Нерассказанная история США - Стоун Оливер (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Трумэн не отдал непосредственного приказа сбросить бомбу. 25 июля в Потсдаме он одобрил директиву, подписанную Стимсоном и Маршаллом, приказывающую применить атомные бомбы после 3 августа, как только позволят погодные условия. Он знал: маловероятно, что Япония примет окончательный вариант Потсдамской декларации, где не содержалось ни существенных изменений к условиям капитуляции, ни предупреждения о бомбе, ни уведомления о вступлении СССР в войну. Однако важно отметить: вопреки более поздним утверждениям Трумэна и Стимсона указание провести бомбардировку было дано до, а не после того, как японцы отклонили Потсдамскую декларацию. Трумэн не предложил Сталину подписать декларацию, хотя Сталин был готов подписать ее и даже принес собственный проект. Подпись Сталина показала бы японцам, что СССР намерен вступить в войну. Отсутствие его подписи побудило японцев продолжать бесплодные попытки получить помощь СССР в достижении лучших условий капитуляции, а часики все тикали, и наконец бомба была готова к применению.
Поведение Трумэна в Потсдаме укрепило мнение Сталина, что США намерены закончить войну быстро и изменить своему слову насчет уступок. Во время конференции он сказал Трумэну, что советские войска будут готовы к нападению к середине августа. Начальник Генштаба советских Вооруженных сил генерал армии А. И. Антонов сообщил американским коллегам, что реальная дата начала скорее ближе к концу месяца. Маршалу А. М. Василевскому Сталин приказал подготовиться к вторжению на 10–14 дней раньше срока111.
Хотя Трумэн всегда брал ответственность за принятое решение на себя, Гровс, 25 июля составивший черновик записки, утверждал, что Трумэн на самом деле ничего не решал, а просто не стал возражать. «Насколько я могу судить, – отмечал он, – сам он придерживался позиции невмешательства, в основном чтобы не ломать существующие планы…» И далее: «Трумэн не столько сказал “да”, сколько не сказал “нет”». Гровс презрительно назвал Трумэна «сопливым мальчишкой»112.
2 августа Трумэн уехал из Потсдама. На следующий день секретарь Бирнса записал в своем дневнике: «На борту “Огасты”. Президент, Лихи, Дж. Ф. Бирнс согласились [!], что япошки [!] ищут мира»113. Трумэн также хотел мира. Но сначала он хотел применить атомную бомбу.
Генерал Дуглас Макартур, главнокомандующий войсками союзников на Tихом океане и второй по старшинству генерал регулярной армии США, считал бомбу «совершенно ненужной с военной точки зрения» и одновременно рассердился и огорчился, когда узнал, что США намерены ее применить. 6 августа, еще до объявления об атомной бомбардировке, он провел пресс-конференцию, где сказал репортерам, что японцы «уже разбиты», а сам он думает «об ужасах следующей войны, которые будут в 10 тысяч раз больше»114.
6 августа в 2:45 три самолета B-29 взлетели с острова Тиниан в Марианском архипелаге и взяли курс на Японию, лежащую на расстоянии 1,5 тысячи миль. Ведущий самолет «Энола Гей» нес урановую бомбу «Малыш», которая взорвалась в 8:15. Ее мощность, по современным оценкам, была эквивалентна 16 килотоннам тротила. Жители Хиросимы – приблизительно 300 тысяч мирных жителей, 43 тысячи солдат, 45 тысяч рабов-корейцев и несколько тысяч американцев японского происхождения, главным образом дети интернированных в США, – только начинали свой день. В качестве цели выбрали Т-образный мост Айои, близ центра города. Хиросиму, несмотря на наличие в ней порта и штаба Второй основной армии, во время предыдущих бомбардировок не считали важным военным объектом. В радиусе двух миль [больше трех километров] от точки падения бомбы все было разрушено до основания. Когда члены экипажа «Энола Гей» увидели, как исчезает город Хиросима, их охватил ужас. Пилот Пол Тиббетс, назвавший самолет в честь своей матери, так описывал происходившее на земле: «Гигантский фиолетовый гриб уже поднялся на высоту 13 тысяч метров, оказавшись на 5 тысяч метров выше нас, и продолжал подниматься, кипя, словно ужасное живое существо. Внизу творилось нечто еще более невообразимое. В вихрях дыма, похожего на бурлящий деготь, то тут, то там вспыхивали пожары»115. В другой раз он заметил: «Если бы Данте был с нами на самолете, то даже он пришел бы в ужас. Город, который за несколько минут до этого был залит солнцем и так четко виден, превратился в уродливое пятно. Он полностью исчез под страшным покрывалом дыма и огня». Хвостовой стрелок Боб Кейрон назвал это «взглядом в пекло». Второй пилот Роберт Льюис записал в бортжурнале: «Боже, что мы наделали?»116
Пилот Пол Тиббетс (в центре, с трубкой) с другими членами экипажа на фоне самолета «Энола Гей».
