Осенний бал - Унт Мати Аугустович (книги онлайн полностью txt, fb2) 📗
Ээро обошел все дома, все подъезды, поискал какую-нибудь примету, которая могла бы напомнить ему о той ночи. Мусорные ящики казались незнакомыми, все деревца стояли одинаково голые. Машины были трех или четырех цветов. Поднялся на пару лестничных площадок, но сразу же вышел обратно. Уже и вправду начало темнеть. Чаще останавливались автобусы, нагруженные сумками женщины, споря с детьми и ругая мужчин, тащились домой. Этим уже не до стихов. Ээро нашел себе один из перекрестков в глубине квартала, показавшийся ему наиболее удобным для обзора, и стал ждать. Пару раз он издали примечал приближающийся знакомый силуэт, знакомую походку. Несколько раз в световом круге от фонаря вроде узнавал белокурые локоны. И каждый раз ошибался. Каждый раз кто-то другой. Одна еще за пять метров была похожа и все равно оказалась незнакомой, попав в свет от фонаря, под которым дежурил Ээро. Одна стояла вдали. Стояла долго. Вроде бы похожая. Ээро давно ее заметил. Может, тоже ищет? Тоже вышла, надеется, ждет? В конце концов Ээро не выдержал, направился к незнакомке. До нее было метров двести, но на полпути и она оказалась не та.
Поток людей начал ослабевать. Ээро прождал почти три часа. Теперь во всех окнах горел свет. Все были дома, ужинали. Из нескольких мест доносилась музыка. Заигравшиеся дети носились вокруг, но с каждой минутой и их становилось все меньше. Ээро решил еще раз обойти округу. Пошел в лесок за домами. Сел на пень, закурил.
Он смотрел на окна, особенно на шестом этаже. Надеялся увидеть случайно. Случай не такая уж редкая вещь. За его спиной по дороге двигались автомашины. Он бросил сигарету и пошел дальше по шумящему лесу. Вдруг он увидел что-то цветное. Подошел, взял в руки. Это была желтая куртка в синюю клетку. Кажется, совсем новая. Потеряна? Украдена? Связана с каким-нибудь убийством? На всякий случай он не стал ее больше разглядывать, бросил и даже руки вытер о штаны, будто опасался заразы. Теперь он знал, что ему делать. Он решительно направился к освещенной фонарями асфальтовой площадке перед домами. И стал изучать таблички с фамилиями. Они обязательно ему что-нибудь напомнят. Невозможно, чтобы женщина не сказала своей фамилии. Наверняка сказала, надо только ее вспомнить. Особенно имея в виду шестые этажи.
Сепп, Майорова, Кустова, Эброк, Демиденко, Вахтра, Паутс, Лилль, Ткаченко… После третьего подъезда он отказался от этой идеи. Понял, что фамилии ничего ему не скажут. Фамилию он не знал. Ни одна буква, ни один слог не вызывали ни малейших ассоциаций. Один подъезд показался вроде бы знакомым. Внизу такой же ряд радиаторов, да, такой же. Он вошел в лифт. Радиаторы в ряд — это он помнил точно. Но в лифте не было зеркала. Зеркало было разбито. А он в ту ночь, возносясь на лифте к небесам, смотрелся в зеркало, заглянул себе в глаза. А может, вандалы разбили зеркало уже к утру? На шестом этаже было тихо. Прямо было две двери. Глазка не было ни в одной. Свет от лампы светил Ээро прямо в затылок. Надо было выбирать. Он раздумывал. Подошел поближе. Прислушался. Из-за одной двери доносился голос какой-то старушки. Ей долго никто не отвечал. Потом ответили, тоже старческий голос. А Ээро искал молодую. За другой дверью была мертвая тишина. Сердце у Ээро сильно забилось. Он придумал, что спросит, если откроет незнакомый. Он спросит: извините, здесь живет доктор Тамм? Он позвонил. Никто не подошел. Позвонил еще. Опять никого. Видимо, еще не пришли. Ээро стал ждать на площадке. Закурил. Лифты с невидимыми людьми проезжали мимо. За закрытыми дверями скрипели тросы. Красная лампочка зажигалась сразу после вызова. Наконец лифт остановился на шестом этаже. Вышел мужчина. Увидев Ээро, он вздрогнул и замычал песенку. Ээро вежливо отвернулся, когда тот стал открывать квартиру. Ключи никак не попадали в скважину, а может, он их спутал. Наконец он вошел. Ээро повернулся, посмотрел на часы. Было уже полдесятого. За девять. А если он не в том доме, не в том подъезде, не на том этаже? Не в том микрорайоне? Интуиция не обманет, не может она все время обманывать, иногда и на шестое чувство надо положиться! Что-то же привело меня сюда, убеждал Ээро себя. Но стрелка на часах двигалась, и с каждой минутой он все больше понимал, что шестое чувство подвело. Но раз уж я ждал тут так долго, подожду еще, пытался он переупрямить себя. Но в десять нажал кнопку лифта. Спускаясь вниз, он подумал, что мог бы еще подождать, ведь некоторые иногда вон как поздно приходят! Но когда он вышел из лифта и посмотрел с другой стороны на ряд радиаторов, тот уже не показался ему знакомым. А на улице показалось, что он вообще не в том районе.
