Подвиг в прайс не забьешь - Негривода Андрей Алексеевич (читать бесплатно полные книги TXT) 📗

Все было просто, как лом...

Четырьмя грузчиками загружались четыре-пять, а иногда и больше огромных грузовиков. Столы стулья, посуда на весь этот кагал и, конечно же, еда. Выезжали на место часов за пять до начала, и хорошо, если это место было километрах в двадцати, а то один раз довелось прокатиться все сто тридцать, аж под Иерусалим, и там все это добро разгружалось. И начинался курултай... Четыре-пять часов непрерывной беготни с железными стеллажами, под завязку набитыми грязной посудой с объедками. Потом, когда весь праздник заканчивался, все это действо проводилось в обратном порядке – погрузка в грузовики, приезд в Нетанию и разгрузка для посудомойщиков... Одна такая «прогулочка» занимала минимум двадцать часов, но чаще всего больше суток...

Но самое противное было то, что управляющий, а он тоже был индус, зорким орлиным взглядом строго следил за тем, чтобы грузчики ничего не съели из «хозяйской» еды... Нет, не подумайте! Андрей никогда не опустился бы до того, чтобы есть объедки, – он бы скорее умер с голоду! Тут дело было совершенно в другом!.. Как правило, больше половины приготовленной для гостей еды попросту оставалось не тронутой в этих передвижных печах! А потом ее выбрасывали на помойку. Выбрасывали нетронутую, но грузчикам притрагиваться к этой, порой еще даже горячей еде было нельзя – «Не вами оплачено!»...

И есть еще одна израильская особенность «ведения бизнеса»... Рабочим платят зарплату за отработанный месяц только в середине следующего, числа, примерно, 15-го. В общем, свою первую зарплату на новом месте работы ты получаешь только через полтора месяца. Так у них принято...

...30 июня 2001-го

В этот день они вывозили кейтеринг не так далеко, как всегда, – в десяти километрах от Нетании было живописное местечко, предназначенное именно для таких посиделок. Гостей намечалось не много – каких-то семьсот человек! А значит, и грузить всего этого барахла было меньше. Всего-то четыре десятитонных грузовика!..

Загрузились и выехали на место в 9 утра...

И... Видать именно этот день и стал тем пределом, за который не пустила Андрея уже сама Природа...

Он уже десять дней голодал...

Да-да! Не удивляйтесь! Именно голодал! Унижаться и подворовывать еду, как это делали все остальные, Андрею было противно... А свои последние 20 шекелей, которые он нашел на асфальте по дороге на работу и купил на них хлеба и молока, он «проел» еще 20 июня...

Теперь он опять, уж который раз в жизни, держался на слове «Надо!»... Нет, можно было, конечно, одолжить сотню-другую у того же Генки, только... А с чего потом отдавать? Ведь, как говорится: «Тратишь чужие, а отдавать надо свои». А зарплата грузчика была просто смешной – 1200... На нее-то, даже если не «жировать», и то еле-еле продержишься! И что потом? «Снежный ком» долгов?.. Можно было еще позвонить ребятам в Аяччо или Жерарди в Абажель... Они-то уж обязательно помогли бы, без лишних вопросов, но... Вот тут уж проявилась его офицерская гордость...

...Тогда, в тот день, все случилось как-то само собой...

Андрей вдвоем с еще одним русским «кадром», который отсидел на своей «доисторической» родине раза три, судя по наколкам, разгружали грузовик с духовыми шкафами, в которых на этот пикничок привезли горячую еду. Есть такие грузовики-будки, у которых откидывается к земле весь задний борт-дверь, образуя круто наклоненный мостик к земле...

Андрей, пятясь, держал тяжеленный шкаф, а его напарник придерживал эту махину, постепенно выталкивая ее из кузова. Они уже почти справились, шкаф уже коснулся передними колесами асфальта, когда «кадр» взял да отпустил его, посчитав, что дело сделано. И вся эта махина ринулась на Филина...

Нет. Можно было бы ему, конечно, отскочить в сторону, и хрен бы с ней, с этой чужой жрачкой и чужим шкафом – здоровье дороже! Но...

– У-а-а-а-а-а! – заорал Андрей дурным голосом и уперся руками в горячие железные стенки, почувствовав, что шкаф катит прямо на него. – А-а-а-а-а!

Ноги, обутые в рваные кроссовки, «буксовали» и шли «юзом» по пролитому на асфальт маслу, а он все упирался в шкаф, уподобившись барану, спасая чужое добро, и сантиметр за сантиметром отступал назад.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а!

