовленными траурными речами. Потом бы все они поехали к Кате, мрачно пили бы водку, закусывая ее фирменными блинчиками с икрой, постепенно веселели. После пятого тоста никто бы про Санечку и не вспомнил, тем более что никто из них с ним особенно не дружил.
Но Катя не пригласила вообще никого. Пришел Егор – ему шел черный удлиненный сюртук. Пришел Олег. В мятой рубашке, с безумными глазами, растерянный, в очках набекрень. Катя заметила, что он осунулся, постарел и больше не был похож на героя-любовника из голливудской мелодрамы.
