Корсар и роза - Модиньяни Ева (библиотека книг .txt) 📗
Остановившись на загородном шоссе у придорожного трактира, Спартак вошел в бар и позвонил в Котиньолу.
— Говорит Рангони, — представился он дворецкому Козимо, ответившему на звонок. — Я хотел бы поговорить с графиней Сфорца.
Глава 3
Пока Спартак ставил машину на усыпанной гравием аллее посреди сада, на верхней площадке высокого каменного крыльца появилась Одетта.
На ней была мужского покроя пижама в белую и розовую полоску, подчеркивающая ее женственность.
Она уже год не подстригала волосы, и сейчас длинные, светлые, локонами вьющиеся пряди обрамляли нежный овал ее лица. В ярком свете утреннего солнца под тонким шелком угадывались длинные стройные ноги и волнующая округлость груди. Пижама в те времена считалась нарядом весьма смелым для женщины, и Спартак готов был подтвердить, что целомудренных мыслей она не вызывает.
— Синьор Рангони, я полагала, что вы в Равенне с моим мужем. Перед уходом граф сказал мне, что у вас назначена встреча на прядильной фабрике, — начала Одетта, положив руки на парапет высокой лестницы.
— Я проезжал мимо. Потому и остановился, — ответил он, глядя на нее снизу и не двигаясь с места.
— И что же вас побудило? — продолжала она кокетливо. — Внезапный каприз? Воспоминание? Тоска по прошлому?
— И то, и другое, и третье. Как вам такой ответ? — в тон ей спросил Спартак.
— Я предпочла бы третью версию. Вы же нас, женщин, знаете, синьор Рангони. Нам приятно думать, что удалось оставить след даже в самом закаленном сердце, — проговорила Одетта с намеком.
— Не стоит обманываться видимостью, графиня. На поверку окажется, что закаленные сердца не тверже масла. Чуть-чуть тепла, и они тают. — Он поддержал принятый ею тон разговора.
— Вы мне советуете попробовать? — усмехнулась Одетта. — Но прошу вас, синьор Рангони, поднимайтесь, зайдите в дом. Я как раз завтракала. Почему бы вам не составить мне компанию?
Спартак поднялся по ступеням. Она следила за ним с многозначительной улыбкой, скрестив руки на груди.
— Друг мой, у вас подавленный вид. Осмелюсь ли я сделать предположение?..
— Боюсь, что ошибетесь, — перебил он.
— Но я же ничего еще не сказала!
— Маддалена тут ни при чем.
— О, мой боже! Значит, у нас действительно большие неприятности, — прошептала Одетта, с заговорщическим видом глядя ему прямо в глаза.
Грациозно повернувшись, она прошла на выходившую в сад веранду, украшенную роскошными декоративными растениями. Спартак последовал за ней. На овальном столе был накрыт первый завтрак. У него слегка закружилась голова от запаха крепкого горячего кофе и поджаренного хлеба, к которому примешивался еще и восхитительный аромат свежеиспеченных рогаликов. Одетта жестом пригласила его занять место напротив себя.
— Так что с тобой случилось? — продолжала она шепотом, переходя от шутливого тона к доверительному. Ее руки вытянулись и обвились вокруг его шеи. Спартак наклонился вперед и коснулся губами ее губ. — Вот так-то лучше, — одобрительно кивнула Одетта. — А теперь выпей кофе. И советую попробовать варенье из черной смородины. Мадам Рене сама его варила. Она будет очень польщена, если мы опустошим вазочку.
Они поели в молчании, хотя Одетта сгорала от любопытства. Ей не терпелось узнать, что заставило ее старого друга нанести этот неожиданный визит на виллу.
— Я попал в беду, — начал он наконец, раскурив сигарету.
— Пиковая дама или червонная? — быстро вставила она, не отрывая от него глаз.
— Это карта из старой колоды, давно уже позабытой, — нетерпеливо ответил Спартак.
— Старые карты полагается сжигать. Разве ты этого не знал? — Одетта попыталась обратить все в шутку, хотя и видела озабоченность Спартака.
Он без утайки рассказал ей историю Альберты Бенини. Одетта внимательно выслушала.
— А ты твердо уверен, что именно ты отец ребенка? — Ей вовсе не хотелось пробуждать ненужные сомнения в его душе, но разговор следовало начинать с установления точных фактов.
— Думаю, да. Но это не так уж и важно. Я чувствую себя в ответе за то, что с ней случилось, вот и все, — решительно произнес Спартак.
