Чистые пруды. От Столешников до Чистых прудов - Романюк Сергей Константинович (книги полностью бесплатно TXT) 📗
В здании полицейской части работал и там же жил врач Д. П. Кувшинников, выбравший для медицинской практики самый бедный участок. У жены его Софьи Петровны на втором этаже этого дома собирались художники и артисты, часто бывали А. И. Сумбатов-Южин, А. П. Ленский, Т. Л. Щепкина-Куперник, А. П. и М. П. Чеховы, И. И. Левитан, в свои приезды в Москву обязательно заходил И. Е. Репин. Софья Петровна, по словам Марии Павловны, сестры Чехова, «на редкость была одаренным человеком: пианистка, незаурядная художница, великолепная певица, талантливая поэтесса». Она в течение нескольких лет была, по ее словам, «ученицей, товарищем по охоте, другом Левитана». Софья Петровна, пережившая много романов, старше Левитана, без памяти влюбилась в красавца художника. Они полюбили друг друга, и, по словам Марии Павловны, чувство Левитана было «глубоким, большим, мучительным».
А для А. П. Чехова хозяева квартиры послужили прототипами рассказа «Попрыгунья». Рассказ этот тут же получил широкую известность в Москве — уж очень легко угадывались все персонажи: и хозяева, и гости, и даже мелкие детали обстановки. Чехов был вынужден оправдываться, делая это довольно неуклюже: «Можете себе представить, одна знакомая моя, 42-летняя дама, узнала себя в 20-летней героине моей „Попрыгуньи”, и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика — внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор — и живет она с худож ником». И действительно, рассказ получился жестоким и даже каким-то беспардонным: не ясно, зачем надо было так откровенно и так грубо издеваться над другом и его любимой. Неудивительно, что очень многие осуждали тогда писателя: ему, конечно, отказали от дома, знаменитый актер А. П. Ленский, давно друживший с Чеховым, написал ему «убийственное» письмо, которое Чехов предпочел не сохранять в своем архиве, отношения с Кувшинниковой были разорваны навсегда. Левитан же хотел вызвать его на дуэль и на долгое время прекратил не только дружеские отношения, но и вообще знакомство с Чеховым, и после внешнего примирения, устроенного почти насильно Щепкиной-Куперник, Левитан до кончины не мог простить Чехову этот рассказ…
Сама Кувшинникова кончила почти так же, как герой «Попрыгуньи» доктор Дымов, — она, ухаживая за одинокой художницей, умерла летом 1907 г., заразившись тифом.
В этом же доме некоторое время содержался под арестом Маяковский за организацию побега политических заключенных.
В Хитровский переулок выходит интересный фасад флигеля (№ 3, строение 1), декоративная обработка которого свидетельствует о когда-то богатой усадьбе, главный дом которой, существенно перестроенный, стоит в глубине участка. В XVIII в. усадьба принадлежала Лопухиным и Волконским, а в 1792 г. она перешла от бригадира князя Петра Алексеевича Волконского к богатому купцу Афанасию Кирьякову. Ее главный дом находится в глубине участка.
Еще недавно было неизвестно, где в Москве родился выдающийся русский композитор Александр Скрябин, и только при подготовке первого издания книги о московских переулках в конце 1970-х гг. удалось установить это памятное место. Он родился в доме № 3 по Хитровскому переулку — в метрической книге Трехсвятительской церкви было записано: «Декабря 25 [рождение], 31 [крещение], [родители]: Дворянин Николай Александрович Скрябин и законная его жена Любовь Петровна, оба православного вероисповедания, в доме Кирьякова, [восприемники]: Отставной артиллерии полковник Александр Иванович Скрябин и дочь умершего Капитан-Лейтенанта флота девица Марья Ивановна Подчерткова» [это сестра бабушки].
Род Скрябиных — старинный дворянский род, в котором многие были военными, что не очень-то и удивительно. Самое удивительное — это то, что в скрябинском роде появился такой уникальный композитор-философ, композитор-мыслитель, как Александр Николаевич. Дед композитора — артиллерийский полковник, бабушка — дочь моряка, лейтенанта флота, у них было восемь детей — одна дочь и семеро сыновей. Второй сын, Николай, стал отцом композитора, а дочь Лидия — его воспитательницей, заменившей ему мать.
