Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки - Острецов Виктор Митрофанович
Представления о первородном грехе, о свободе воли, и, соответственно, морали улетучиваются как дым, рушится основа любого человеческого общества.
Краткое отступление от темы
Дух отрицания вошел в плоть и кровь русского интеллигента-либерала, испечённого в масонской ложе и на университетской кухне. И чем быстрее шло экономическое развитие страны, чем больших успехов добивалась русская администрация в делах промышленных, чем быстрее росло благосостояние народа, тем лихорадочнее шла работа разрушения русской национальной жизни. Во всех концах Русского государства на всем протяжении XVIII столетия и XIX шла громадная работа по освоению новых земель, новых рубежей в промышленности. Текстильная промышленность одна из первых определила мировой уровень ко второй половине ХIХ века. По ситцу — к 20-м годам XIX века, а затем настала очередь и тяжелой промышленности. Рубль стал самой прочной денежной единицей в мире к концу XIX века. Уже по тому, какими темпами росла протяженность железных дорог в России, можно сказать, как развивалась ее экономика. А строили железных дорог даже в абсолютных цифрах больше, чем сегодня, через сто лет. Но ось русской жизни проходит не через экономику...
Суд присяжных, самый короткий рабочий день, бесплатное медицинское обеспечение рабочих и проч., и проч., не говоря уж о введении многопартийной системы с 1905 года, не могло, однако, остановить наших саврасок. Наоборот, они, как заведенные куклы, повторяли одно: «Карфаген должен быть разрушен». Россия для них с пеленок была землей чужой — Карфагеном. Не положение крестьян их волновало, не положение рабочих, нет. Для них уже готовились коммунальные общежития с общими кухнями и туалетами на несколько семей, продовольственными карточками и зверской системой эксплуатации, выжимания всех соков. Для крестьян — тотальное уничтожение. Свобода мысли должна была отойти в принадлежность враждебного «деспотического» строя. Все черты такого государства мы видим уже в проектах Кампанеллы, Морелли и Бабефа... Но эту савраску готовил университет.
Мысль подвести человечество под законы геометрии, под меру, вес и число владела Орденом и цепко держала его адептов в своих когтях- Эта мысль питалась Талмудом и его эзотерическим отделом-каббалой. А, согласно иудаизму, человечество обязано «выполнять законы Торы — для развитая в необходимом направлении личности и общества... Законы Торы суть законы управления природой непосредственно...» (Лайтман, указ. соч. ч.1, с.40).
Мир Б. Спинозы в его отношении к тоталитарному государству
Тот, кто хотел бы узнать дух каббалы, тот должен познакомиться с Барухом Спинозой. Подводя весь мир, и всю Вселенную, и все, что есть в них, под линию, квадрат, точку и закрасив все это серой краской, Спиноза начисто убрал все из этого мира, что может напоминать о совести, морали и любви. Необходимость, вложенная в природу, с неумолимостью подчинения треугольника правилу Пифагора и равенства его углов двум прямым, заставляет слабых быть жертвой сильных, и это справедливо.
Если кто-то думает, что Бога нет и религия создана для обмана, тот пусть знает — он просто повторяет слова Баруха, опытного талмудиста. Если кто-то ищет истоки фашизма, то пусть не копает далеко: «...естественное право всей природы и, следовательно, каждого индивидуума простирается дотоле, доколе простирается их мощь, и, следовательно, что каждый человек совершает по законам своей природы, то он совершает по высшему праву природы и имеет в отношении природы столько права, какой мощью обладает». «Например, рыбы, — поясняет Спиноза, — определены природою к плаванию, большие к пожиранию меньших; стало быть, рыбы по высшему естественному праву владеют водой, и притом большие пожирают меньших» (История философии. Т. 2. М., 1941. с. 191-192). «Мы не признаем никакого различия, — говорит Спиноза, — между людьми и остальными индивидуумами природы» (с. 192). Итак, закон природы и общества: сильный пожирает слабого, и причем столько, сколько ему нужно для своего насыщения. Небезынтересно замечание известного историка философии Куно Фишера относительно философии Спинозы: «У философии Спинозы нет сердца для людей, не потому что она враждебна к людям, а потому, что она бесчувственна, что этому геометрическому уму, рассматривавшему человеческие действия как линии, поверхности и тела, любовь к единичному должна была казаться помрачением духа» (Куно Фишер, II, 344). Но в то же время, «кабала не более как расширенный спинозизм», согласно Соломону Маймону (Мюре, с. 77).
