Ровесники. Герой асфальта (СИ) - Курносова Елена (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
На крыльцо выходит Вовка. Издалека машет в воздухе двумя сторублёвками:
- Вот деньги. Сразу тебе по шее надавать или подождать?
- Лучше подожди. Один момент. – Вадька идёт прямиком к дворнику. Мы все стоим у подъезда, но нам и оттуда всё прекрасно слышно.
- Дядь Петь, здрасьте!
Говорит Вадька нарочно громко – иначе Петька ничего не слышит. Ему в самое ухо надо кричать. Петя отрывается от работы, оглядывается. Видит Вадьку и улыбается своей обычной жалкой улыбкой покорного судьбе человека. Говорить с Петей тоже надо очень чётко и при этом смотреть в глаза, не отрываясь – только в этом случае он может вникнуть в то, что слушает.
- Дядь Петь! – Почти орёт ему Вадька. – А вы не заметили, что вам вчера метлу заменили?
Петя часто-часто моргает, напрягает свои травмированные мозги, пытаясь сообразить, о чём идет речь. Вадька ещё более внятно объясняет:
- В домоуправление новые мётлы завезли. НО-ВЫ-Е! Нового образца! Внутри укреплены металлическими прокладками. Не ломаются вообще!
- Ну?...- Немножко доходит до Пети. – Где такие?
- Да вот же, у вас в руках! Вчера вам метлу уже заменили!
Петя озадаченно смотрит то на Вадьку, то на свою допотопную метлу. Вертит её в разные стороны так и сяк.
- Не…- Делает наконец заключение. – Это моя метла.
Вадька пускается в убеждения с ещё большим жаром:
- Нет, это другая, дядь Петь! Я сам вчера видел: старую унесли, а новую в подвал поставили!
- Не. – Упорно стоит на своём Петя. – Эта – моя.
- Да вы проверьте! Сами убедитесь! Она не ломается! Об столб вон со всей силы стукните – она даже не прогнётся! Там стальные прокладки вставлены!
Очень искренне Вадька говорил, убеждённо так. И глаза, как ты сама знаешь, у него такие честные, такие непорочные! Петя уже с меньшей уверенностью свою метлу разглядывает, как диво какое-то дивное, но испытывать новую модель никак не решается. Думает, наверное: вдруг прокладка недостаточно прочной окажется? А Вадька улыбается ему ободряюще:
- Да не сомневайтесь вы! Я же говорю – это новейшая разработка! В специальной лаборатории укрепляли! Вы под поезд её положите – и то выдержит! Давайте поспорим? Если сломается, я вам бутылку ставлю за свой счет!
Ну, стоило ему только это волшебное слово произнести – бутылка! Глазёнки Петины тоскливые забегали сразу, заметались возбуждённо. Он, уже почти не задумываясь, сжимает в руках метлу покрепче, подходит к фонарному столбу и верным своим орудием труда об него со всей мочи – шар-рах! Метла, разумеется, как былинка пополам переломилась, в руках у Пети – один жалкий обломок торчит. И пауза такая долгая, внушительная.
- Ой…- Вадька сконфуженно моргает. – Как нехорошо-то получилось. Бракованная, наверное, метла попалась. Но вы не переживайте, дядь Петь, я проиграл – сейчас бутылку вам принесу!
Петя даже опомниться не успел, Вадьку как ветром сдуло. Возвращается к нам, а мы как застыли на месте, так и стоит, не знаем – веселиться нам или возмущаться.
- Ну ты даешь! – Сокрушается Вовка, а у самого аж щеки от восторга порозовели. – Это же чистой воды надувательство!
- Не свисти. – Вадька большой и указательный пальцы друг об друга выразительно потер. – Проиграл – гони бабки, я ещё Пете бутылку должен поставить за сломанную метлу!
- Держи, артист! – Вовка со смехом ему сторублёвки вручает. – Только как покупать-то будешь? Несовершеннолетним спиртное не отпускают.
Вадька:
- Ой, блин, точно! Слушай, Вов, будь другом, а? Сходи, купи вместо меня. Обидно Петьку в дураках оставлять, он и так, бедный, метлы лишился.
У Вовки просто слов нет.
- Ну ты даешь! Мало того, что деньги мои обманным путем присвоил, так ещё я же должен их тратить! Ладно бы на себя!
Вадька:
- Лады, Вов, я тебе ещё пятерку жертвую на сто грамм. Но остальное будь добр вернуть – я их честно выиграл.
Чего Вовке оставалось делать? Он только руками развел от такой небывалой наглости. Но правоту Вадькину всё-таки признал. Сходил до нашего «Дворика», разменял одну сторублёвку, самую дешевую бутылку купил, Вадьке честно всю сдачу вернул, только сказал на прощание:
- Аферист ты, Вадик, хороший, как я посмотрю. Частным бизнесом тебе стоит всерьёз после школы заняться.
- Обязательно. – Обещает тот. – Но потом как-нибудь.
