Виноградник Ярраби - Иден Дороти (книга жизни txt) 📗
Теперь ты уже можешь себе представлять Ярраби как настоящий семейный дом: в классной занимается Кит, в детской спит малютка. В классной царит мисс Хиггинс, или Хигги, как Кит ее называет, — некрасивое маленькое существо, похожее на симпатичную лягушку. Эллен пребывает в детской, и теперь, когда на ее попечении появилась новая малютка, а Фиби вышла замуж и ушла от меня, Эллен сильно важничает. У меня работает иммигрантка Эмми Доусон, которая великолепно шьет и понемногу овладевает искусством быть хорошей личной горничной. Конечно, с нами по-прежнему наше истинное сокровище, миссис Джарвис, искренне гордящаяся нашим домом, и ее маленькая дочка Рози, очень умненькая девочка. Как только она немного подрастет, то будет выполнять кое-какие обязанности по дому — это отвлечет ее от опасных проказ. Боюсь, что она уже ревнует к новому младенцу и ей не нравится интерес, который проявляет к нему Кит. Ты можешь сказать, что со стороны такого маленького ребенка это поразительно, но у Рози всегда было не по-детски умудренное личико, а Кита она считает исключительно своим и больше ничьим братом. Забавная ситуация.
Но мне нравится, когда дом полон детских голосов. Теперь в нем уже не чувствуешь себя так одиноко».
Жара в это лето стояла страшная. Даже Гилберт признал, что не припомнит столь долгой изнурительной жары. В свое время он хвастал, что колодцы Ярраби никогда не пересохнут, но теперь такая опасность становилась вполне реальной.
Пришлось принести в жертву сад. Юджинии нестерпимо больно было видеть завядшие, поникшие растения. Она отказалась от своих прогулок ранним утром и поздним вечером, ибо даже в эти часы стало слишком жарко. Зной, гнетущий и удушающий, держался всю ночь, а к середине дня превращался в нестерпимое пекло. Иногда поднимался сильный ветер, сдувавший драгоценный верхний слой почвы с участка земли возле конских загонов, и тогда пыль проникала в дом через все щели. Окна приходилось держать плотно закрытыми, но, несмотря на это, воздух был насыщен красной взвесью.
Стойкие австралийские кустарники, терновник, спинифекс — игольчатые кусты с острыми листочками и колючками, а также эвкалиптовые деревья, казавшиеся изнуренными и голыми на фоне пламенеющего неба, выжили. Так же как ящерицы, мухи и шумные горластые птицы: попугаи, кукабурра и вороны. Хотя как-то раз на акацию опустилось облачко крошечных зеленых попугаев, задыхавшихся и явно погибающих. Они были похожи на сморщенные зеленые винные ягоды. Кит поймал одного из попугайчиков, и тот умер в его горячей ладони. Мальчик страшно расстроился. Он не знал, что птицы умирают.
Нависла опасность пожара в буше. Гилберт каждый день внимательно вглядывался в выбеленный жарой горизонт — не покажется ли где большой столб дыма.
Однако пожар пока что представлял собой лишь потенциальную угрозу, меж тем как высыхание гроздьев винограда было уже реальностью. Когда вода в колодцах опустилась до критического уровня, Гилберт организовал неуклюжую, но все же бесперебойную систему доставки воды в ведрах, которые перевозили в запряженных волами фургонах. Озеро тоже грозило высохнуть. Оставшаяся в нем вода была противной на вкус и сплошь покрыта водяными птицами, которых зной оттеснял все дальше от поросших тростником берегов.
Юджинии хотелось вымолить хоть ведерко для своих белых ползучих роз, но она не отваживалась. Каждая капля нужна была ненасытным виноградным лозам.
Она чувствовала себя такой же вялой, как ее чахнувшие розы. Даже Гилберт утратил свой обычный пышущий здоровьем вид и казался почти изможденным. Его синие глаза ярко светились на загорелом дочерна лице. Для купания воды больше не было — приходилось довольствоваться несколькими стаканами, которые наливались в фарфоровую миску. Малютку, капризничавшую из-за жары, время от времени освежали, выжимая над ее тельцем мокрую губку. Юджиния совершала сведенный к минимуму туалет тем же способом, но Гилберт, отчаянно экономивший каждую каплю воды для виноградника, валился ночью в постель как был — отощавший, потный, измученный. Меньше всего он думал о жене.