Это мироощущение геометрическое, нечувствительное к единичному и самобытному, живому и неповторимому очень характерно для всей системы утопизма. Не случайно, что среди главнейших предметов масонских наук, которые преподавались в ложах, на почетном месте стояла именно геометрия. Масонские рукописи, ученические тетради полны геометрическими фигурами, теоремами и математическими знаками. Многообразие мира обесцвечивалось в треугольниках, тетра — и октаэдрах, шарах и точках. Мысль масона-строителя нового мира работала в одном направлении — все свести к математически выверенной формуле. В этом заформализованном, символизированном мире нет места человеку — этой мелкой, по выражению горьковского Луки, блошке. Здесь есть только «высшие» интересы инженеров будущего, есть «высшая» политика бесплодных утопистов. В этом мире Спинозы уже видны социализм и тоталитаризм, где каждый — ничто, а сила — все. Здесь, в этом мире геометрических фигур, шахматных комбинаций, на арене человеческой истории нет и не может быть места совести и морали. Здесь есть польза и удовольствие, удача и неудача. Вместо часто провозглашаемой морали на самом деле есть лишь правила поведения, подобно тому, как существуют правила дорожного движения.
В «естественном» праве нет частной собственности, также нет и не может быть преступления (в «естественном состоянии не существует преступления, или тот, кто совершает преступления, грешит не против другого, а против себя»). Человек у Спинозы находится в полном подчинении у верховной государственной власти, так как, по мысли Баруха, эта власть определяется также мощью, а мощь ее намного превосходит силу одного человека.
Не мешает теперь вспомнить, что Плеханов называл марксизм модифицированным спинозизмом. Но если и каббала — спинозизм, то что же тогда марксизм, как не модификация той же каббалы!
Любопытно, что идеи социализма у всех проектистов Западной Европы не предусматривали, во-первых, существования крестьян; во-вторых, свободу мысли и исповедания религии; в-третьих, свободу личности и ее неприкосновенность. И еще любопытно, что все эти проектисты преподносятся нам как гуманисты, борцы за свободу, прогрессивные деятели, страждущие за народ.
Прочно вошла в головы либералов в нашем Отечестве мысль о «неправильности» представления, будто эволюция общества приведет естественным путем к улучшению жизни народа. Только через классовую борьбу, через кровавую бойню гражданской войны. Впрочем, и в будущем улучшения жизни вообще не предусматривалось. Наоборот, предусматривалось в будущем обществе полуголодное, нищее существование. Предусматривался низкий уровень потребления и установление для всех одинаковой одежды, жилья, принудительный труд, разрушение семьи, жизни в бараках и под присмотром надзирателей. Эти идеи отчетливо сформулировал Ж.Ж. Руссо, и они стали близки в равной мере как московским розенкрейцерам, так и баварским иллюминатам. Все социалистические проекты единодушны в отношении применения самых суровых карательных мер к непослушным: вечное рабство у Т. Мора, «великого гуманиста», и вечное тюремное заключение и тоже рабство у Морелли, и смертная казнь у Бабефа за малейшую провинность, даже за ношение украшения женщиной.
Свобода от жизни
Теоретической основой применения понятия свободы к такому обществу служит гностико-каббалистическое представление о плоти, материи как тюрьме, в которую заключен порабощенный телом дух. Отсюда символика тела-цепи. Утеснение плоти, ее подавление должно освободить дух. Страдания приводят дух к осознанию себя как отличного от тела и тем освобождают дух от примеси телесного. Этому процессу соответствует символ: горящий факел на фоне разорванных цепей.
