Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном - Сеттерфилд Диана (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗
На следующее утро потрясенный Верни обнаружил своего босса спящим за рабочим столом. Повсюду на полу валялись бумаги. Беллмен был в ночной рубашке и колпаке с чернильными пятнами в тех местах, где голова его касалась страниц, покрытых какими-то невообразимыми вычислениями. Верни не стал его будить, а только собрал с пола бумаги и на цыпочках вышел в приемную. Там он принялся громко шуметь – топал, бряцал ключами, щелкал замком – и через несколько минут снова появился в кабинете. К тому времени Беллмен успел исчезнуть за перегородкой вместе со своими фантастическими расчетами.
25
Мистер Энсон, управляющий банком «Вестминстер энд Сити», согласно кивнул.
– Это несколько неожиданно, надо признать, но я загляну к мистеру Беллмену сегодня после обеда, раз дело такое срочное.
Молодой посыльный переминался с ноги на ногу.
– Видите ли, сэр, мистер Беллмен надеется… очень рассчитывает… что вы придете пораньше… – Он кашлянул. – Если это возможно, сэр.
Джордж Энсон вытянул ноги под столом и поверх очков взглянул на курьера:
– То есть, насколько я понял, мистер Беллмен просит меня прибыть к нему в офис прямо сейчас, так?
– Да, сэр.
У мистера Энсона в планах на сегодня было множество дел, но эта просьба его заинтриговала и одновременно обеспокоила. В конце концов, что ты за управляющий банком, если не можешь по своему усмотрению менять планы на день?
Он встал из-за стола, игнорируя встревоженный взгляд секретаря, и обратился к посыльному:
– Подайте мое пальто, пожалуйста. Оно на вешалке у двери. Мы отправимся туда немедленно.
Посыльный с облегчением перевел дух.
Войдя в кабинет Беллмена, мистер Энсон тотчас заметил, что великий предприниматель пребывает не в лучшей кондиции. Об этом свидетельствовали покрасневшие, воспаленные глаза и необычная скованность в движениях, словно каждое из них он выполнял, превозмогая боль.
– Вопрос касается «спящего счета», – заявил он.
Энсон сразу понял, о чем речь, хотя прежде не слышал такой термин из уст Беллмена или кого-либо еще. Имелся в виду второй счет на имя Беллмена, открытый в банке «Вестминстер энд Сити». На протяжении десяти лет Беллмен переводил на него треть своих личных доходов. И не взял оттуда ни пенни. К этому дню на счете накопилась солидная – более чем солидная – сумма. Периодически Энсон предлагал своему клиенту пустить эти деньги в оборот, но Беллмен решительно отказывался их трогать, притом что средствами с другого своего счета он оперировал активно, часто даже рискуя, но в финале всегда добиваясь успеха.
– Рад это слышать, – сказал Энсон. – И куда мы вложим эти деньги?
– Никуда.
– Никуда?
– Я хочу перевести на этот счет дополнительную сумму.
– И какую?
Беллмен назвал цифру.
Энсон постарался сохранить невозмутимый вид, что ему не удалось.
– Но ведь это составит… примерно три четверти от всего вашего ликвида. Разумеется, вы вправе… Если таково ваше желание… В наличных деньгах или в бондах?
– В наличных.
Энсон задумался, поглаживая кончиками пальцев уголки рта. Работа управляющего банком требовала определенной деликатности. Вкладчик имел право распоряжаться своим вкладом, как ему заблагорассудится, – управляющего это не касалось. Но если клиент на его глазах принимал неразумные и неосторожные финансовые решения, Энсон почитал своим долгом выступить в роли посредника между этим клиентом и его деньгами, чтобы «примирить» их друг с другом. И сейчас он позволил паузе тянуться минута за минутой, обдумывая ситуацию.
Логично было предположить, что Беллмен держал средства на отдельном счете для какой-то особой цели, но до сих пор он и словом не обмолвился, что это за цель.
– Мне не по душе видеть деньги, лежащие втуне, вместо того чтобы работать и приносить прибыль, мистер Беллмен, – произнес он, сокрушенно покачивая головой.
На Беллмена эти слова не произвели никакого впечатления. Он даже не счел нужным ответить, а просто сидел и смотрел в окно – не на здания напротив, а, как подумалось Энсону, на что-то иное, пугающее, в очень далекой перспективе.