– Тр-р! Тр-тр-р-р-р!

Что-то с противным треском, словно разорвали кусок брезента, затрещало у него за спиной, а тут же горячая волна обожгла весь его левый бок...

– А-а-а-а-а-а! – проорал он во все уже осипшее горло в последний раз.

– Тр-р-р! – «Порвали» «брезент», и тоже в последний раз.

– Ту-тух-х! – грюкнул, наконец-то, всеми четырьмя колесами об асфальт шкаф и остался стоять на месте.

И Андрей, наконец-то, сумел от него отойти... Ровно на два метра...

Его трясло от перенапряжения так, словно он в одиночку вытащил из болота пьяного бегемота... Да, наверное, именно так оно и было – шкаф весил килограммов триста, со всей своей загрузкой...

– Т-ты-во-ю-ма-ать... – прошептал он тихо и уселся на траву.

Руки, ноги, каждую его мышцу трясло мелкой противной дрожью, а перед глазами плыли красные круги. Да еще этот кипяток, который теперь обжигал его левый бок и спину... В этот момент он хотел только одного – чтобы все, абсолютно все оставили его в покое хотя бы на пять минут, но...

К нему резво подскочил «кадр»:

– Андрюха! Ты чего? У тебя вся спина в крови!

– Пошел на фуй, мудило... Напарничек, бля, безрукий...

Он поднялся с травы кое-как, потому что левая рука почему-то вдруг резко онемела, стянул с себя футболку и повернулся спиной к блестящему, «нержавеющему» боку духового шкафа...

«...Приятные новости, – подумал он как-то отстраненно. – Шов разошелся... Теперь опять все по-новому...»

Длинный, сантиметров в двадцать, шов, оставшийся у него после последней операции на легком, зиял препротивной на вид, рваной кровоточащей раной...

– Ты! Придурок! Баран русский! Ты чего встал на месте, как осел?! – услышал он вдруг крик управляющего. – Давай-давай! Работай, баран!

Этот мелкий, лет двадцати двух от роду «индусенок» мнил себя большим боссом и никогда не выбирал выражения при общении с грузчиками. А Андрей «отвечал» ему тем, что смотрел на него и «не видел» – пустое место, прыщ на заднице... Но сегодня... Сегодня его накрыла волна обиды на такую вопиющую несправедливость.

Он развернулся «на голос» всем корпусом и схватил «управляющего» пятерней за горло:

– Ты!.. – зашипел он ему прямо в лицо страшным шепотом. – Гнида черножопая! Захлопни пасть и слушай, что я тебе скажу!

– Ата мишуга! Ата мишуга!.. [48]

– Да! Это я! – Андрей сильнее сжал его кадык. – А поэтому ты, сморчок, прямо сейчас позвонишь своему Салиму и еще вызовешь «Амбуланс». И пусть твой хозяин поторопится и приедет сюда побыстрее, и пусть захватит с собой чековую книжку – зарплату мне платить! И если он не успеет до приезда врачей, то я расскажу сначала им, а потом и полиции обо всем его бизнесе и о том, какие работники и граждане каких стран работают у него без «разрешения на работу» от Министерства труда. А потом еще и в суд подам!.. За необеспечение техники безопасности!.. Не думаю, что он очень обрадуется, узнав о таких перспективах! Звони, гнида! Пока я добрый!..

Салим примчался на своем «Мерседесе» ровно через десять минут. А машина «Скорой помощи» через пятнадцать. За эти пять минут пожилой индус, будучи совсем не глупым человеком, в отличие от его «управляющего», быстренько оценил все перспективы возможного скандала, связанного с Андреем, так же быстренько выписал чек на 5000 шекелей и умотал восвояси еще быстрее...

В 11.00 утра Андрей опять лежал на операционном столе нетанийской больницы, только теперь уже под местным наркозом – ему накладывали металлические скобы, стягивая воедино разошедшийся операционный шов...

А вечером, отказавшись от госпитализации, он вернулся сначала домой, а потом побрел «в гости» к Генке. В ресторан «Апельсин» – его друг, и именно потому и за то, что друг, был уволен Феликсом из «Версаля». Но... Генку, как прекрасного музыканта, знали все рестораторы города, и предложений на работу у него было столько, что хоть отбавляй! А вот выбор он остановил именно на «Апельсине» потому, что еще полгода назад этот уютный подвальчик назывался «Гамбринус»!.. Ну, и какой же одессит, скажите мне, болеющий ностальгией по родному городу, отказался бы здесь поработать? Тем более что ресторанчик так и продолжали называть старым названием – «Гамбринус»...