Пленница былой любви - Махмуди Бетти (библиотека книг .TXT) 📗
В один из дней я просто обезумела, притащив для Махтаб гору игрушек, однако занесла их я не домой, а к Элис.
– Мне бы хотелось оставить это все у тебя, а потом я заберу по частям, – попросила я.
– Пожалуйста, – согласилась Элис, не задавая вопросов.
Элис была исключительно интеллигентной женщиной, предупредительной, внимательной и тактичной. Она знала, что я недовольна своей жизнью в Иране, да и Муди ей не особенно нравился. Она была совершенно уверена, что я веду какую-то двойную жизнь, и определенно думала, что у меня роман.
И в каком-то смысле так и было. Между мной и Амалем не было физической близости. Его большая привязанность к семье не позволила бы мне допустить эту близость. Он был привлекательным мужчиной. И очень заботился о Махтаб и обо мне. В этом смысле мы были близки, нас связывала общая цель. Это Амаль, а не Муди был мужчиной моей жизни. После разочарования, которое постигло нас в День Благодарения, он заверял, что мы с Махтаб попадем домой на Рождество.
Мне нужно было выбирать: или поверить ему, или сойти с ума. Наполненные лихорадочными заботами дни пролетали, не принося видимого успеха.
Однажды утром я отправилась в супермаркет. В этот день привозили молоко. Повернув на главную улицу, я остановилась как вкопанная.
Возле супермаркета, магазина с сабзи и мясного магазина стояли несколько машин с вооруженными автоматами пасдарами.
Мне не хотелось попадаться им на глаза. Остановив оранжевое такси, я поехала в другой супермаркет.
На обратном пути я заметила, как пасдары выносят из магазинов продукты и грузят их на машины.
Уже дома я спросила мою соседку Малиху, не знает ли она, что случилось в магазинах, но она лишь пожала плечами. Несколько минут спустя появился мусорщик, источник сведений обо всем происходящем в округе. Его и спросила Малиха. Он знал лишь то, что пасдары конфисковали запасы в магазинах.
Любопытство, а также забота о моих знакомых – хозяевах магазинов, заставили меня выйти из дома. Проверив, правильно ли я одета, я решила пойти в супермаркет, точно ничего не случилось. Ага Реза стоял на тротуаре и удрученно смотрел на происходящее.
– Я бы хотела купить молока, – сказала я по-персидски.
– Нет, – ответил он тихо, демонстрируя стоическое спокойствие. И, вздохнув, добавил: – Закончилось.
Затем я пошла в овощной магазин, где еще большая группа пасдаров развязывала упаковки с зеленью, а свежие фрукты и овощи грузила на машину. Из магазина по соседству выносили мясо.
Когда Муди вернулся домой с работы и я рассказала ему, что случилось с нашими тремя приятелями, он прокомментировал так:
– Наверное, торговали на черном рынке.
Муди проявил довольно странный подход к морали. С одной стороны его устраивало, что на черном рынке можно купить дефицитные товары, но он занимал позицию властей, которые карали владельцев магазинов, нарушающих распоряжения.
Махтаб была огорчена случившимся. В ту ночь она молилась: «Боже, прошу тебя, сделай так, чтобы эти люди могли снова открыть свои магазины. Они такие добрые. Будь и ты добр к ним».
Проходили недели. Ежедневные разговоры по телефону и визиты к Амалю при каждом удобном случае ничего не изменили.
Иногда я задумывалась, может, все это лишь та'ароф.
– Мы обязательно отправим вас домой на Новый год, если не на Рождество, – заверял меня Амаль. – Прошу вас, потерпите, пожалуйста!
Потерпите, пожалуйста! Сколько раз я уже слышала это! Все мое естество восставало против этой фразы.
Разрабатывался еще один план побега. Амаль связался с офицером пограничной службы, и тот согласился легализовать мой американский паспорт, выданный посольством Швейцарии. Он взял бы нас на борт следующего до Токио самолета. Он вылетал каждый вторник утром, то есть тогда, когда Муди был в клинике. Амаль старался предвидеть любые неожиданности. План казался продуманным, однако я считала его достаточно рискованным.
