Книга Холмов (СИ) - Карелин Антон (книга регистрации .TXT) 📗
Кел постоял немного, пожал плечами, догнал повозку, благо ехала она весьма медленно, и спросил:
- А мне куда?
- Вот твоя койка, - Алейна указала на верхний ярус. - Там в изголовье сундук с твоими вещами, поройся, может что-то вспомнишь.
- Кстати, чернобурка, - сказал все еще слегка покрасневший Ричард. Чернобуркой он звал Анну, которая чаще всего носила длинные волосы собранными в тугой черный хвост. - У тебя же трофей от герртруда. Можешь из бойницы кого-нибудь так шарахнуть, что мозгов не соберет.
- Не люблю беспорядок, - огрызнулась Анна, в прошлом прилежная домохозяйка, все еще не утратившая инстинкты того времени, когда фанатично боролась за чистоту с хаосом, извечно проникающим в дом.
- В лесу убираться не обязательно.
- И это говорит рейнджер. Но ты прав. Покажи, как заряжать эту штуку?
Ричард едва не вскинул руки, чтобы взять огнестрел Ганса Штайнера и старым, заученным движением упереть в колено, да зарядить, как в учебке, за четыре секунды. Руки дернулись, удержались в последний момент, лицо дрогнуло. Комок скверны! Стоило выйти из себя, как уже выпадаешь из образа. Вот почему так опасны чувства. Забудь тренировочный лагерь, ты рейнджер братства; забудь распорядок, ты гордый сын Севера; забудь инструкции, ты лучник и презираешь штрайгеров и огнестрел.
- Еще я этот паскудный кусок железа в руки не брал, - сплюнул Дик. - Мы честные стрелки, а не панцеры с шлемом вместо мозгов. Он еще бежать на расстояние выстрела будет, а я уже до него достану. Пока он заряжает, я восемь стрел пущу!
Кудахтая по-лесному, как правильный глухарь из бродяжьего братства, не признающий иных друзей, кроме своего тисового, он украдкой глянул назад, будто проверяя дорогу, и мазнул взглядом по Анне. Девушка неловко возилась с лучшим огнестрелом, что Ричард видел в жизни. Сын поколений мастеров, их проб и ошибок, озарений и разочарований, унижений и трудов, истинный сын Канзора лежал в ее руках, решительных, но слепых. Анна не станет ему матерью, не поймет и не полюбит его, как всем сердцем любил Дик - граненый шлифованный ствол длинной с полтора локтя, гладкий приклад, пропитанный дымным соком; запах огненной соли, резкий звук выстрела, эхом разносящийся над Холмами, жесткую отдачу, которую нужно правильно принять на плечо. Суровый, преданный характер и послушную умелым рукам мощь, которую обуздало лучшее государство на свете.
Ричард любил и луки. Как не любить плоть от плоти вольных древ, тугие в натяге, с силой разгибающие плечи, гордо вибрирующие после выстрела в сжатой руке. Дети леса и ветра, поющие песню тетивы под вторящий ей посвист стрел. Натянувший лук - един с природой, он слушает ветер и развитым за годы шестым чувством осязает ландшафт. Щурится от солнца, хмурится под дождем, знает, как поведет себя прихотливая стрела. Стреляющий из длинноствольного штрайга, напротив, отключается от мира и сливается в первую очередь с замершим в руках стволом; мощь выстрела преодолевает силы природы и пробивает доспех, от которого бессильно отскакивают стрелы. Хотя расстояние невелико, но за последние годы оно выросло, Дик в юности стрелял из старых штрайгов, а на коленях у Анны новый, лучший на сегодня образец. Как же хочется взвесить его в руках, рассмотреть, прочистить, никуда не торопясь, засыпать огненную соль, заложить круглую свинцовую пулю, упереть гладкий приклад в плечо - и снова ощутить рявкающую мощь настоящего огнестрела. Почувствовать, как мгновенная нить связует тебя с жертвой, и как эта нить завершается ударом прямо в цель.
Возможно, он еще сделает это.
Низкие зеленые холмы с пологими склонами остались позади, броневагон снова вкатился в густой сосновый лес, как будто и не покидал его. И, мирно поскрипывая колесами под сенью крон, неторопливо ехал в объятия коварной западни.
