Со многими неизвестными. Угол белой стены - Адамов Аркадий Григорьевич (библиотека книг TXT) 📗

Лобанов чувствовал, что он сейчас нащупывает что-то важное, но никак не мог сообразить, что именно.

— Может, он раньше тебя уже видел?

— Скажете. Откуда он мог меня видеть?

— Он жил в Ташкенте. Правда, года три назад. И в Самарканде бывал.

— Три года назад я пацаном был.

— Да, пожалуй…

«Как Семенов мог узнать этого парня? — думал Лобанов. — А ведь он его узнал, это ясно. Хотя раньше не встречались, это тоже ясно. Как же тогда?… Может быть, случайно встретился с ним взглядом, увидел чемодан, догадался? Это, пожалуй, скорее всего. А как вел себя Семенов там, на перроне?…»

Лобанов обошел стол, достал сигарету, закурил и снова прошелся по кабинету.

Теперь он старался в мельчайших подробностях припомнить вчерашний вечер, освещенный перрон, толпу людей на нем, когда подошел поезд, наконец, Семенова, стоявшего под яркой лампой, надвинув на лоб шляпу, сунув руки в карманы пальто, исхудавшего, сутулого, вялого, слабого еще. А Лобанов стоял в стороне с Володей Жаткиным, с Верочкой из их отдела и все время наблюдал за Семеновым. И был какой-то момент… Семенов вдруг встрепенулся, напрягся, словно чего-то испугался. И взгляд у него стал другой. Другой стал взгляд! А потом к нему подошел Трофимов. Потом… Почему же Семенов насторожился? Почему испугался? Трофимова испугался? Но он же его первый раз увидел.

И опять же взгляд. Лобанову почему-то не давал теперь покоя этот взгляд. Сначала он был просто растерянный, усталый… Да, да, это Лобанов хорошо помнит. Он еще подумал, что Семенову, наверное, трудно вот так стоять и как бы он не пропустил приезжих. И вдруг… Семенов насторожился, даже испугался. И Лобанов тоже невольно тогда насторожился. Да, этот момент он хорошо помнит. Значит, Семенов кого-то увидел, Трофимова? Да, конечно. Трофимова он заметил, причем даже раньше, чем тот заметил его. Вот ведь что! Даже раньше! Узнать его Семенов не мог. Догадаться? Но пока они не встретились глазами, догадаться было невозможно. А когда встретились, Семенов уже смотрел на Трофимова, ждал его. Так, так… Перед этим Трофимов следил глазами за тем парнем в толпе. А Семенов в тот момент, когда вдруг испугался, смотрел…

— Боря, тот парень шел от тебя по какую сторону, слева или справа, не помнишь?

Трофимов удивленно поднял глаза на Лобанова и, подумав, сказал:

— Слева, впереди немного.

Слева… значит, от Семенова справа, потому что Трофимов шел прямо на Семенова. А тот, когда испугался, смотрел не прямо, а куда-то в сторону. Лобанов хорошо помнил, что видел в тот момент Семенова, смотревшего куда-то в сторону, видел его плечи, спину и только часть лица. А Лобанов стоял… ага, он стоял слева от Семенова. Значит, Семенов смотрел направо. И испугался… А там шел тот парень. Значит… Ого, это много значит!..

Необходимо было побыстрее увидеть Семенова и проверить эту неожиданную догадку. Но предварительно следовало закончить с Трофимовым.

— Вот что, Боря, — решительно сказал Лобанов, усаживаясь за стол. — Сегодня поедешь домой. У нас нет оснований тебя задерживать.

— Домой?… — недоверчиво переспросил Трофимов, и на скуластом его лице проступила растерянность.

А ведь еще полчаса назад он нагло требовал этого. И Лобанов сразу отметил про себя эту перемену.

— Да, домой, — подтвердил он, — и запомни наш разговор. На этот раз ты только случайно выскочил из очень скверной и опасной истории. Смотри не попадись снова на эту удочку.

— Все, товарищ начальник, — потупившись, хмуро и твердо сказал Трофимов. — Больше им меня не купить. — И повторил: — Не зверь же я в самом деле.

— Знаю, — кивнул Лобанов. — И верю. Сейчас мы все оформим. Подожди пока в коридоре.

Трофимов медленно поднялся и направился к двери. У порога он на секунду задержался, словно собираясь еще что-то сказать, но, передумав, молча вышел. Лобанов вызвал к себе Храмова.

— Вот что, Николай. Парня следует отпустить. Улик против него нет. Оно, между прочим, и к лучшему. Тюрьма ему сейчас совсем ни к чему. Даже наоборот.

