Нежные листья, ядовитые корни - Михалкова Елена Ивановна (читаем книги бесплатно TXT) 📗
– Я скоро вернусь, – предупредила Маша, наклоняясь за тапочками.
За стойкой никого не было. Она на ходу застегнула молнию на куртке до самого горла, пониже натянула шапку и все равно, выйдя наружу, словно в погреб провалилась. Ух, как холодно!
Маша оглянулась на слабо освещенный холл за спиной. По-прежнему никого… Но она собиралась только добежать до ели и быстро вернуться обратно, если ничего не найдет.
«А я, конечно же, ничего не найду!»
Ночного парка Маша не боялась: близость людей успокаивала. К тому же в руке она сжимала телефон, на котором предусмотрительно включила фонарик. Попрыгав на месте, больше для уверенности, чем чтобы согреться, она решительно пересекла площадку и углубилась по дорожке в парк.
Ноги скользили по подмерзшему снегу. Пройдя половину пути, Маша обернулась. Стеклянные фонари разливали перед «Тихой заводью» не свет, а яблочный сок – тот самый, из трехлитровой банки, желто-зеленый, без гущи. Этого сока набралась целая лужа на ступеньках и асфальте. «Когда вернусь в город, куплю себе такую банку, – подумала Маша. – И выпью в одно рыло».
«В одно рыло» – это было одно из выражений мужа. Маша прибегала к ним, когда чувствовала себя не совсем уверенно. Как сейчас. Из окна спальни парк казался более… безобидным. И луна была ближе, и световая дорожка разливалась шире и ярче. А здесь, среди деревьев, снег изредка тускло вспыхивал, но сразу гас. И деревья… Их как будто стало больше, чем днем. Маша понимала, что это глупости, не выросли же они за ночь! Просто кажется, что их целый строй и они перешептываются друг с другом. Кого, мол, сюда принесло? И какого черта?
«Бояться мне надо людей, а не деревьев», – здраво рассудила Маша. Ей хотелось верить, что мало кого понесет среди ночи на прогулку. Ель уже показалась впереди; в лунном свете она выглядела еще более зловещей, чем угрюмым вечером. Ведьмино дерево, косматое, лохматое и укрывающее нехорошие тайны.
Маша осветила среди низких осевших сугробов хорошо утоптанную тропинку. Сегодня здесь побывало много людей. «И преступник наверняка шел этой же дорогой», – шепнул внутренний голос. Маша сглотнула и быстро, чтобы не дать себе возможности передумать, зашагала к ели, настороженно вслушиваясь в шарканье собственных подошв.
Ветка хрустнула под ногой. Маша вздрогнула и остановилась перед деревом.
Казалось, под тяжелыми лапами бурлит дикая невидимая жизнь. Там что-то шуршало, шелестело и потрескивало, словно кора отваливалась кусочками или чьи-то крошечные когти впивались в ствол. При полном безветрии некоторые ветки ощутимо покачивались.
Маша еще раз обернулась на отель. На этот раз ей показалось, что он остался очень далеко. Когда она успела пройти такое расстояние? Фонари торчали двумя тонкими зубочистками и светили как-то неуверенно. Да и лужа яблочного сока перед входом определенно уменьшилась.
«Электричество они экономят, – успокоила себя Маша. – Вот и притушили яркость».
Выходя на улицу, она предполагала обойти дерево по кругу, присматриваясь. Но здесь, возле ели, казалось, что та возвышается гигантским стражем между цивилизованным парком и дичающим лесом. Шагни с тропинки вглубь – и провалишься в самую чащу, откуда даже лунный свет тебя не выведет.
Маша сердито предложила себе поумерить фантазию. Но развитое воображение изо всех сил работало против нее, предлагая на выбор картины одна другой страшнее. «А есть ли медведи в можайских лесах? – вспоминала она, светя фонариком на высохшие иглы. – Или волки?» Шуршание в глубине дерева по-прежнему нервировало ее, но сколько она ни шарила лучом, в размытом желтом пятне появлялись только черные провалы меж ветвей да неопрятные бакенбарды мха.
«Мышь по стволу бегает», – решила наконец Маша. Вернее, постаралась убедить себя в этом.
