Цифровой, или Brevis est - Дяченко Марина и Сергей (прочитать книгу .TXT) 📗
– Я прошу тебя, цифровой, не шариться в Сети без присмотра. Потому что там обитают в том числе злые демоны. А ты совсем неопытный, цифровой.
– По-моему, уже опытный, – сказал Арсен.
Максим грустно улыбнулся:
– У тебя стоит аварийка на экстренный возврат. Но это, во-первых, неприятно и вредно. А во-вторых… я не уверен, что наши шпионы-конкуренты не изобрели еще утилиты, позволяющей блокировать твою аварийку. Я предупредил.
– Мне кажется, что-то происходит, – сказала Баффи.
Они сидели на той же автобусной остановке, где встретились несколько недель назад. Шел снег.
– То есть как? – спросил Арсен.
– Да так… Война опять на Ближнем Востоке, слышал?
– Там всегда воюют.
– А мой брат бросает свой институт, на пятом курсе, и уходит в армию.
– Зачем?
– А вот – зачем? – Баффи повернула к нему серьезное бледное лицо. Кромка вязаной шапочки синим карнизом отчеркивала ее лоб. – Мать в истерике. А он уперся, и все. Ни в какую. Жизнь, говорит, короткая, я хочу быть причастным к настоящему делу…
– К войне?
– А мама, чтобы успокоиться, лепит из хлебного мякиша лошадок.
– Что?!
– У них целый клуб таких, знаешь, женщин разного возраста… интеллигентных. Они лепят лошадок из хлеба. Высушивают. Хранят. Я уже смотреть на это не могу.
– Может, они сумасшедшие?
– Нет, – Баффи поежилась. – Сумасшедших я видела. Ты извини, но мой дед, он…
– Это ты извини, – быстро сказал Арсен.
– Так вот, они не сумасшедшие. Они нормальнее нас. И потому посматривают на нас свысока: мы не понимаем ничего в жизни и в искусстве.
Арсен нервно хихикнул. На самом деле ему вовсе не было смешно.
– А бабушка от этих лошадок в бешенство впадает, – продолжала Баффи. – Она говорит, это же святой хлеб, как можно так над ним издеваться…
Над остановкой вился снег. Собрался народ, втянулся в чрево подошедшего автобуса, и снова стало пусто. Отпечатки подошв на снегу заново заполнялись хлопьями. Заснеженный тротуар хотел покоя. Баффи позвонила Арсену сама – вчера, очень поздно. Сказала – обязательно надо встретиться.
– Что-то происходит, Арсен. Ты замечаешь?
– Почему, – он осторожно подбирал слова, – ты у меня спрашиваешь? Именно у меня? Я, по-твоему, имею к этому отношение?
Баффи посмотрела удивленно.
– Мне больше некого спросить, – сказала суховато. – Но если ты занят, я…
– Я не в том смысле! – Арсен заволновался. – Я просто… неточно… неправильно сказал.
– У меня полный дом народу, а говорить не с кем, – сказала Баффи все так же сухо. – У тебя, наверное, куча друзей, подруг всяких…
– Нет.
– А я вспоминаю наш летний лагерь почему-то, – сказала Баффи. – Особенно когда отец вечером за монитором. Он так их ненавидит…
– Кого?
– Их, – Баффи посмотрела тяжело. – Не понимаешь, что ли? Гомиков, негров, хохлов, правительство, пиндосов, хачиков, богатых, бедных, евреев, арабов… Лучше бы он лошадок из хлеба лепил.
– Он блогер?
– Он звезда, – сказала Баффи с непонятным выражением. – Тысячник, многотысячник. Он этим только и живет. Сидит, транслирует свое омерзение, как… как транслируют рекламу по телику.
– Почему омерзение?
– Потому что это последняя степень ненависти. – Баффи посмотрела ему в зрачки. – Омерзение. Когда твой противник – не равный тебе, не человек, а мразь. Ты сам его назначил мразью. И чувствуешь не злость, не ярость, а…
Она запнулась. Потом сказала отрывисто и деловито:
– Пошли ко мне домой. Никого нет сегодня. Редкий случай.
Арсен торопливо зажмурился.
– Ты чего?
– Сейчас, извини…
Нет. Не было никакой случайности. Программа «Чиксы» оставалась отключенной, и мигал курсор, предлагая подключиться, предлагая власть.
Но ведь мои уши точно слышали только что – «Пошли ко мне домой»?