— И чего же ты ждешь от меня? Помощи? Совета? Теперь у тебя есть Лена, почему бы с ней все это не обсудить?
— Если ты такое предлагаешь, значит, плохо ее знаешь. Она вполне способна заявить, что теперь я обязан жениться на учительнице. От Маддалены только того и жди. Она различает лишь черное и белое. Переходных тонов в ее палитре просто не существует. Понимаешь, что я имею в виду?
— Прекрасно понимаю. У меня самой до сих пор уши горят от ее молчаливого осуждения, — заметила Одетта, хотя в действительности, сколько ни старалась, никогда по-настоящему не ощущала угрызений совести. — Да, верно, тебе предстоит не только решить проблему со свалившимся на голову незаконным ребенком, но и объясниться с малюткой Леной. Я тебе не завидую, друг мой. — Ее слова прозвучали как приговор.
— Ты можешь мне что-нибудь посоветовать? — спросил он, ища сочувствия в ее глазах.
— Аборт? — неуверенно предложила Одетта.
Спартак, казалось, задумался на несколько бесконечно долгих секунд. Безобразное, полное скрытой угрозы насилия слово «аборт» черной тучей повисло в воздухе.
— Исключено, — сказал он наконец. — Никогда я не стану соучастником в таком мерзком деле.
— Согласна. Никаких абортов. Но, если я правильно поняла, оформить брак, чтобы, как говорится, «прикрыть грех», ты тоже не согласен. А ты хоть представляешь себе, что за жизнь ожидает эту несчастную учительницу?
— Я обратился к тебе за помощью, как к другу, именно потому, что все себе отлично представляю. Нам всем жилось бы лучше, если бы люди были более терпимы. Но, увы, об этом можно только мечтать. Альберте придется несладко. И, откровенно говоря, мне ее очень жаль, — объяснил Спартак.
— Надо как можно скорее увезти бедняжку подальше из Луго. У меня никогда не было детей, хотя порой и возникало желание ими обзавестись. Беременные женщины трогают меня до глубины души. Я дам приют Альберте в этом доме и буду ее защищать от любопытных глаз. Не сомневаюсь, что граф не станет возражать, — решила Одетта в порыве вдохновения.
— На первое время это было бы просто спасением. А потом я найду для нее дом в Равенне и сделаю все, чтобы она могла вести достойную жизнь, — сказал Спартак. И, помолчав, спросил: — Зачем ты все это делаешь, Одетта?
— Ради тебя, разумеется. Друзья для меня священны, я всегда им помогаю, если это в моих силах. Кроме того, я ужасная эгоистка и твердо верю, что, если вдруг потребуется, мне тоже кто-нибудь придет на помощь.
— Ты необыкновенная женщина. Я по гроб жизни буду тебе обязан, — совершенно искренне сказал Спартак.
— Да брось, в конце концов, что я такого сделала? Все, что я тебе дала, ты уже вернул с лихвой, — засмеялась Одетта. Потом, став серьезной, она пояснила: — С тех пор, как вы с Леной уехали, я тут просто пропадаю от скуки. Ты единственный соблазнительный мужчина в здешних краях. Когда на виллу никто из друзей не приезжает погостить, я не знаю, чем себя занять. Вкус к путешествиям у меня пропал. Наверное, я старею. Полагаю, что эта твоя подружка, которую ты обрюхатил, станет для меня приятным развлечением. Не исключено, что я даже сумею найти ей мужа. У меня здорово получаются такого рода вещи. Я тебе рассказывала, как мне удалось устроить свадьбу сиделки моего отца с моим преподавателем музыки? Мне тогда только-только исполнилось десять, но я заметила, как они обмениваются робкими взглядами, встречаясь у нас в доме. В один прекрасный день я не выдержала и спросила: «Чего вы ждете? Почему не поцелуетесь?» И представляешь себе, она залилась краской, а он ее поцеловал. Через несколько недель сыграли свадьбу, и я была подружкой невесты. Их брак оказался счастливым.
— Одетта, зачем ты мне все это говоришь? — тихо спросил Спартак.
Он чувствовал, что графиня пытается скрыть свое влечение к нему, и в ту же минуту ощутил ответное желание. Она с беспечной улыбкой поднялась из-за стола, подошла к нему, наклонилась и поцеловала. Но когда рука Спартака скользнула за ворот пижамной блузы, Одетта ловко выскользнула из его объятий.
