Заговор адмирала - Гавен Михель (е книги .txt) 📗

Адмирал встал и подошел к окну. Срывая пожелтевшие листья с деревьев, над Будой дул холодный, пронзительный ветер.

Рейхсуполномоченный Вейзенмайер презрительно скривился и зло посмотрел на стоявшего перед его рабочим столом Отто Скорцени:

— Итак, старик Хорти решил хорошенько хлопнуть дверью напоследок. Ты сам слышал по радио, он объявил Германии войну! Он, этот слюнявый сморчок, аристократишка, с его трусливыми венграми, которые бежали из-под Сталинграда, только пятки сверкали. Вообразил себя на борту своего трухлявого суденышка, которым он командовал когда-то в молодости, как оно называлось «Габсбург»? Вот-вот, — Вейзенмайер пристукнул ладонью по столу. — Сейчас он будет диктовать рейху условия, как бы не так! Его ещё потащат за ноги, головой вниз, как его сына Миклоша, сначала в тюрьму, а потом в петлю. А всех его невесток и детишек поставят к стенке. Фюрер прислал послание для него, — сообщил Вейзенмайер. — Это последнее предупреждение. Ультиматум. Если он не откажется от власти и не сдастся добровольно, объявив своим преемником Салаши, ему придется пенять на себя. Этот ультиматум я отправил ему в Буду час назад — никакого ответа. Он нас игнорирует. Он, видите ли, ждет помощи от Сталина, идиот! — Вейзенмайер неприятно хохотнул и отвернулся, закуривая сигарету.

Скорцени усмехнулся, соглашаясь.

— У Эрнеста есть достоверные сведения, что Советы не сдвинутся с места, пока мы тут не покончим с Хорти, — продолжал Вейзенмайер. — Им нужна бойня, кровь, они не собираются пестовать буржуазные демократии, они хотят своей власти, а адмирал просто не может постичь этого своими аристократическими мозгами. Ему до сих пор неясно, что он и его Габсбурги уже ничего не значат в мире, и человек сам по себе ничего не значит, он будет принесен в жертву идее, их или нашей — всё равно. Человек — ничто, идея, масса — всё. История, культура, всяческие там соборчики и музеи — это полнейшая ерунда. Сказано было давно, как в той пьеске Йоста: «Слово культура стоит только того, чтобы всё, что к ней относится расстрелять из пистолета». Сталин думает так же. Он понимает Гитлера лучше, чем этот второй аристократический маразматик Черчилль, которого Сталин ловко водит за нос, пользуясь его верой в так называемые ценности. Сталин и Гитлер хотели поделить мир между собой в тридцать девятом, и они его поделят. Без Черчилля и его дряхлых христианских ценностей. Ему место на свалке, туда он скоро и отправится. На следующих выборах он не победит, американцы ему устроят это, они же тоже понимают, за что тут идёт борьба и какой мир выстроится в будущем. Так что Советы не придут, их нам пока бояться нечего. Нам остается только расправиться с Хорти и поставить на его место Салаши. Твои люди уже исследовали подходы к посольству Ватикана? — спросил Вейзенмайер Скорцени. — Детки Хорти понадобятся нам уже завтра. Старика хватит удар, когда он увидит, как их тащат за волосы перед «тиграми».

— Мы работаем над этим, — сдержанно ответил Скорцени.

Извещать Вейзенмайера о том, что внуков Хорти охраняют люди Фелькерзама, он не стал, в конце концов не его дело. Сам Вейзенмайер никого похищать не будет, у него некому это сделать, а значит, примет то, что сделает Скорцени, главное — результат. На совещании же в квартире на Большом бульваре решили твердо, детей Хорти пока трогать не будут. Хотя бы потому, чтобы не вступать в схватку со своими. На всякий случай, такое объяснение приготовили Кальтенбруннеру. Хотя Раух и Цилле категорически высказались против похищения детей в принципе. Их поддержал и Науйокс. «СС не воюет с детьми, — заметил он мрачно. — Тем более что одному из них всего несколько месяцев, он на руках у няни. Тащить младенца перед танками, таких подвигов мне бы не хотелось. Но Кальтенбруннер этого не поймет. Это ясно».