– А что с Бендер-Аббасом? – спросила я.
– Над этим мы также работаем, – ответил он. – Потерпите, пожалуйста.
Я чувствовала себя глубоко разочарованной и не скрывала своих слез.
– Мне иногда кажется, что я останусь тут навсегда, – сказала я.
– Вы обязательно уедете, – заверил Амаль. – Я, кстати, тоже.
Его слова родили во мне новую надежду.
Незначительные на первый взгляд факты из жизни в этой безумной стране не переставали меня потрясать.
Однажды в полдень Махтаб смотрела по телевизору детскую программу. После нее выходил медицинский журнал, который заинтересовал нас. Речь шла о рождении детей. Увиденное не поддавалось логическому объяснению. Роженица была мусульманкой, принимал роды мужчина. Камера показывала обнаженное тело женщины, но ее голова, лицо и шея были плотно закрыты чадрой.
– Ты оставишь для Деда Мороза печенье и молоко? – спросила я Махтаб.
– А он придет в наш дом? В прошлом году ведь не пришел.
Мы с Махтаб много раз говорили об этом, и в конце концов мне удалось ее убедить, что Иран находится очень далеко от Северного полюса, поэтому Деду Морозу тяжело всякий раз добраться сюда.
Может быть, в этом году он постарается приехать сюда.
– Не знаю, приедет он или нет, но ты должна оставить что-нибудь на всякий случай.
Девочка пошла на кухню приготовить угощение для Деда Мороза. Потом она отправилась в свою комнату и возвратилась с иконкой, которую ей подарила Элис.
– Может быть, Дед Мороз захочет увидеть, как выглядит его жена, – сказала она, положив образок на поднос рядом с печеньем.
Возбужденная атмосферой Сочельника, Махтаб долго не хотела ложиться спать. Когда наконец я укрыла ее одеялом, она сказала:
– Прошу тебя, разбуди меня, когда услышишь, как приближается Дед Мороз. Мне бы хотелось с ним поговорить.
– А что бы ты ему сказала?
– Я хочу, чтобы он поздравил от меня бабулю и дедулю и сказал им, что я хорошо себя чувствую, тогда и у них будут веселые праздники.
Что-то сжало мне горло. Дед Мороз может принести ей кучу подарков, но он не может дать ей того, чего она больше всего желает. Если бы он мог завернуть ее в красивую бумагу и по мановению волшебной палочки перебросить на спине северного оленя через горы за границы Ирана, а потом через океан на крышу одного небольшого дома в Банистере, в штате Мичиган!
А время шло, приближалось очередное Рождество в Иране. И снова вдали от Джо, Джона, мамы и папы.
В тот день Муди допоздна принимал пациентов, для которых этот праздник ничего не значил. Когда он закончил, я спросила:
– Может быть, Махтаб завтра не пойдет в школу?
– Исключено, – сухо ответил он. – Она не может пропускать уроки только потому, что завтра Рождество.
Я не спорила с ним. В его голосе я услышала властный тон и снова заметила перемену в его поведении. В одно мгновение вернулся тот хорошо знакомый психически не уравновешенный Муди. У меня не было желания пререкаться.
– Махтаб, давай проверим, был ли Дед Мороз здесь ночью!
Я разбудила ее пораньше, чтобы у нее было время распаковать подарки до ухода в школу. В мгновение ока она выпрыгнула из кроватки и сбежала вниз по лестнице. Махтаб пришла в восторг от того, что Дед Мороз съел печенье и выпил молоко. Потом она увидела праздничные подарки. Муди присоединился к нам. Настроение его было лучше, чем вчера вечером.
В Америке ему нравилось отмечать Рождество, а это утро несло с собой теплые воспоминания. Он широко улыбался, глядя, как Махтаб погружается в гору подарков.
– Я не могу поверить, что Дед Мороз приехал издалека ко мне в Иран! – радовалась она.
Муди сделал несколько фотоснимков, а потом неожиданно предложил:
– Ты можешь не ходить сегодня в школу. Или, если хочешь, пойдешь немного позже.
– Нет, я не могу пропустить уроки, – ответила она с чувством долга, привитым мусульманскими учителями.