Лежа в горячей темноте и прислушиваясь к неумолчному стрекоту цикад, Юджиния мысленно рисовала себе все прохладные зеленые предметы, какие приходили на память. Ручьи, катящиеся по замшелым камням, дождь, низвергающийся на летний сад, холодные каменные плиты под босыми ногами, запах роз, на которых еще лежит утренняя роса...
Иногда фантазия иссякала, и она не могла думать ни о чем, кроме своих мучений. Она чувствовала себя пленницей, которую иссушала, опаляла и старила раньше времени эта древняя-древняя земля, лежавшая за окном и дождавшаяся конца краткого мига ночной тьмы, когда снова встанет торжествующее солнце, чтобы испепелять и жечь своими лучами все живое.
Но вот совершенно неожиданно пошел дождь. Он полил из низко нависших туч, превращая каждую впадину в озеро, проносясь по прожаренной солнцем земле слишком быстро, чтобы грунт мог впитать влагу; так что в результате каждый ручеек разбух, превратившись в миниатюрную реку, а река вышла из берегов.
Овцы и крупный рогатый скот, ослабленные голодом, были снесены в воду и потонули. Кенгуру, валлаби, собаки динго и лисы делили между собой омерзительную зловонную серую падаль, разбросанную на берегах отступившей реки. И все-таки земля снова начала зеленеть, безоблачные дни под голубым небом предвещали безмятежное будущее, наступления которого все-таки ждали, хотя верилось в него с трудом.
«Урожая винограда не будет», — безнадежным тоном сообщил Гилберт.
Лозы выжили, но ягоды на них погибли. Съежившиеся гниющие гроздья уныло свисали вниз. Дошли слухи, что в долине реки Хантер та же катастрофа настигла всех виноградарей до единого. У некоторых было достаточно средств, чтобы продолжать дело, но остальные собирались отказаться от столь ненадежного предприятия, превратив свои земельные участки в обычные фермы, либо, совсем бросив их, возвращались в город.
Одна семья даже намеревалась на ближайшем корабле отплыть в Англию. Когда об этом узнала Юджиния, в сердце ее вспыхнула шальная надежда. Она решалась заговаривать об этом окольным путем.
Гилберт выглядел таким измученным, таким отчужденным и настолько поглощенным своим разочарованием, что нормально разговаривать с ним стало почти невозможно.
В ту ночь, когда он сообщил о погибшем урожае, он поднялся наверх только на рассвете, и то лишь затем, чтобы помыться и переодеться. Юджиния подумала, что муж, наверное, сидел и пил в одиночестве или, может быть, с Томом Слоуном. Однако, когда он все же вошел, по нему это не было заметно. Он увидел жену в дверях и извинился, что потревожил ее.
— Где вы были? — спросила она.
— Разговаривал. Обсуждал, как быть, что делать.
— Но не всю же ночь.
— Да, похоже, что всю. — Гилберт стоял возле платяного шкафа, деловито отыскивая чистую рубашку и ощупывая рукой отросшую на подбородке щетину. — Мы не заметили, что на дворе уже день начинается. Джемми Макдугал плакал. Подумать только — такой большой парень! Он очень ждал первого в своей жизни сбора урожая.
Юджиния горестно подумала, что ей тоже следовало бы поплакать. Это могло в какой-то мере сблизить ее с мужем, ставшим слишком уж далеким.
— А сейчас вы разве не собираетесь отдохнуть?
— Времени нет. Не беспокойтесь, милая. Ложитесь и постарайтесь снова заснуть.
Однако ее совершенно не клонило ко сну. Нервы были натянуты; она была озабочена чем-то неуловимым в поведении Гилберта. Что-то в нем появилось не совсем обычное. Наконец она поняла, что именно: напряжение явно отпустило его. Он был по-прежнему тощ, со впалыми щеками, но, как ни странно, от прежней скованности и следа не осталось.
И это — после целой ночи, проведенной в разговорах! Не иначе как пришли к каким-то замечательным выводам.
Не удержавшись, Юджиния сказала:
— Гилберт, эта профессия сопряжена со слишком большим риском. Не правильнее ли было бы заняться чем-нибудь другим? Пока вы не влезли в еще большие долги...
