Восточные страсти - Скотт Майкл Уильям (чтение книг .TXT) 📗
Голландец, который не притронулся к большинству из блюд, составлявших rijsttafel, ограничился небольшим вареным цыпленком и скромным кусочком вареной на пару рыбы.
— Вы все время так умерены в еде? — поинтересовалась Эрика.
— Ну, не всегда, хе-хе, — ответил он. — В прошлом и без труда уминал за пятерых, вот и раздулся теперь до неприличия. Но мои врачи призывают меня проявлять спартанское отношение к пище, и я следую их советам, хотя все равно ничуть не худею. Этого уже никто объяснить не может, но я смирился со своею судьбой.
И всякий раз, когда ей удавалось перевести разговор на личную тему, Голландец ускользал из ее сетей и принимался обсуждать различные тонкости новейшего судостроения.
Не более четверти часа потребовалось ему, чтобы полностью удостовериться, что познания Эрики в этой отрасли, несмотря на ее статус представительницы «Гамбургской судоходной корпорации», практически равнялись нулю. Немногим больше понимал в этом Браун, который продолжал пялиться на девиц, не забывая при этом набивать себе желудок.
Голландец мог бы сразу отказать от двора Эрике фон Клауснер, но это было не в его правилах. Ее покровители ставили перед ней какую-то задачу, присылая ее сюда, и ему хотелось докопаться до истины. Большую часть своего огромного состояния он нажил с помощью именно такой тактики. При этом в первую очередь он полагался на свои инстинкты, а не на здравый смысл. Ему хотелось узнать многое — очень многое — об операциях гамбургских коммерсантов, и он чувствовал, что может в этом недурно преуспеть, если будет достаточно настойчив и изворотлив. Было совершенно ясно, что ни эта девушка, ни ее придурковатый компаньон не смогут скрыть от него то, что ему не терпелось узнать.
Попытки Эрики заинтересовать его собой ему окончательно наскучили, особенно когда по завершении обеда Браун оставил их, удалившись в свои апартаменты с одной из рабынь. Эрика в его отсутствие, похоже, твердо вознамерилась обольстить Голландца и приняла настолько откровенно-томный вид, что он решил поддразнить ее будущим контрактом, лишь бы отвлечь ее внимание от своей особы.
Она мгновенно преобразилась, пораженная и восхищенная своей удачей. Правда, контракт, согласно которому он брал на себя обязательство отправить в Гамбург груз с индонезийской гвоздикой и другими пряностями взамен встречной поставки промышленных товаров, был, что ни говори, мелковат и не предусматривал крупных финансовых вложений, но ведь то было лишь начало, и оно должно было убедить гамбургских директоров, что она успешно справляется со своей миссией. Она подробно обсудила с ним сделку и с готовностью дала на нее свое согласие.
— Контракт будет составлен в ближайшее время, хе-хе, — сказал Голландец, — и вы сможете подписать его сразу после сиесты.
— Сиесты? — не поняла она.
— Это слово заимствовано из испанского языка, — объяснил Голландец. — В полуденный зной, особенно после плотного обеда, хорошо хотя бы немного вздремнуть.
— Хорошо, — сказала она. — Я ни в коей мере не против того, чтобы оказаться в постели, но не уверена, что буду спать.
Он умышленно оставил без внимания возможность дальнейшего обсуждения этой темы, и гостью проводили в отведенные ей комнаты.
Оставшись один, Голландец неспешно вернулся к своему необъятному плетеному креслу и грузно опустился в него. Девушка-рабыня поднесла ему стакан фруктового сока, куда было добавлено чуть-чуть голландского джиневера[24], а две другие принялись обмахивать его веерами из страусовых перьев. Однако он почувствовал, что атмосфера вокруг утратила свое обычное равновесие, что-то встревожило его всегда таких невозмутимых подруг, и результата их стараний он никак не ощущал.
Он всмотрелся в лицо одной из них, смешанного китайско-индонезийского происхождения, которая была одной из его нынешних фавориток.
— Что тревожит тебя и твоих подруг, Ван Ча? — вежливо осведомился он.
Девушка отвернулась и не произнесла ни слова.
