За правое дело (Книга 1) - Гроссман Василий Семенович (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
Он рисовал себе картину — задымленные цехи, белые от жара, похожие на пламя вольтовой дуги, разверстые печи, серый, застывший броневой металл и рабочие в облаках дыма, среди бьющих молотов, среди треска и свиста длинных электрических искр. Ему казалось, в эти минуты он ощущал огромность металлической мощи, слившейся с огромностью советского пространства. Эта металлическая мощь осязалась в словах людей, говоривших о миллионах тонн стали и чугуна, о тысячах и десятках тысяч тонн качественного проката, о миллиардах киловатт-часов.
Но, видимо, Андрей Трофимович, хотя и говорил так поэтически о выбившихся из-под снега цветах, не был лёгким, склонным к мечтаниям человеком. Когда один из главных инженеров попросил его обосновать директиву, полученную заводом, он властно оборвал его и угрюмым голосом сказал:
— Обоснования уже были даны, теперь я приказываю! — И при этом приложил ладонь к столу, словно поставил большую государственную печать.
Когда заседание окончилось и все стали прощаться с Постоевым, худой инженер в очках подошёл к Штруму и спросил:
— Вы ничего не слышали о Николае Григорьевиче Крымове?
— О Крымове? — удивлённо спросил: Штрум и, сразу поняв, почему длинное, худое лицо инженера показалось ему знакомым, быстро спросил: — Вы родственник?
— Я Семён, младший брат его.
Они пожали друг другу руки.
— Я часто вспоминаю Николая Григорьевича, я его люблю, — сказал: Штрум и с горячностью добавил: — Ох, уж эта Женя самая, я на неё очень зол.
— А она здорова?
— Здорова, конечно, здорова, — сердито ответил Штрум, точно это было неприятно ему.
Они вместе вышли в коридор и некоторое время прохаживались, вспоминая Крымова и довоенную жизнь.
— А ведь мне о вас Женя говорила, — сказал: Штрум, — вы на Урале быстро выдвинулись, стали заместителем главного инженера.
Семён Крымов ответил:
— Теперь я главный инженер.
Штрум стал расспрашивать его, возможно ли на уральском заводе наладить опытную плавку и выпустить некоторое количество стали, нужной ему для специальной аппаратуры,
Крымов задумался и ответил:
— Сложно, очень сложно, но надо поразмыслить, — и, лукаво улыбнувшись, добавил: — Ведь не только наука помогает производству, бывает наоборот, производство помогает науке
Штрум пригласил Крымова к себе, но тот замотал головой:
— Что вы, где там, жена просила заехать к родным в Фили, у них телефона нет, и то, видно, не успею. Через час в наркомат, в половине двенадцатого назначен приём в ГОКО, а на рассвете снова вылетаю в Свердловск. Но телефон ваш на всякий случай запишу.
Они простились.
— Приезжайте на Урал, обязательно приезжайте, — сказал: Крымов.
Он во многом походил на старшего брата — длинные руки, шаркающая походка, сутулость, только ростом был меньше.
Штрум снова зашёл к Постоеву. Постоева очень утомило заседание, но он был доволен.
— Интересный народ, — сказал: он. — Вам повезло всех вместе увидеть, главные тузы, их вызвали в ГОКО.
Он сидел за столом, с салфеткой на коленях; официант убрал окурки и, раскрыв окна, накрывал на стол.
— Обедать будете? — спросил: Постоев. — Не отощали на домашних харчах?
— Спасибо, я обедал, — сказал: Штрум.
— Упрашивать не стану, не такое нынче время, — сказал: Постоев.
Официант усмехнулся и вышел из комнаты. Постоев стал рассказывать:
— По всему судя, многие москвичи как будто не отдают себе отчёта в серьёзности положения. В Казани, хотя она и на тысячу километров восточнее, настроение более нервное Но там, где я вчера был, — он показал рукой в сторону потолка, — наверху, там охватывают ситуацию во всех связях, широкий общий взгляд на карту главных событий. И должен вам сказать, чувствуется по всему большое напряжение. Я прямо спросил: — «Как положение на Дону, тяжёлое?», а мне ответили: «Что Дон, возможен прорыв к Сталинграду и к Волге». — Он посмотрел на Штрума и раздельно произнёс: — Вы понимаете, Виктор Павлович, это уж не обывательские разговоры... — Потом он вдруг сказал: — Хороший народ наши инженеры, а? Замечательный народ!