Радист Эйб Спитцер наблюдал из самолета сопровождения «Великий артист» и решил, что у него галлюцинация. Ему принадлежит самое красочное и ужасающее описание того, чему стали свидетелями члены экипажа, и его стоит процитировать полностью:
«Под нами, насколько хватало глаз, пылал пожар, но он совершенно не походил на обычный пожар. Он переливался десятком цветов, ослепительно-ярких – я и не знал, что цветов может быть так много, – а в самом центре и ярче всех пылал гигантский красный огненный шар, казавшийся больше солнца. Более того: создавалось впечатление, что каким-то образом солнце вышибло с неба, оно упало на землю у нас под ногами и теперь снова начало подниматься, но подниматься прямо на нас – и стремительно.
В то же самое время шар стал расширяться, пока не накрыл весь город, и со всех сторон пламя было окутано, полускрыто толстой непроницаемой колонной серо-белого дыма, достигающей подножия холмов за городом и рвущейся во все стороны и вверх, приближающейся к нам с невероятной скоростью.
Грибовидное облако поднимается над японским городом Хиросимой после атомной бомбардировки 6 августа 1945 года. Вид с земли был совсем иным и гораздо более чудовищным. В эпицентре, где температура достигала 3 тысяч градусов по Цельсию, огненный шар превращал людей «в кучки дымящихся углей за доли секунды, а внутренние органы просто выкипали».
Затем самолет снова затрясло, и раздался звук, похожий на выстрел гигантской пушки, – словно тяжелая артиллерия палила по нас со всех сторон.
Фиолетовый свет сменился сине-зеленым, переходящим по краям в желтый, и сидящий внизу огненный шар, это перевернутое солнце, словно потянулся за дымом вверх, помчался к нам с невероятной скоростью – а мы в это время во все лопатки – но все равно не так быстро – улепетывали от места, где некогда был город.
Неожиданно мы оказались слева от столба дыма, а он все продолжал подниматься, и, как я позже узнал, достиг высоты в 15 тысяч метров. Он напоминал гигантский столб, сужавшийся кверху и уходивший в стратосферу. Ученые потом сказали нам, что, по их оценкам, столб достигал 6 или 8 километров в ширину у основания и больше 2 километров в верхней части.
Пока я смотрел, загипнотизированный увиденным, столб дыма изменил цвет с серо-белого на коричневый, затем на янтарный, а потом засиял всеми тремя цветами одновременно, образовав яркую, бурлящую радугу. На мгновение мне показалось, что его ярость стихает, но почти сразу из вершины вырвалось что-то похожее на гриб и поползло вверх, пока не достигло высоты 18 или 20 тысяч метров… вся колонна кипела и дрожала, а гриб на ее вершине расползался во все стороны, как гигантские волны во время океанского шторма.
Затем, совершенно неожиданно, вершина оторвалась от колонны, словно обрезанная острым ножом, и рванулась еще дальше вверх; насколько далеко, я не знаю; никто не знал тогда и не знает сейчас; этого не поймешь даже по фотографиям, и ни один прибор не смог точно все измерить. Кто-то говорит, что высота составила 24 тысячи метров, другие – что 26 тысяч, третьи – что еще больше… После этого на вершине колонны созрел еще один гриб, поменьше»117.