Сознавая, что делает глупость, он взял такси и поехал на улицу Сютисте. Отпустил такси и снова стал слоняться среди домов. Что-то попадало в лицо, но не дождь. Он начал вспоминать, что это такое, — настолько настроился на припоминание. И вспомнил: это снег. Он все еще продолжал искать, с сознанием долга бродя по выложенным плитками дорожкам, но понял, что скоро снег скроет все следы. Все преступники рады, когда идет снег. Собаки уже ничего не чуют. Снег заметает следы, как и все прочие детали. Земля стала цвета неба. Теперь уже не было так, что одно просто, другое сложно. Теперь и то и другое было просто, но далеко, рукой не достанешь. Зимой исчезают бродяги, исчезают убийцы. Подаются в теплые страны. Где им и место. По зимнему городу ходят охотники-зайчатники, бабы с вязанками хвороста, Деды Морозы и три короля. Потрескивают на морозе деревья. Устраиваются лыжные вылазки, либо на санках, с собачьими упряжками или без них. Реки покрываются льдом, дети катаются на коньках. Старая шерстобойня останавливается. Замирают соки в ветвях, вершины гор кажутся очень далекими. Звезды ведут в страну утра. Горячий свинец выливают в холодную воду. Окна покрываются ледяными цветами. Эскимосы и чукчи становятся нам вроде братьев. Птицам бросают кусочки хлеба. Зиму считают старшим временем года. Воспоминание о ледниковой эпохе? А кто ее помнит? Кто может представить себе образ нового? Ледяной покров толщиной в два километра там, где сейчас мы живем? Как в Антарктике? Снег таял у Ээро на волосах. Было двенадцать часов. Он стоял среди снежной равнины. Зажег спичку, будто хотел осветить себе лицо, чтобы его узнали, заметили, окликнули. Начиналась метель.
Надежда постепенно гасла, как постепенно гасли окна. Моя возлюбленная долго не спит, думал Ээро, моя читательница, по вечерам она долго читает, сжавшись под ватным одеялом, ее окно — единственное, которое еще остается гореть. Но эти мысли больше не помогали. Он замерз. По ставшему вдруг скользким проходу между домами он потащился домой. Из-за угла ресторана вырвался ветер, швырнул поземкой в лицо. Сквозь витринное стекло он заглянул в магазин, на банки консервированных щей, на бутылки шампанского в неживом, ночном свете. Кассовые аппараты заперты, конусы для сока пустые. Вдали светилась неприкаянная неоновая реклама, высоко и беспомощно. Гремела на ветру жестяная вывеска. Вокруг ни души. Ээро поднял воротник и побрел дальше. Домой он пришел в три. Мокрый, усталый, от всего обалдевший. Выпил рюмку водки. Бросился, не расстилая, на диван. Вместо одеяла схватил халат. Свет он погасить не решился. На дворе завывала мокрая метель. Сон не шел. Перед глазами стоял белый снег, белое лицо, белые волосы. Он знал, что дальше так продолжаться не может. Ситуацию распутать должен был тот, кто все это устроил. Уж на это у жизни должно хватить благородства.
Зима
Можно спросить себя, нельзя ли заменить случайную выборку, операцию слепую и сложную, выбором осмысленным, с теми же преимуществами, а может быть, даже и с другими преимуществами. Такой вопрос связан с вопросом об имитации случая. Можно ли заменить рулетку служащим, который помещен так, что он не может ни видеть, ни знать ставки, и по своему произволу указывает выигрышный номер по сигналу о том, что игроки внесли свои ставки?