— Да, — сказал: Штрум — А меня вчера спрашивали — какой способ реэвакуации я считаю более целесообразным — постепенное перетаскивание или единовременный переезд? Без точных сроков, но вот вопрос этот задавался, как вы это свяжете с тем, что сейчас говорили?
Они помолчали.
— По-видимому, разгадка в том, — проговорил Постоев, — что вы сегодня от инженеров моих слышали. Помните, что Сталин сказал: в ноябре прошлого года: современная война есть война моторов. Вот наверху и подсчитали, кто их больше сегодня производит — мы или немцы Ведь силища у нас есть! Знаете, на одного токаря в дореволюционной промышленности — наших шесть, на одного инструментальщика — у нас двенадцать, у царя — один механик, а у нас — в девять раз больше. И так всюду!
— Леонид Сергеевич, — сказал: Штрум, — я никогда никому не завидовал. Никогда! А вот сегодня, слушая вас всех, я, кажется, всё бы отдал, чтобы работать там, где рабочие делают танковую сталь, где строят моторы.
Постоев полушутя ответил ему:
— Но-но-но, я вас знаю, вы одержимый, вас оторвёшь на месяц от электронной и квантовой премудрости, вы и захиреете, как дерево без солнца.
Штрум жил в Москве в хлопотах и напряжённых делах. Но, несмотря на занятость, он почти каждый вечер встречался с Ниной. Они гуляли по Калужской улице, заходили в Нескучный сад, однажды смотрели кинофильм «Леди Гамильтон». Во время этих прогулок большей частью говорила она, а он шёл рядом и слушал, изредка задавая вопросы. Штрум уже знал множество обстоятельств и подробностей её жизни — и о том, как она работала в швейкомбинате, и о том, как, выйдя замуж, уехала в Омск, и о старшей сестре, которая замужем за начальником цеха на одном из уральских заводов. Она рассказала ему о старшем брате, капитане, командире зенитного дивизиона, и о том, что она, Нина, и её сестра и брат сердиты на отца за то, что он женился после смерти матери.
Всё то, о чём простодушно и доверчиво рассказывала Нина, почему-то не было безразлично Штруму, он помнил имена Нининых подруг и родственников, спрашивал.
— Простите, я забыл, как зовут мужа Клавы? Но особенно волновали его рассказы о Нининой семейной жизни, муж её был плохим человеком. Штрум заподозрил в нём множество пороков, считал его грубым, пьяницей, себялюбцем, невеждой и карьеристом.
Иногда Нина заходила к Штруму и помогала ему готовить ужиню. Его трогало и волновало, когда она спрашивала:
— Может быть, вы любите перец, я принесу, у меня есть. А однажды она сказала ему:
— Вы знаете, как хорошо, что мы с вами познакомились. И так жалко, что скоро уезжаю.
— Я к вам в гости непременно приеду, — сказал: он.
— Ну, это только говорится так.
— Нет, нет, совершенно серьёзно. Остановлюсь в гостинице.
— Куда там. Даже открытки мне не напишете.
Как-то он вернулся домой очень поздно, задержался на совещании, и, проходя мимо Нининой двери, с печалью подумал «Сегодня её не увижу, а мне уж скоро уезжать». На следующий день Штрум с утра поехал к Пименову, и тот весело оказал:
— Вот уже все формальности закончены. Вчера провели ваш план через грозную инстанцию товарища Зверева. Можете давать телеграмму домашним, предупредите о скором приезде.
В этот день Штрум условился встретиться с Постоевым, но позвонил ему по телефону и сказал, что приехать не сможет — возникло непредвиденное дело, и тотчас же поехал домой.
На лестничной площадке он увидел Нину, и сердце его забилось быстро и горячо, даже дышать стало трудно.
«Что это, почему это?» — опросил он себя, но, конечно, не было нужды отвечать на этот вопрос.
Он увидел, что и она обрадовалась ему, вскрикнула:
— Боже, как хорошо, что вы пришли сегодня раньше обычного, а я уж вам записку написала, — и она протянула ему сложенную треугольником записку.
Он развернул записку, прочёл её и спрятал в карман.