Две минуты поисков – и надо возвращаться. Если Сергей проснется и не обнаружит жену, он может и не вспомнить, что она ему говорила, уходя. И хотя Маша вдобавок наспех нацарапала записку, теперь ее терзали сомнения, что мужа написанное успокоит. «Я в парке, скоро вернусь, только поищу кое-что». Пожалуй, лучше все-таки было обойтись без записки.
Маша припомнила, где она стояла, когда нашли Анжелу. Сдвинулась на три шага вправо. Отсюда торчали ноги в потертых ботинках… А здесь Макар придерживал еловую лапу, чтобы не хлестнула Сережу… А где-то рядом, на уровне ее груди, что-то бликовало.
Маша привстала на цыпочки, потянулась к ветке и похлопала по ней.
Она была уверена, что поиски окажутся безрезультатными. Поэтому, когда ей под ноги с длинных игл мягко съехала золотая цепочка, в первый момент не поверила собственным глазам.
Цепочка лежала на грязном снегу и изредка поблескивала, когда на нее падал свет. Маша выключила фонарь. Темнота сразу подобрала цепочку и спрятала в бархатный карман. Маша провела по экрану, возвращая луч света – и золотая нить сверкнула на снегу.
Несколько секунд она стояла неподвижно, словно боясь брать ее в руки. Затем резко наклонилась и выпрямилась, сжимая кулак.
Беготня и шорохи у ствола прекратились, но Маше уже не было до этого дела. Она медленно разжала пальцы – и глубоко, прерывисто вздохнула.
Холодная змейка свилась в кольцо на ладони. Маша знала, чья это змейка. Она обратила на нее внимание еще в тот раз, когда они вместе плавали в бассейне. Кольцо с красным глазом – и цепочка из крошечных золотых зернышек.
Они прекрасно дополняли друг друга.
И принадлежали одной женщине.
Маша бессильно уронила кулак с зажатой в нем цепочкой. «Аня, ну зачем, зачем?!»
Но ответ был ясен.
Не было никакой Зинчук, думала она, это Анькина выдумка, способ отвлечения внимания. Она же сама и бросила это имя в сауне. Ну конечно! Она ведь умница, наша Аномалия. И, пожалуй, тоже склонна к нестандартным решениям.
Можно ли назвать нестандартным решением убийство?
Маша застыла посреди парка, не замечая ни нарастающего гула деревьев от летящего издалека восточного ветра, ни исчезновения луны. Вокруг потемнело, но она была слишком занята своими мыслями.
Рогозина, Коваль и Савушкина рассказали отчиму Липецкой, что его падчерица ненормальная. Что ее боятся в школе, что она пыталась себя убить. Бывший военный, не мудрствуя лукаво, поместил неудобную и нелюбимую девочку в психиатрическую лечебницу.
Факты, факты и ничего, кроме фактов – мерзких, неприглядных, поскольку все они неоспоримо вели к одному выводу.
Сначала умирает Рогозина, потом почти убивают Анжелу Лосину.
Рогозина сломала Анне жизнь. Лось знала о ее алкоголизме и дала это понять. «Нож-“бабочка”! – вспомнилось Маше. – Аня пугала им Лосину в туалете!»
У нее был навык обращения с ножом. В юности она тесно общалась с уголовником. А еще…
Маша едва не застонала от злости на собственную глупость.
А еще был учитель музыки Евгений Сутелин. По весне найденный в овраге мертвым.
«С чего я взяла, что это дело рук бывшего зэка?!
Разве это бывший зэк видел, как Сутелин пытается меня изнасиловать? Разве это старый вор, не интересовавшийся ничем, кроме своих псов и очередной дозы, пообещал мне, что больше человек в пальто никому не причинит вреда?!
Это Анна убила его».
Она свела татуировки. Надела маску добропорядочной дамы. И примчалась, как только Рогозина позвала на встречу. Один только бог знает, что она перенесла за тот год или даже полтора, что ее принудительно лечили в психушке, но она ничего никому не простила.
Пустой парк, по которому гуляет лишь ветер. Одна женщина, озираясь, тащит тело другой, уверенная, что убила ее. Сгибается, заталкивая его под еловые лапы. Золотая нить цепляется за сучок и повисает на ветвях.
Маша увидела всю сцену так отчетливо, словно сама присутствовала при этом.
«Но что же мне делать теперь?»
– Маша!
Она вскрикнула от неожиданности. По тропинке к ней бежал Сергей в наспех наброшенной на плечи куртке. Пятно от включенного фонарика прыгало перед ним по земле.