– Я замерзла, – тихо сказала Баффи.
И Арсен взял ее за руку.
– Ты же вроде бы не играешь в игры?
– Теперь играю, – она говорила все так же отрывисто и четко, будто автомат.
В комнате Баффи, слишком чистой и убранной, с точки зрения Арсена, на полке стояли в идеальном порядке книги и диски. Упаковок с самыми последними играми Арсен насчитал штук тридцать.
– Ты что, во все это переиграла?!
– Да, – она смотрела, не отводя глаз. – А теперь благодаря тебе у меня еще и «Новые игрушки».
На столе лежали стопкой «Преступление и наказание», «Сто рецептов домашнего бальзамирования» и «Щенки в темноте». Две последние игры Арсен тестировал и засеивал совсем недавно. Обе были жуткие, и в этой жути таилась основная привлекательность. Первая – ролевая игра с элементами шутера. Вторая – стратегичка-хоррор.
– Баффи… То есть Ира. Неужели тебе такое… нравится?
– Да, – она упала на диван. – После того как я приехала тогда из лагеря, я долго не могла успокоиться. Злилась, истерила. Помнишь, когда ты меня провожал на электричку, – помнишь, там на перроне лежал дохлый жук-олень?
– Не помню. – Он осторожно сел на край дивана рядом с ней, будто боясь обжечься. Баффи смотрела Арсену в правый глаз, игнорируя левый. От этого ее взгляд не метался, как иногда бывает, а застыл неподвижно.
– Честно говоря, – она перевела взгляд на его губы, – мне захотелось… я пыталась понять, чем они тебе нравятся, эти игры. Что ты за человек такой.
– Я?
– Я хотела стать для тебя своей, – ее лихорадило. – И для этого начала играть в игры. А они теперь меня не отпускают. Я, когда играю, становлюсь тебе… – Она помолчала и снова настойчиво повторила: – Своей.
И порывисто, будто кидаясь в воду, обняла его.
Программа «Чиксы» оставалась отключенной, и иконка – тусклой. Арсен чувствовал себя новичком, боялся, нервничал, вел себя по-дурацки, пока не почуял наконец то простое, о чем говорила Баффи: она своя. Была чужая, но приложила усилия, чтобы понять его. И теперь – совершенно своя.
Он еле удерживался, чтобы не орать от счастья и не пугать соседей.
Он был ее мужчина, а она – его женщина. Не осталось ни девчонок, ни девок, ни чикс, ни парней, ни пацанов – все ненужные слова-ярлычки смылись, будто с доски мокрой тряпкой. И счастливое безвременье длилось очень долго. Наверное, минут тридцать.
А потом стрелки часов снова дрогнули и пошли.
Мама сидела на кухне, где громоздились в раковине немытые чашки и тарелки. Мама грызла яблоко и глядела на монитор. Лицо у нее было счастливое.
– Мама?
– Привет, – мама только что откусила кусок яблока и говорила, торопливо жуя, не очень внятно. – Ну есть все-таки справедливость на свете. Разогнали этот притон, где тетка держала хомяков… Погоди, Арсен, я что-то еще хотела тебе…
Она сдвинула брови, мучительно стараясь припомнить.
– Что-то такое я собиралась тебе… Вот елки-палки, потом вспомню и скажу. Нет! – Она просияла. – Слушай, звонил отец твоей одноклассницы…
– Какой? – Арсен остановился в дверном проеме.
– Этой… Марины…
– Марьяны?
– Точно! Марьяны.
– Чабановой?!
– Да. Звонил отец, спрашивал… Просил перезвонить, когда ты вернешься.
Арсен бросил туфли посреди прихожей. Взял телефон, в носках прошел к себе в комнату. Пол был холодный и давно не мытый.
Упал в кресло. Зажмурился, мысленно перебрал утилиты. Включил «Пиноккио». Что еще может пригодиться? Отец Марьяны просто так звонить не стал бы ни в коем случае. Что она там наговорила, остается только предполагать.
– Алло, – глухой мужской голос на том конце провода.
– Добрый вечер, это Арсен Снегов, вы просили…
– Да, – по голосу Арсен сразу понял, что катастрофы пока не случилось: Марьяна не назвала его отцом своего ребенка, для усталого мужчины по ту сторону провода он всего лишь одноклассник дочери, один из многих одноклассников. – Арсен, я хотел спросить: когда ты в последний раз видел Марьяну?
