»Две жизни» (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна (лучшие книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
— Боже мой, что сказал бы лорд Бенедикт о моей рассеянности! День ещё не кончился, а я уже успел дважды проявить бестактность. Что же будет дальше?
— Дальше всё будет прекрасно. Предложите мне руку и пойдём догонять друзей. По смеху Сандры мы сразу определим, где их искать.
— Я был бы счастлив, леди Алиса, исполнить ваше приказание, но не имею понятия, как ведут даму. Будьте милосердны, идите с лордом Амедеем, а я пристроюсь подле вас. А то я что-нибудь да натворю, уж пожалейте меня, пожалуйста, — молил Генри.
Со смехом взяв незадачливого кавалера под руку, Алиса вскоре заставила его забыть о своей застенчивости. Доброта девушки, её приветливость, маленькая, воздушная фигурка — всё наводило на мысль о поразительном сходстве с его красавицей-матерью, которую он, ещё сравнительно недавно, помнил златокудрой. — Отчего вы так печальны. Генри?
— Я впервые понял, сколько совершил в жизни неверных поступков, а потому впадаю в грусть.
— Ну, Генри, если впадать в грусть, да ещё начать раскаиваться, тогда не хватит времени побыть весёлым. Забудьте ваши скорби, пока живёте здесь. Расскажите нам что-нибудь о понравившемся нам всем капитане. Вы его давно знаете?
— Я познакомился с ним в Константинополе у Ананды, — с трудом выговорил это имя Генри. Но тут же встретил взгляд Алисы, такой добрый и ласковый. И Алиса, с её огромными синими глазами, была до того похожа на миссис Оберсвоуд, что у Генри стало легче на душе. Он перестал чувствовать себя одиноким и рассказал своим спутникам всё, что знал о капитане, об Анне, о её чудесной, волшебной игре и красоте.
— Сегодня вы будете играть нам. Я боюсь этого момента. И не один я его боюсь. Я видел, как вздрогнул Джемс Ретедли, когда лорд Бенедикт упомянул о музыке. Уверен, что он так же страдал, когда играла Анна. Я-то рыдал, в моей душе клокотал ад, словно в моём сердце смешалось и боролось между собой всё добро и зло мира. Правда, мне кажется, что нет на свете человека, могущего спокойно слушать игру Анны или Ананды. А уж оба вместе они разрывают сердце на части, заставляя вас понимать своё ничтожество и беспредельную красоту жизни.
— Вы меня не бойтесь. Я только любительница. Я ещё ученица, а не настоящая пианистка. Это снисходительность лорда Бенедикта заставляет его слушать и хвалить меня.
— Да, — улыбаясь, вставил Амедей. — Если вы ещё только ученица, то что же будет, когда станете артисткой?
— Трудно сказать, лорд Мильдрей, достигну ли я этого. Папа был пастор, а выше его, считаю, я певцов не слышала, если не считать лорда Бенедикта, в голосе и пении которого есть что-то особенное, чего я словами описать не могу.
Генри вспомнил голос Ананды, вспомнил, как бывало тот играл в Венгрии под аккомпанемент своего дяди, и у бедного юноши скатилась непрошеная слеза прямо на ручку Алисы.
— Генри, я видеть этого не могу, и ещё больше не хочу, чтобы это видел лорд Бенедикт, — очень тихо, очень спокойно, но так повелительно сказала Алиса, что слёзы юноши мгновенно высохли.
— Простите, — прошептал Генри, отирая слезу с её руки. — Я болен и потому не владею собой.
— Вы страдаете, но ведь никто у вас не умер, ничего ещё не потеряно. Мужайтесь, нельзя быть слабым в доме лорда Бенедикта… Он так велик, что тот, кто хочет быть подле него, должен найти в себе полное самообладание. Я слышу впереди голоса, мы догоняем общество. Будьте радостны, раз вы здесь. Верьте и поймите, что ничто не потеряно. Соберите же внимание и силы и покажите себя достойным того радушия, которое вам оказывает этот дом.
— Простите еще раз. Спасибо за поддержку. Вы так поразительно похожи на мою мать, что всякий, увидев вас вместе, принял бы вас за мать и дочь.
Голоса слышались всё ближе, и совсем неожиданно для Генри они очутились перед лордом Бенедиктом, который держал под руку капитана и объяснял Тендлю сложное строение цветка.
— А ты, Алиса, сумела привести братца Генри в радужное состояние духа. Как это, волшебница, тебе удалось? Я, как ни старался, а выходил у меня только рыцарь печального образа.
