Попадать, так с музыкой - Гуткин Михаил Львович (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗

— Добрый вечер, пан Северов. Ваша супруга очень сильная шахматистка. Буду рад еще раз встретиться с ней за шахматной доской. А сейчас не хотите ли выпить с нами немного вина?

Тут, видя, что Вася в некоторой нерешительности, я осмелилась вмешаться:

— Извините, пан Каневский. Я совсем не пью вина. Все время помню печальные результаты увлечения вином Михаила Чигорина и Александра Алехина. Врачи говорят, что алкоголь даже в малых дозах наносит невосполнимый вред мозгу. Поэтому сама не пью спиртного и мужа отучаю.

— Да, примеры вы привели действительно серьезные. Но тогда чай?

Я посмотрела на Васю. Он чуть моргнул.

— Чай с большим удовольствием.

Глава 43

Ксендз сказал несколько слов епископу. Тот кивнул. (Как интересно! Только и делает, что кивает, как китайский болванчик. Но ничего, я ему прощаю, так как он помог мне обыграть ксендза.) Служка быстро забегал в дом и во двор, вынося чашки с блюдцами, чайник и коробку конфет. Мы вчетвером уселись за стол. Служка моментально разлил всем чай, начиная все-таки не с нас, а с епископа. И мы приступили к «чайной церемонии». За чаем разговор довольно быстро перетек в обсуждение того странного случая с чертями. При начальнике я помалкивала в тряпочку, а Вася с важным видом излагал, что случай действительно странный, что органы сами заинтересованы в раскрытии его и готовы оказать всемерную помощь в этом деле. Ксендз оперативно все переводил епископу. Тот молча все выслушал и кивнул. Потом что-то сказал. Ксендз слегка улыбнулся и перевел:

— Пан епископ говорит, что мой предшественник, конечно, не был безгрешен, но что среди слуг Господа нашего, — при этих словах ксендз благочестиво перекрестился, — есть гораздо большие грешники, но черти за ними не приходят.

Тут я не выдержала и вмешалась:

— Разве нам, грешным, можно судить о промысле Божьем?

При этих моих словах ксендз чуть не поперхнулся чаем. Он сделал несколько глубоких вдохов и только после этого смог заговорить.

— Пани Северова верит в Бога? А я думал, что в органах работают неверующие.

— В Бога я не верю, но всегда уважала чувства верующих. Более того, я даже немного читала Библию и Евангелие, чтобы в разговорах с верующими случайно по незнанию не оскорбить их чувства.

Тут уже удивился не только ксендз, но и Вася. Правда, только я почувствовала его удивление.

— Да, вижу, что мы у себя в Польше плохо представляли, как живут в СССР.

— Вот теперь, пан Каневский, у вас появилась такая возможность. И смею вас уверить, что все законопослушные граждане у нас живут хорошо и власть их не обижает.

На этой ноте я решила, что пора заканчивать беседу и отправляться домой. Я встала, мужчины тоже вежливо поднялись с мест. Мы с Васей раскланялись с попами. Я быстро собрала шахматы, не удержалась — ухватила еще одну конфету (ксендз улыбнулся) и пошла в сопровождении мужа к мотоциклу.

Дома мы, несмотря на бултыхавшийся в желудках чай, все-таки поужинали. А потом Вася заявил:

— Завтра у тебя утром будет куча дел, а после обеда поедешь вместе с епископом в Барановичи. Его на поезд, а сама к майору. Он тебя проинструктирует и отправит дальше, уже в Москву. Поэтому сейчас все собери. В дорогу возьмешь весь свой арсенал, но в Москву только со штатным наганом. Остальное оставишь у Валентина Петровича. Поездку планируй на неделю. Командировочные получишь в кассе, но не исключено, что майор еще добавит тебе на дорожку. В этот раз ты будешь там одна, поэтому поселишься в ведомственной гостинице. Майор завтра тебе все объяснит. А я тут буду без тебя скучать.

— Я тоже буду скучать, Васенька. Так что давай не терять времени.

И мы постарались наше время использовать по максимуму.

