Возвращение. Танец страсти - Хислоп Виктория (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Сестры нашли место, где они оставили свои пожитки; в этой же комнате сидела и женщина средних лет. Казалось, что она штопает носок, но при ближайшем рассмотрении Мерседес поняла, что та пытается починить свои туфли. Их кожа была настолько тонкой и изношенной, что ее можно было шить обычной иголкой. Кое-как она починила свою обувку. Без туфель далеко не уйдешь.
— Сеньора Дуарте, это Мерседес. Она хочет ехать на север. Может она отправиться с вами?
Женщина продолжала шить. Она даже не подняла глаз.
Мерседес ощупала руками закругленные носки своих танцевальных туфель, лежащих по одной в каждом кармане пальто. Иногда она забывала о них, но они всегда приятно оттягивали ее карманы.
— Мы пока не едем, — ответила сеньора Дуарте, взглянув наконец на Мерседес. — Но, если хочешь, можешь поехать с нами.
Слова были произнесены без намека на теплоту, что уж говорить об искренней радости. Хотя в комнате было душно, Мерседес задрожала всем телом. Она понимала, что людей лишили возможности заботиться об окружающих. Многие повидали ужасные зверства, она прочла это в глазах сеньоры Дуарте. Люди редко интересовались незнакомцами, а иногда и своей семьей.
Несколько минут спустя подошла девушка возраста Мерседес.
— Ну, что-нибудь достала? — спросила мать, даже не взглянув на дочь.
— Столько, сколько дали, — ответила девушка. — Но совсем немного. Едва хватит на одного.
— Но нас трое, включая твоего отца, и четверо, если эта девушка решится поехать с нами, — возразила мать, указав на Мерседес кивком головы.
Мерседес сделала шаг вперед. Женщина, которая ее представила, уже ушла.
— Ваши знакомые сказали мне, что я могу отправиться с вами, поскольку мы едем в одном направлении. Это вас не стеснит?
Мерседес говорила с долей сомнения, опасаясь, что получит такой же холодный прием от дочери, как и от матери.
Девушка смерила ее взглядом с ног до головы без тени подозрения, а только с интересом.
— Конечно, нет. — Говорила она с неподдельной теплотой.
— Пойдем поищем, где это можно приготовить, — сказала она, размахивая пакетиком с чечевицей. — Уверена, мы придумаем, как это сделать. Я вижу, у тебя есть немного хлеба.
Две девушки встали в очередь возле маленькой кухни. Сейчас все привыкли стоять в очередях. Здесь знакомства перерастали в дружбу.
— Прости, кажется, мама была не слишком-то дружелюбна.
— Не стоит. Я же совершенно незнакомый человек. Почему она должна со мной любезничать?
— Раньше она такой не была.
Мерседес взглянула девушке в лицо и увидела свою копию. Это была молодая девушка с глазами старухи, исполненными печали, как будто она уже повидала в жизни немало боли и страданий.
— Все из-за моего брата, Эдуардо. Он шел с тремя друзьями, они выдвинулись вперед, мы отстали. Мамины туфли совсем развалились, каблуки треснули, ноги стали кровоточить. Она не могла идти слишком быстро, а Эдуардо так и горел нетерпением. Во время бомбежки нам удалось спрятаться, а когда самолеты улетели, мы пошли дальше и увидели их. Всех четверых. Мертвых. Лежащих в ряд. Их тела убрали с середины дороги, чтобы людям не нужно было их обходить. Родители остальных еще не видели своих сыновей, мы были первыми.
Мерседес припомнила, что видела эту картину, вполне вероятно, она проходила мимо этого места несколькими минутами ранее.
— Мы опоздали лишь на мгновение. Знаешь, бывает, опаздываешь к кому-то на встречу, а когда приходишь, тебе говорят: «Они только что ушли», — то испытываешь чувство утраты, потери чего-то важного. Вот так и мы, только навсегда. Эдуардо ушел. Мы опоздали лишь на мгновение. Он был еще теплым. Невозможно представить, что его больше нет. Его тело лежало там, но душа уже покинула его.
Слезы заструились по щекам девушки, Мерседес чувствовала всю боль ее утраты. Она вспомнила, как сама увидела безжизненное тело своего брата. Игнасио был мертв уже несколько часов, Мерседес ужаснулась собственной реакции. Это был не ее брат, она вспомнила, что сразу увидела разницу между телом и трупом. Последний напоминал пустую раковину на пляже.