— Я надеюсь, что кто-то мне все-таки ответит, хе-хе, — сказал Голландец низким, ласковым голосом.
Его замечание было встречено глухим молчанием, и даже попугаи оборвали свои пронзительные вопли.
Голландец кротко вздохнул и взял в руки переметную сумку, висевшую на его кресле. Он не спеша вынул из нее кнут и резким взмахом рассек воздух.
— Я не терплю вида ссадин на прекрасном теле, и вы все об этом знаете, — размеренно произнес он. — Но иногда надо занять твердую позицию — для нашего общего блага. Я бы хотел попросить кого-нибудь из вас позвать ко мне Деру.
Деру был шефом телохранителей и часто выполнял те поручения Голландца, которые он не доверил бы никому другому. В их число входила порка вышедших из подчинения девушек. Деру должен был пороть ослушницу до того момента, пока она не захочет раскаяться в своем проступке.
Как он и ожидал, девушки тут же зароптали и проявили столь явное неудовольствие, что их голосами были даже заглушены крики попугаев, принявшихся вновь надрываться что есть мочи. Голландец со вздохом сунул в рот длинный, тонкий шерут[25]. Одна из девушек поспешно поднесла ему огонь, который высекла с помощью кремня и трутницы. Он задумчиво раскурил сигару.
— Я пока жду, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, — и, полагаю, показываю пример редкого терпения.
Он немедленно был заверен в том, что окружающие разделяют его предположение. И тогда причина общего расстройства сама собой выскочила наружу.
Оказывается, ответственность за него лежала на белом человеке, прибывшем с госпожой с ярко-красными волосами. Он угрожал девушке, которая первый раз показала ему дорогу в покои, поклявшись, что застрелит ее из своего пистолета, если она не отдастся ему. Девушка, заверили Голландца ее подружки, хорошо помнила устав поведения в имении. Половые сношения были запрещены, кроме тех случаев, когда приказывал хозяин. И тогда уж они были обязательны.
Голландец покачал головой: что за идиот этот Браун! До него не дошло, что, веди он себя прилично, ему бы, как гостю, подарили одну из девушек, с которой он мог предаваться радостям жизни все то время, что находится в усадьбе. Его грубая невоздержанность, однако, круто меняла все намерения гостеприимного хозяина.
— И где сейчас ваша подруга? — небрежно спросил он.
Ему сказали, что она в ужасе и отчаянии убежала в свою комнату. Он сразу послал за ней. Лицо миловидной девушки, когда она приближалась к необъятному бамбуковому креслу, было искажено страхом. Она понимала, что нарушила одно из непреложных правил, установленных Голландцем, поддавшись на угрозы гостя, и теперь, в лучшем случае, ее ожидала суровая порка. Голландец частенько обескураживал своих подданных.
— Расскажи мне обо всем сама, — мягко попросил он.
Рассказ девушки был прост и незатейлив. Браун обратился к ней на неизвестном ей языке. Впрочем, смысл сказанного было нетрудно понять. Она стала возражать, ясно дала понять, что не собирается ложиться с ним в постель, и тогда он свалил ее на пол, вытащил пистолет, взвел на нем курок и приставил к ее виску. Она уже видела однажды в портовом салуне, за несколько дней до того как Голландец приобрел ее у предыдущих хозяев, как во время драки застрелили моряка, и ей теперь было хорошо известно, каким смертоносным огненным оружием обладают люди с Запада. И поэтому в ужасе она отдалась этому человеку.
Голландец протянул руку и погладил ей волосы, а потом легонько провел рукой по ее обнаженной груди. То был жест утешения, и он произвел именно то действие, на которое был рассчитан. Прикосновение рук этого человека, несмотря на их размеры, могло быть чарующе нежным. На мгновение он задумался, а потом расплылся в улыбке. Те девушки, которые успели заметить, что в лице хозяина в этот момент не было ни кровинки, а взгляд вдруг остекленел, — затрепетали от ужаса.
— Будь так добра, — обратился он к одной из них, — приведи сюда иностранного господина. И я хочу, чтобы вы пошли вдвоем, потому что, если я пошлю тебя одну, он может начать угрожать и тебе.