Версию с долгами Энсон отмел сразу. Он хорошо знал Беллмена. Не то чтобы как близкий друг – за все эти годы они ни разу не поговорили, что называется, по душам, – но как человек, хорошо изучивший привычки и склонности другого человека. Беллмен всегда был занят делом. Он не увлекался азартными играми и не посещал бордели. С его именем не ассоциировались никакие скандалы, и не было даже намека на нарушение им каких-либо финансовых или этических норм. Он жил только ради своей работы, и эта работа была очень даже успешной. Компаньоны-галантерейщики обладали полной информацией по всем аспектам деятельности фирмы, и достаточно было взглянуть на их самодовольно улыбающиеся физиономии в баре клуба «Расселл», чтобы увериться: с «Беллменом и Блэком» все в порядке. А о финансовой стороне Энсон мог судить и без их улыбок – это уже было в его компетенции. Все операции по счетам свидетельствовали о том, что Беллмен отнюдь не транжира. Какое там: его личные расходы были сопоставимы с расходами самого скромного и аскетичного сельского священника.
Может, его кто-то шантажирует? Может, какой-то негодяй нащупал у Беллмена слабое место и немилосердно вытягивает из него деньги?
– Надо думать, в ближайшее время вам понадобятся крупные суммы наличными? – поинтересовался Энсон.
Беллмен поднес ладонь к глазам, как будто его раздражал яркий свет.
– Возможно. Я пока не знаю.
– Беллмен, я ваш банкир, мы знакомы уже десять лет, и мне небезразличны ваши интересы. И сейчас, видя вас в таком состоянии, я должен задать не вполне корректный вопрос: скажите, вы действуете по своей воле, принимая эти решения?
Беллмен посмотрел на него с недоумением:
– По своей воле?
– Если кто-то вымогает у вас деньги, есть способы с этим покончить… Толковые юристы… Полная конфиденциальность… Все будет сделано даже без упоминания вашего имени.
Далее случилось то, чего Энсон никак не ожидал. Беллмен зажмурил глаза, и по щекам его покатились слезы.
– Никакой юрист не сможет избавить меня от этого. Я связан по рукам и ногам.
Когда глаза Беллмена вновь открылись, Энсон увидел в них тоску – бездонно-черную, чернее некуда.
Беллмен сделал глубокий вдох и продолжил уже спокойным тоном, как будто и не было никаких слез:
– И вот еще что: перевод денег на этот счет впредь должен осуществляться ежемесячно, а не раз в три месяца, как было до сих пор. И переводиться будут не тридцать три, а пятьдесят процентов. Вы меня поняли?
Энсон вернулся в свой банковский офис глубоко озабоченным.
26
– Тик-так!
Что за мерзкие часы! Почему они так болезненно отсчитывают время?
– Тик-так!
Целая вечность между «тик» и «так». И каждый «тик» может стать последним.
– Тик-так!
Нельзя допустить, чтобы часы остановились.
– Тик-так!
Нужно их завести. Он лезет за часами в кармашек жилета… Но что такое? Часов там нет! Это тиканье исходит у него из груди!
– Тик-так!
И каждый «тик» может стать последним…
– Тик-так!
Беллмен пробудился со свинцовой тяжестью на сердце. Во сне что-то гадкое и леденящее обволакивало его, плотно прилегая к телу вместе с простынями. Спасти от этого могли только немедленный подъем и привычные занятия. Он побрился торопливо и небрежно, при этом порезав подбородок. Его подташнивало – какой уж тут завтрак, – но он все же заставил себя разжевать и проглотить кусочек хлеба. До первого намеченного на этот день совещания оставалось еще два часа, и он занял их написанием писем. Он мог одновременно делать два дела, а то и три. Он нагромождал одну задачу на другую, заполняя ими каждую минуту. В последнее время рабочие дни Беллмена чрезмерно затягивались даже по его меркам, а после девятнадцати или двадцати часов непрерывной деятельности тоска и отчаяние, отражавшиеся в зеркале ванной комнаты, уже не мешали ему провалиться в сон. Впрочем, и сон не приносил отдохновения: недремлющий разум всю ночь продолжал борьбу с неясным, но зловещим и безжалостным врагом, а пробуждение заставало его все в тех же гадостных леденящих объятиях.