В семье Скрябиных интересовались музыкой, играли на домашних праздниках, но серьезно ею не занимались. Отец окончил 4-ю московскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета. Еще студентом он познакомился с пианисткой Любовью Петровной Щетининой, на которой и женился. Она блестяще окончила Петербургскую консерваторию и много концертировала; ее талант очень ценил А. Г. Рубинштейн. Ее артистические черты перешли к сыну.
В декабре 1871 г. супруги поехали в Москву, и Любовь Петровна уже ожидала первенца. По дороге она несколько раз выходила из душного вагона и уже тогда почувствовала себя плохо. В Москву они приехали в Рождество, 25 декабря 1871 г. Скрябины остановились в доме в Хитровском переулке; Любовь Петровну на руках перенесли наверх, а через два часа на свет появился сын Александр. Родители недолго задержались здесь и потом уехали из Москвы. Позднее у матери проявились признаки грозной, тогда неизлечимой болезни — туберкулеза; ее повезли, надеясь на выздоровление, в Южный Тироль, но она скончалась от скоротечной чахотки в апреле 1873 г.
После ранней смерти жены отец Скрябина уехал в Петербург, окончил там престижный институт восточных языков и вступил на дипломатическую службу, изредка приезжая в Россию. Он женился второй раз, у него родилась дочь Ксения, а у нее сын Андрей, ставший знаменитым про поведником, архиепископом Британской церкви Антонием Блумом, который был двоюродным племянником русского композитора.
О маленьком Александре заботились его тетка Лидия Александровна и сестра бабушки его крестная Мария Ивановна. Жили они недалеко отсюда, в Большом Златоустинском переулке.
К концу XIX в. здесь, в бывшей усадьбе Лопухиных-Кирьякова, обосновалась ночлежка, которую занимали обитатели «рангом» выше, чем другие хитрованцы — мастеровые, поденщики и особенно портные, которых звали «раками», так как они, пропив одежду, не могли выходить из своих «нор».
На углу переулка — здание церкви Трех Святителей, трех самых известных священноучителей христианской религии IV в.: Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория Богослова, которые ранее не упоминались все вместе, но, по недостоверному рассказу XI в., стали одной группой, очевидно, для удобства поминания, да и число 3 еще со времен язычества считалось священным, а христианство многое заимствовало из языческих религий.
Эта церковь, как и многие в этих местах, прозывалась «что в Ку лишках». Предполагается, что эта церковь в конце XIV в. дала название кремлевским Флоровским воротам, но это кажется совершенно необоснованным — трудно поверить в то, что церковь в сельской местности в полутора километрах от Кремля, где тогда и поселений могло не быть, дала название его главной башне.
Также говорится о том, что Трехсвятительская церковь упоминается в «душевной грамоте» митрополита Киприана (он скончался в 1406 г.) — как помечено на ней: «Писана грамота сиа у Трех Святителей, месяца Септевриа в 12 день, индикта в 15, а не подписал есмь немощи ради своея», но давно известно, что Трехсвятительскую церковь Киприан выстроил отнюдь не здесь, а в своем селе Голенищеве на западе Москвы, у реки Сетунь (см. «Москва за Садовым кольцом». М., 2007. С. 516).
Часто также упоминается о некоем «великокняжеском дворце», «митрополичьем дворе» или даже «патриаршей резиденции» здесь, но никаких документальных сведений об их существовании в этом месте не находится.
Еще одно название Трехсвятительской церкви — «что у старых конюшен». Они упоминаются в летописном известии о «великом» пожаре, случившемся в Москве 21 июня 1547 г., во время которого здесь сгорела церковь. Церковь тогда была во имя Фрола и Лавра, покровителей лошадей, которые, вообще-то говоря, никакого отношения к лошадям не имели, но как-то случилось, что празднование их дня совпало с прекращением падежа лошадей, почему и сочли их непосредственными виновниками этого события.
После пожара конюшни перевели в Чертолье, на то место, где теперь Музей изобразительных искусств.