Рабочее утро началось с самого неприятного — с написания отчетов. Один отчет по рейду и один отчет по игре в шахматы. По первой части рейда писать было просто: зашли, снаружи все было спокойно, всех, кого было нужно, забрали и ушли. По второй части стало сложнее. Нужно было написать так, чтобы к Трофиму не стали бы придираться. Но и совсем в сторону тоже писать было нельзя. Не одна ведь я писала по этому делу отчет. Ладно. Выставила пса главным сопротивленцем, про двустволку написала именно так, как советовал Игорь, — в конце концов, я в этих охотничьих ружьях действительно практически ничего не понимаю. А вот как я додумалась про бумаги? А, фиг с ним. Напишу, как было. Предположила, что могли быть бумаги, — предположение оказалось правильным, бумаги выдали добровольно. «Правду писать легко и приятно» [49]. На этом мои мучения с первым отчетом практически закончились. Переписывание из-за клякс не в счет.

Со вторым отчетом вышло сложнее. Во время игры думаешь об игре, а не о том, что и как потом будешь писать. Мало того, мои шахматные размышления никому не интересны, так как читать будут профессионалы совсем другой специализации. Обоснование выбора того или иного дебюта и расчет вариантов их совсем не колышут. Им факты и оценки подавай. Причем не оценки позиций, а оценки людей и поступков. Поэтому пришлось напрячь все извилины, вспомнить, кто, что и как говорил, и изложить это на бумаге. Правда, я не забыла подпустить шпильку по поводу подсказки со стороны епископа, так как это свидетельствовало сразу о нескольких важных чертах его характера: самомнение (играет наверняка хуже, а лезет подсказывать), бесцеремонность и не слишком большой ум. То, что он добрался до такой должности (или такого сана — как это у них называется), говорит не столько о его уме, сколько о его хитрости. Потом пришлось пересказать нашу беседу втроем — тоже факты, которые полагается отражать. Пусть Вася и о себе немного почитает. Попыхтела, попыхтела и все-таки родила второй отчет, причем его решила не переписывать. И так сойдет. Скажут — перепишу, а нет — и ладушки.

Вручила мужу отчет и тут же получила взамен очередную порцию отчетов наблюдателей. Там опять все было очень подробно от каждой из групп. Описали и нашу с Васей беседу с ксендзом. Слов они не слышали, так что описывали только поведение всех персонажей. Опять отличилась ночная группа. Теперь только неизвестный не выходил, а входил в потайной ход. Согласно инструкции задерживать его не имели права, поэтому ограничились фиксацией данного факта, отметив, что он появился непонятно откуда и нес с собой небольшой сверток — возможно, просто свернул в комок опустевший мешок. Это место я, как и в прошлый раз, отметила красным карандашом. В осадок выпало то, что по этому потайному ходу народ бродит туда и сюда, а задерживать пока не имеет смысла. Что предъявишь на пустом месте. Ничего. Только знание хода засветишь. Придется ждать. Хотя одна мыслишка у меня появилась, поэтому, вернув отчеты Васе, я сказала:

— Товарищ старший лейтенант, по этим отчетам есть одно замечание.

— Да, интересно. Выкладывай.

— У меня создалось впечатление, что этот тайный ход сообщается не только с костелом.

— Как это? Ведь наши оперативники несколько раз проходили его от начала и до конца.

— Так они просто проходили, а стенки, наверное, не исследовали. Что, если там есть еще какое-нибудь ответвление?

— Вот оно что! А ведь может быть. Когда идешь по проходу с фонариком, то не слишком внимательно смотришь по сторонам. Действительно, могли и проворонить. Спасибо за идею. Обязательно проверим. А теперь скажи, пожалуйста, кто, кроме тебя и Пряхина, видел бумаги, которые вы принесли?

Так, кто видел? Стала вспоминать:

— Как мне их выдал Трофим, не видел никто. Это точно. Бумаги были в свертке, снаружи то, что это именно бумаги, не определишь. Но когда я передавала их Игорю, то брякнула, что это бумаги. Могли слышать два или три бойца из приданных нам.

— Этого я и боялся! Тебе никто не говорил, что не следует обо всех представляющих оперативный интерес предметах громко объявлять окружающим. А так получилось, что эти бумаги срочно затребовали в Белорусский наркомат госбезопасности. Сам товарищ Цанава затребовал.