Лисы с предвкушением ждали бой и насвистывали песенку про лихого короля Робуса, которую принято петь, отправляясь на безрассудное дело, но будучи уверенным, что это дело удастся в лучшем виде:
'Сир Робус был младой король,
Один на всю страну,
И так любил он свой народ,
Что пропил всю казну!
Когда же утром он пришел
С похмелья весь больной,
Народ толпой к нему вошел:
'Дай денег нам, родной!'
Ну ладно, отвечал Король,
Коль царство на кону,
Чтоб злато полилось рекой,
Я съезжу на Луну!
Ведь на небе висит ничей
Огромнейший Опал.
Я отколю большой кусок,
Чтоб к замку он упал!
Я съезжу на небо, друзья,
Мне это по плечу,
И всех, Орнатус мне судья,
Я вмиг обогачу!'
Дорога в этой части древней земли оказалась вымощена крупным старым камнем, и сработана великолепно, так, что без всякого ухода сохранила форму больше двух столетий - с тех пор, как Изгнатели окончательно покинули Холмы. Зачем тут замостили дорогу, и каким образом неизвестные мастера добились такой прочности, Лисам было уже не узнать. Но ехать по этой дороге оказалось приятнее, чем обычно. Хотя броневагон и по колдобинам ехал не так уж и тряско - благодаря стараниям одного из Лисов, инженера, который погиб два месяца назад. Впрочем, даже погибший, он остался в ханте, правда, уже в роли в основном воина, а не механика.
Дмитриус в дожелезной жизни был механиком и изобретателем с большим потенциалом. И когда ханта получила в изумленные, но жадно затрепетавшие руки такой подарок судьбы, как броневагон, лисий инженер прикатил ее к лучшему из мэннивеских каретчиков-мастеров. Был это Брон Брыдван, блеклый человек с очень длинными и ловкими пальцами и необычно сильными для своего сложения руками, за что получил прозвище Брон-Две-Клешни.
Каретчиков в торговом городе, стоящем на четырех древних трактах, ясное дело, достаточно, чтобы Дмитриус мог выбрать действительно выдающегося. Через Мэннивей идет по сотне крупных караванов в год, то есть, по жилам города громыхает по несколько тысяч повозок в сезон. Сколько из них требует осмотра и починки, и сколько торговцам приходится делать заново, и не сосчитать. Кроме того, Мэннивей не просто так слывет крупным перевалочным пунктом в том числе и для бесконечного потока контрабанды, поэтому востребованность в каретчиках всегда оставалась стабильно высока.
Пользуясь кратковременным финансовым благополучием Лисов, Дмитриус нанял Брона и его учеников на две недели, и вместе они надумали и воплотили такую подвеску и рессоры, что даже видавший виды Брыдван был доволен замыслом. Поначалу друзья считали инженерные идеи Дмитриуса дорогостоящим излишеством, и громко роптали против таких трат. Но в худощавом и невысоком парне умещалось достаточное количество энтузиазма, чтобы он пересилил. И уже на следующий день после того, как броневагон гордо выплыл из ворот мастерской Брыдвана, лисы с восторгом оценили разницу. Теперь даже паршивая дорога стала 'ыыы, но все же терпимой', а на редких хороших участках тяжелый дом на колесах катил плавно и ровно, почти как воздушная баржа.
Оказалось, что решение Дмитриуса лучше тех, что были в арсенале мастера, поэтому после испытаний Брон вернул лису полцены за то, чтобы чертеж не ушел к другим каретчикам.
- От меня-то железно не уйдет. Но зубаря во рту не утаишь, - предупредил инженер, чокаясь с Брыдваном рюмкой крепкой медовухи. - Купят твою карету через подставное лицо, разберут и срисуют механику. Алхимию на рессорах в пружинной стали, наверное, сразу не разберут, особенно, если ты с Мерцей договоришься, чтобы она не рассказала. Но все равно же выяснят рано или поздно. Методом проб и ошибок.
- Пущай пробуют, - сипло ответил Брон. - Пока они ломают, мы продаем.
Говорят, после этого дела и без того удачливого каретчика вовсе пошли на лад. Дошло до того, что он собрался и уехал из Мэннивея, оставив мастерскую на кого-то из учеников. А сам с сыновьями, говорят, основал новую мастерскую в одной из провинций Канзора. Бежал от войны, хоть пока еще она не пришла в Мэннивей. Но все знали, что рано или поздно она придет и сюда. А тертый каретчик очевидным образом показал, на чью победу ставит в этой войне...