— Как сказать, — сдержанно заметил Храмов.

— Так и сказать. Пусть ребята достанут ему билет. Поезд на Ташкент когда теперь?

— Вечером.

— Ну вот. Денег у него сколько?

— Трояк с мелочью. Расчета с ним произвести не успели.

— Понятно. Тогда пусть он до обеда погуляет по городу. Обязательно пусть погуляет. — Саша многозначительно взглянул на Храмова. — Может, они и встретятся. Скажи ему, чтобы обедать пришел сюда. Если они не встретятся, то он придет. На вокзале они тоже могут встретиться. Все это учти.

— Слушаюсь…

— Давай. А я еду в больницу к Семенову. Да, вот еще что. Позвони в Ташкент Нуриманову. Пусть они встретят этого парня и посмотрят за ним. К нему могут прийти. И прибавь, что верить ему можно. Уже можно. Понятно?

— Так точно.

— И подкрути ребят. Розыск по городу не прекращать. Где-то ходит этот сукин сын. Или куда-то забился. Выходы-то из города ему закрыты.

— Слушаюсь.

— Все. Давай двигай. А я… пожалуй, сначала позвоню туда, в больницу, как думаешь?

Храмов удивленно взглянул на своего энергичного начальника, который вдруг заколебался по такому пустяковому поводу.

— Можно, чего же, — равнодушно согласился он.

Лобанов перехватил этот взгляд и неожиданно про себя усмехнулся. «Даже в мыслях, у него нет, что его начальник может влюбиться, — подумал он. — Словно уж и не человек я. И порядочный дурак, между прочим, тоже. Круглый дурак, это точно. — Он незаметно вздохнул. — Интересно, кстати, кто ее муж? Небось тоже врач. Всегда почти так бывает у них».

Храмов ушел, а Лобанов, крайне недовольный собой, взялся за телефон. «У человека свои дела, своя жизнь, — сердито думал он, набирая знакомый номер, — а я тут лезу со своей трепотней и шуточками. Ну все. И задний ход. А то в шута горохового превращаешься на старости лет».

Из трубки доносились уже длинные гудки, потом раздался чей-то голос.

— Будьте добры Наталью Михайловну, — с внезапной хрипотцой попросил Лобанов и откашлялся.

— Сейчас.

Трубка умолкла. Лобанов одной рукой торопливо вытянул сигарету из лежавшей на столе пачки и, чиркнув спичкой, закурил.

— Слушаю.

— Здравствуйте, Наталья Михайловна. Лобанов беспокоит, — с подчеркнутой деловитостью сказал он.

И вдруг услышал ее встревоженный голос:

— Здравствуйте. Что вчера случилось?

— Где случилось? — не понял Лобанов.

— Ну там, на вокзале. К нам вчера вашего сотрудника привезли, раненого. Я как раз дежурила.

— Это случайность.

— Неправда. Это ножевое ранение. И он так беспокоился.

— Он еще очень молодой, — усмехнулся Лобанов.

— Да, но он все время звонил куда-то и все время спрашивал о вас. Вернулись вы или нет. Даже… мы забеспокоились.

Лобанову вдруг передалось ее волнение.

— Я вернулся, — смущенно сказал он. — Все в порядке. — И, хмурясь, добавил': — Теперь мне надо повидать Семенова. Это можно?

— Ну конечно. Когда вы приедете?

— Я сейчас хочу приехать.

— Пожалуйста. Обход уже закончен.

— А я… вас застану? Вы же ночь дежурили.

— Это сверх графика. Я буду до вечера:

— Тяжелая у вас работа.

— Пустяки. Меня все-таки никто не ударит ножом.

— Ну, это у нас тоже не каждый день, — засмеялся Лобанов. — Так я еду.

Ему вдруг стало удивительно легко и радостно, он и сам не понимал отчего.

Лобанов торопливо сбежал по лестнице к ожидавшей его машине, натягивая по дороге пальто.

День выдался удивительно теплый и солнечный, и небо было ярко-голубое, без единого облачка. Лобанов почему-то только сейчас обратил на это внимание. И с наслаждением вдыхал напоенный весенней свежестью воздух, таким он ему казался даже в машине. Ноздреватый, искристый снег на крышах домов и во дворах тоже казался каким-то теплым и праздничным. И люди кругом улыбались…

Машина неслась, разбрызгивая грязь, деловито урча и замирая на перекрестках под красным глазом светофора. Лобанов еле удержался, чтобы не попросить водителя включить сирену.