Попрощались мы с Вовкой по-дружески и к Петьке пошли. Он сидит у обочины, метлу свою многострадальную вертит в разные стороны, что с ней делать – не знает. Честно скажу, жалко мне его стало до слёз. Я бы лично не смог такого убогого человека разыгрывать. Не по-людски это как-то. Но меня Вадька не спрашивал. Подходит к Петьке, садится рядом с ним:
- Дядь Петь! Я вам проспорил – вот мой должок!
И бутылку ему в руки сует:
- Будь здоров, дядя Петя!
Ни возмущения, ни упрёков от Пети мы, конечно, не ждали. Он, похоже, так и не сообразил, что метла его сломалась по Вадькиной вине, поэтому и бутылку за манну небесную принял, растрогался, чуть не заплакал. Кивает нам всем благодарно:
- Спасибо…Спасибо.. Это…Вы тоже…Чего мне одному?
А Вадька ему с ужасом таким натуральным:
- Ой, нет-нет-нет, дядь Петь! Вы что?! Мы же ещё не выросли для водки, мы ещё дети, нам нельзя! Мы себе «Фанты» лучше купим и батончиков, правда, пацаны?..
- Так что никто ничего не воровал. Всё было честно.
У меня начали мёрзнуть ноги. Странно… Из окна квартиры улица выглядела более заманчивой. А это дурацкое солнце, которым я любовалась как Дюймовочка, выбравшаяся из мышиной норы, на самом деле светило вхолостую. И зачем, спрашивается, я так сюда рвалась? Зачем все мы стремимся сбежать из дома в любую погоду, всё равно в какое время суток? Зачем мы добровольно вовлекаем себя в сомнительные авантюры, заранее зная о последствиях? И зачем, в конце концов, я об этом думаю? С каких пор я ударилась в философию? Казалось бы, чего особенного сказал мне Вадим? А я всё никак не могу успокоиться. Судя по его словам, я просто кукла. Бездушная и корыстная… Неправда. В чём моя корысть? Мне ведь ничего от Виталика не нужно. Ничего, кроме него самого. Вадим не имеет права сравнивать меня с Олеськой – с той, первой любовью Виталика. Он не может сказать, что я – шлюха. У него нет на это причин, и повода я никакого не давала. Смотрела на него? Подумайте, какой грех! С таким же успехом я могла бы смотреть на хрустальную вазу ручной работы. Или уж, если на то пошло, любой мало-мальски смазливый артист кино вызывает те же эмоции в сердце любой девчонки моего возраста. Но ведь никто не говорит о том, что это измена. И вообще, по-моему, Канарейка слишком много о себе думает. Бабник. Обыкновенный бесстыжий разгильдяй. Он и мизинца Виталика не стоит. Как он мог подумать, что я его брошу? Действительно, для этого надо быть полной дурой. А я себя таковой не считаю. И буду любить Виталика. Буду…Буду…Может быть, начиная с сегодняшнего дня. Я стану для него самой преданной и нежной подругой, я постараюсь сделать его счастливым. Я докажу Канарейке, что я серьёзный человек, и он больше не будет проводить со мной свои пошлые эксперименты.
Отныне я запретила себе думать об этом, и остаток дня прошёл замечательно. Пока не стемнело, мы гуляли по улицам просто так, а потом, окончательно замёрзнув, Виталик пригласил меня в гости. На этот раз нас встретила Галина Петровна – как радушная, заботливая хозяйка она сразу же предложила нам чай, однако я после застолья в собственном доме ещё проголодаться не успела, а потому предпочла уединиться с Виталиком в его комнате. Не знаю, что нашло на меня после объяснений с Вадимом, но сейчас мне безумно хотелось отыграться, отвести душу, доказать самой себе, что я умею любить, умею чувствовать…
Мягко мерцала настольная лампа на письменном столе, тусклым светом озаряя небольшое пространство вокруг. Диван, в ночное время служивший для Виталика постелью, был окутан интимным полумраком. Склонившееся надо мной лицо Виталика сейчас выглядело сказочно. Я любовалась им совершенно искренне и, словно изучая его черты, водила пальцами по подбородку, по губам, по носу, гладила лоб и щёки. А он смотрел на меня нежно и, казалось, ждал, когда я подам ему знак перейти ту грань, возле которой мы топтались столько времени, соблюдая приличия. Я знала, что даже переступив эту черту, Виталик не позволит себе ничего лишнего и поэтому позволяла ему многое. Это было здорово. Мы целовались, лежа на диване – зная, что никто здесь не может потревожить наше уединение, мы изучали тела друг друга, лаская их под верхней одеждой. Виталик волновался – я всем своим существом ощущала его внутреннюю дрожь, ловила его судорожное, прерывистое дыхание и понимала, как ему трудно сейчас сдерживаться. Он и сейчас был самым милым парнем на свете – та деликатность, с которой он меня целовал, вызывала в сердце безграничное умиление, рождала небывалую нежность, и в это время я почти уже было уверена в том, что люблю его.