Мерседес не находила нужных слов. По дороге из Малаги она видела сотни смертей, но от этого принять смерть конкретного человека, даже в море всеобщих страданий, никогда не станет легче.
— Мне очень жаль. Какой ужас… ужас.
— Я знаю, они никогда не оправятся от этого удара, никогда. Отец два дня не разговаривал. Мама постоянно плачет. Я должна быть сильнее…
Несколько минут они стояли молча. У самой девушки был такой вид, будто она несколько дней проплакала. Наконец она заговорила.
— Кстати, меня зовут Анна, — представилась она, вытирая глаза.
— А меня — Мерседес.
Больше никто в очереди не прислушивался к их разговору. В истории, которую рассказала Анна, не было ничего необычного в такие непростые времена.
Пока Анна размешивала жидкую кашицу из чечевицы, девушки продолжали беседовать. Мерседес рассказала, что ей необходимо добраться до Бильбао, а Анна объяснила, что родители едут к дяде в деревню на севере страны. Брат ее отца, Эрнесто, никогда не поддерживал республиканцев, а сам отец не придерживался никаких твердых политических взглядов, поэтому убедил маму, что они должны искать себе новый дом, поближе к родственникам. Так будет безопаснее. Он был уверен, что захват Мадрида войсками Франко — вопрос времени, а потом счет пойдет на дни, пока вся страна не окажется в руках националистов. Нужно было преодолеть немалое расстояние, но их дом в Малаге был разрушен, и теперь их возвращение вообще ставилось под сомнение. Отец никогда не был ни членом профсоюза, ни любой другой ассоциации рабочих, поэтому считал себя вправе принимать ту или иную сторону.
Единственной целью Мерседес было найти Хавьера, не важно, на националистской или республиканской территории. Она подозревала, что он, скорее всего, находится на последней, но решила держать свои мысли при себе. Даже сейчас она видела, что умение умалчивать о своих политических убеждениях может сослужить ей хорошую службу. Для нее было довольно и того, что они едут в одном направлении.
— Я буду рада, если ты отправишься с нами. Родители постоянно молчат, а ехать еще далеко. Мне нужна компания.
Когда они вернулись к матери Анны, сеньор Дуарте уже сидел рядом с ней. Он весь вечер простоял в очереди и достал луковицу и полкочана капусты. Последовало знакомство. Сеньор Дуарте вежливо пригласил Мерседес присоединиться к ним.
Хотя на нем не было бинтов или других видимых признаков ранения, Дуарте был похож на раненого: казалось, под грузом горя он вот-вот сломается. Он явно не был расположен к разговорам. Мерседес увидела, что эти люди значительно моложе, чем ей показалось на первый взгляд. Сеньору Дуарте легко можно было принять за бабушку Анны. Неужели смерть единственного сына состарила их на несколько десятков лет?
Сеньора Дуарте стала чуть приветливее, вероятно, потому что Мерседес предложила ей свой кусок хлеба. Они сели плотным кружком, разлили в четыре эмалированные миски суп и разделили на всех хлеб. В комнате находились еще люди, и здесь считалось неприличным показывать, что ты ешь, даже если это были сущие крохи.
— Значит, Мерседес, ты хочешь поехать с нами на север? — уточнил сеньор Дуарте, нарушив молчание, когда они закончили есть.
— Да, хочу, — ответила она. — Если не помешаю.
— Не помешаешь. Но ты должна кое-что понять.
Анна нервно посмотрела на отца. Она не хотела, чтобы он отпугивал ее новую подругу.
— Когда нас остановят, говорить буду я, — резко бросил он Мерседес, пристально глядя на нее своими холодными глазами. — Что касается остальных — вы сестры. Ты меня понимаешь, не так ли?
— Да, понимаю, — ответила она.
Ее было неуютно из-за его манеры разговаривать, но она понимала, что не должна обращать на это внимание. Мать казалась довольно доброй женщиной, и в том, чтобы представляться одной семьей, был свой резон. Чтобы добраться до Бильбао, придется пересечь территорию, оккупированную националистами. Этот факт совершенно не заботил Анну, и Мерседес решила тоже не волноваться по этому поводу.