— Наши силы стягиваются к Буде, — Вейзенмайер встал, подошел к карте. — Танки уже подходят к мостам Елизаветы и Франца Иосифа. Буда практически окружена, блокирована. Мы выбили венгров с радиоузла и с телефонной станции, так что адмирал теперь практически остался без связи. Приказ, который изготовил Науйокс, отправлен в венгерские войска. Армия дезориентирована, там началась неразбериха, так что ничего существенного они в ближайшее время не предпримут. Я приказал подготовить обращение к нации Ференца Салаши. Он может выступить с ним уже завтра утром. Всё должно решиться сегодня ночью. Королевский замок в Буде должен быть захвачен, Хорти арестован, его надо любым способом заставить подписать приказ о передачи власти Салаши. Но даже если он не сделает этого, предупредить, мы всё равно объявим об этом, и не дадим ему возможности оправдаться. В истории останется тот факт, что он сам передал власть сторонникам фюрера, а не пытался вывести Венгрию из войны, чистеньким остаться не удастся. А также предупредить, что его сын находится в наших руках и его жизнь зависит полностью от решений отца. У Хорти в замке остались только триста гвардейцев, это ерунда, — Вейзенмайер махнул рукой. — Ты с ними справишься легко. Правда, ими командует полковник Андрош Каллаи, это сын бывшего премьер-министра Каллаи, нашего ярого врага. Но что он может противопоставить нашей мощи? Что ты планируешь предпринять, Отто? — спросил Вейзенмайер, переведя взгляд на Скорцени. — У тебя готов план?

— Так точно, — доложил он. — Операция разработана. Мы назвали её «Бронированный кулак».

— Это неплохо, — похвалил Вейзенмайер. — Фюреру понравится.

Холодный ветер стих. Город как будто замер. Вдали слышался приглушенный рокот моторов — это немецкие танки занимали центр, готовясь к штурму Буды. За их шумом с трудом можно было различить, как стеклянные часы вокзала Нюгати пробили полночь. Неожиданно из притихшей Буды им откликнулся колокол — несколько ударов, протяжных, гулких, тревожных с колокольни собора Святого Матьяша, где веками короновались на царство венгерские короли. Так он звонил в прежние времена, призывая венгров к защите замка, когда нападали авары, монголы, османы. Зазвонил он и в эту трагическую для Будапешта ночь. Но на этот раз на зов колокола никто не откликнулся — рейхсуполномоченный издал приказ расстреливать на месте каждого, кто будет обнаружен патрулями на улицах венгерской столицы с оружием, так как он будет считаться участником вооруженного мятежа. Позвонив одиноко, тоскливо, колокол смолк.

— Это епископ Андрош, — Магда Хорти подняла голову, повернувшись к окну. — Он остался один в соборе. Всех остальных отпустил по домам. Он болен, у него болят ноги. Но всё-таки он поднялся на башню. Он мне сказал вечером здесь, когда отслужил службу в замковой часовне по моей просьбе, что как бы ему ни угрожали, он исполнит свой долг. Отзвонит в колокол, как это всегда бывало в Буде, когда враг был на пороге. Венгры должны знать, город захвачен, нас ждут тяжелые времена.

— Да уж это верно, — адмирал подошел к окну.

Ночью похолодало. Изморозь поблескивала на стеклянных витражах готических соборов и церквей на Замковой площади. Надрывно каркая, черный ворон, старинный житель Буды, пролетел над площадью, прокружил над белокаменным памятником Зизи перед собором Святого Матьяша и сел императрице на плечо.

— Мы отрезаны от всего мира, — продолжил Хорти, отвернувшись. — Мы точно звери, загнанные в ловушку охотниками. У нас нет связи с внешним миром, у нас остался только передатчик, который вы привезли с собой, — он взглянул на Маренн. — Всё остальное блокировано.

— Начальник Генерального штаба Вереш считает, что совершено предательство, — подал голос граф Эстерхази. — Мы только что обсуждали с ним положение. С ним, руководителем вашего военного кабинета генералом Ваттаи, вашим помощником Амбрози. Все сходятся к мысли, нас предали военные, люди Гитлера в Генеральном штабе просто проигнорировали ваши приказы. Мы лишены всех сил. Отряды СС и 24-й танковый корпус захватили город, они готовятся к штурму замка. Немцы стали полными хозяевами положения в Будапеште. Триста телохранителей — это вся наша армия. Рассчитывать нам не на что. Нам ничего не остается…