— Если бы у меня была такая сестрица, как леди Алиса, я бы, наверное, смог достигнуть чего-нибудь и меньше наделал бы бед, — принимая цветок от лорда Бенедикта и благодаря за него, сказал Генри.
— А разве у тебя не было близкого друга, который тебе мог бы помочь своей любовью?
— У меня есть мать, как вам, к моему удивлению, известно. Но я лишь недавно сумел оценить её любовь и дружбу и вообще понял, чем меня одарила жизнь. И только перед вами могу признаться в одной из грубейших своих ошибок.
— Не тоскуй, друг. Всё поправимо между матерью и сыном, если мать носит в своём сердце беззаветную любовь и ничего не требует за свой подвиг любви.
— О лорд Бенедикт! Моя мать — святая. Только не с иконы, а хлопочущая в нашем бедном доме. Рядом с ней все находят успокоение. Один я его не находил, я искал там, где были слишком высокие, недосягаемые для меня люди.
Возле Флорентийца оставались теперь только капитан и Генри.
— Я понимаю, ты скорбишь об Ананде. Могу тебя порадовать. Капитан Джемс привёз мне письмо, и в нём Ананда немало говорит о тебе. Он просит меня загладить его ошибки в отношении тебя. Но, как видишь, я и без его просьбы тебя разыскал, — ласково говорил Флорентиец.
На лице капитана в третий раз отразилось необычайное изумление. Письма, переданные ему для лорда Бенедикта незнакомым человеком, всё ещё лежали в его кармане. А лорд Бенедикт рассказывает Генри, о чём пишут в одном из них.
— Вот видите, друзья мои, как много ещё в жизни для вас непонятного, что кажется чудесным, а на самом деле всё просто и ясно. Тебе, Генри, повторяю совет Ананды: Радость — непобедимая сила. А вам, капитан, скажу больше: двигайтесь дальше именно так, как начали в Константинополе. Там вы увидели, здесь нашли. Действуйте же так, чтобы уже не расставаться со мною. Завтра я поговорю с вами обоими, а теперь пора возвращаться, Я обещал вам вечером музыку, но вы её боитесь. Не настраивайте себя на этот лад. Если уж вы начнёте наперёд настраивать свои нервы, как им воспринимать то или иное явление, да ещё запутаете себя боязнью и воспоминаниями, — вы никогда правильно не воспримете ни одного факта жизни.
Мужество, одно мужество и бесстрашие раскрывает ВСЕГО человека, ВСЕ Его силы и таланты. Старайтесь оба обрести свободное восприятие жизни, не отягощенное мусором личных неудач и скорбей. Живя здесь, не ощущайте себя выключенными из жизни, оторванными и сохраняемыми под моим стеклянным колпаком. Ощущайте себя подключенными к моей энергии, раскрытыми для самого большого героического напряжения.
Никакая скорбь не может сковать той абсолютно НЕЗАВИСИМОЙ СУТи, что живёт в сердце человека. Находясь сейчас в нашей семье, ищите в себе гармонию. Здесь вам легче будет почувствовать мощь своего духа, легче прийти к радости понимания божественной красоты, в себе носимой.
Лорд Бенедикт покинул молодых людей, предоставив их друг другу, и направился к Сандре и Тендлю, старавшимся постичь тайну игры в бокс; оттуда вскоре послышался жалобный хохоток Сандры, поднятого лордом Бенедиктом одной рукой. Обратная дорога показалась Генри и капитану очень короткой, так были погружены они в свои думы. Увидев вблизи дом. Генри шепнул капитану:
— Дорогой капитан, благодарю вас, десять тысяч раз благодарю за всё.
— Вот уж, Генри, не знаю, кто кого должен благодарить. На вашем примере я так много понял, что, право, мы квиты.
Незаметно промелькнул обед, и наконец всё общество перешло в гостиную, где стоял рояль. У лорда Бенедикта не было обычая после обеда в мужской компании пить спиртные напитки. Вино подавалось лёгкое, и заканчивали обед все вместе, вопреки английскому обычаю. Помня, что им говорил хозяин во время прогулки, оба гостя старались сохранить в себе мир и приготовиться к восприятию музыки без всяких предвзятых мыслей. Наль сидела рядом с капитаном, и он ещё раз имел случай близко наблюдать безупречность её красоты. И ещё раз сказал себе, что Наль не может быть сравнима ни с кем, даже с Анной, красота которой совершенна, как и её бездонные глаза, огромные, палящие. Анна плоть, хотя и утончённая и божественно прекрасная. Наль же стихия высшая, если и пришедшая на землю, чтобы жить по её законам, то только для того, чтобы рассеивать мрак вокруг себя.
