Моряна - Черненко Александр Иванович (читать книги полные .txt) 📗
«Не поймешь, чорта!» — вздохнул Дойкин и пристально посмотрел на приезжего, на его длинные, пунцовые уши. Гость, преспокойно опорожнив весь графин, закусывал осетровым балыком.
В это время слегка приоткрылся ставень.
Алексей Фаддеич отпрянул за оконный косяк.
— Хазаин!..
В мутное стекло глянуло скуластое лицо Шаграя.
— Шайтан раскосый! — Дойкин прошел к лавке, где лежала его поддевка.
— Хазаин! — казах осторожно поскреб ногтями по стеклу. — Домой давай!.. Софка велел!..
Это означало, что скоро должна прийти домой Настя Сазаниха, которую со дня приезда к ней гостя, объявившегося Васькиным дружком, Софа Дойкина с вечера зазывала к себе, поила чаем с вареньем, с халвой, угощала пирогами, пельменями. Софа старалась как можно дольше задерживать у себя Настю, чтобы дать вдоволь наговориться мужу с приезжим.
Накинув на плечи поддевку, Дойкин шагнул к столу и решительно спросил гостя:
— Когда же под Гурьев?
— Людей вот поджидаю... — загадочно ответил тот и закурил папиросу.
— Каких?
— Товарищей... — Гость пьяно усмехнулся.
Алексей Фаддеич взглянул в упор в его вертлявые глаза.
Приезжий искусно выпустил изо рта крутящееся кольцо дыма, негромко сказал:
— Коржак должен переправить их сюда...
По лицу Дойкина сразу пошли багровые пятна, появляясь то под глазом, то на лбу, то на щеке. Нахлобучив шапку, он вплотную подошел к приезжему и, тяжко дыша, спросил дрожащим, не своим голосом:
— А как же будете переправляться дальше, под Гурьев?
— На твоей флотилии, Алексей Фаддеич, — гость снова пьяно усмехнулся и, шагнув к сундуку, пошатываясь, стал раздеваться. — Завтра поговорим обстоятельно... Завтра!.. — Он лег и укрылся одеялом.
— Хорошо! — и Дойкин облегченно вздохнул. — Давно бы так!.. Знаем, поди, друг друга, зачем таиться? — и, грузно ступая по скрипучему полу, зашагал в кухню.
Шумно рванув дверь, он вышел во двор и, чтобы не встретиться с Сазанихой, пошел задами.
Было ветрено и холодно. Месяц быстро скатывался к камышам, как снулая рыбешка по течению, а звезды, испуганно мерцая, гасли одна за другой.
С моря надвигался плотной стеной туман, будто опускались на льды огромные лохматые тучи.
Дойкин шел и, думая о последнем разговоре с приезжим, уже видел обширные казахские степи, видел гостя и его товарищей среди бывших баев и уральских казаков-хозяйчиков, видел, как организуются в боевые отряды обиженные и недовольные.
«Все одно что в восемнадцатом году!..» — вспомнил он выступления белых уральских банд. И от радостного волнения у него захватило дух.
Алексей Фаддеич остановился и вдруг в тревоге подумал:
«А ежели раньше времени откроется эта затея? Ежели власть пронюхает? Тогда что?»
Он смахнул ладонью выступивший на лбу холодный пот.
«Тогда что? — вновь спросил он себя. — Что тогда?..» — и, не находя ответа, мучаясь, решил повернуть к вдове Зиминой, чтобы успокоиться и забыться. Он тайком изредка захаживал к ней, когда был всердцах, и за то, что давал иногда рыбачке работу, подолгу и ненасытно тешился ею.
Только было направился он к дому Зиминой, как рядом открылась калитка: из двора вышла с ведром Наталья Буркина и выплеснула на улицу помои.
Ветер круто обжимал кофту на ее груди и шибко трепал юбку; не замечая Дойкина, она одернула подол и повернула в калитку.
— Простудишься, голубка! — И он взял под локоть ее тонкую теплую руку.
— Ай!.. — Наталья испуганно метнулась во двор.
— Постой, постой, голубка! — Дойкин заспешил, догнал ее у крыльца и заботливо спросил: — Чего ж, Наталья Егоровна, за сеткой не заходишь? Давно приготовил!
Рыбачка, не оправившись еще от испуга, удивленно глядела на Алексея Фаддеича и, вздрагивая, шептала:
— Нехорошо!.. Ух, как напугалась!..
А он потихоньку вталкивал ее в сени и шептал:
— Тебе даю сетку, а не Григорию. Красавице даю... Пропадаешь ты с ним, голубка, ни за что...
Наталью сразу обдало жаром; она откинулась к стене, подняв над головой руку с ведром.
И когда Дойкин вплотную подошел к ней, она вдруг громко крикнула:
— Отстань, сатана! — и уронила ведро ему на голову.
Выскочив из сеней, Дойкин быстро зашагал к калитке, от которой навстречу ему шла удивленная Зимина. Нахлобучив шапку, он прошел мимо.
Наталья, подняв ведро, все еще взволнованно кричала из сеней:
— Погоди! Григорий заявится!.. Он тебе покажет сетку!..
Зимина поднялась на крыльцо и, вздыхая, участливо спросила рыбачку:
— И к тебе, милая, уже заглянул?
— Я ему!.. — Наталья отвернулась и позвала вдову в горницу. — Думал только...
Распахнув коротушку, Зимина присела на скамью у печки и, слушая рыбачку, то и дело повторяла:
— А я вышла — и слышу шум у вас на дворе... Думаю, чего такое? Вышла — и слышу...
— Сатана слюнявая! — ругалась Наталья, передвигая в печке чугуны. — Сомина тухлая!
— Он такой, милая, — вдова устало прикрыла глаза. — Натерпелась я от него... Опротивел, как лягуха. Да и дает-то крохи... Отбиться бы от него. А как?.. Хотели, вот мы с Нюркой да Настей Сазанихой поработать. А Краснощеков не взял нас... Куда деваться — ума не приложу! Иду теперь к деду Ване. Упросилась поехать с ним на рыбоприемку. Будто у нашего берега хотят государственную приемку надолго, совсем поставить. Глядишь, и работа какая найдется, — стряпуха, может, нужна будет людям.
Перетирая посуду, Наталья печально поглядывала на грузную фигуру вдовы.
— О-ох, кабы Трифон был жив, — тяжело вздохнула Зимина, вспоминая сгинувшего в море мужа, — иль ребят было б у меня не пятеро, а скажем, один, двое. Подалась бы я на промысел, нанялась резалкой, кладчицей или солильщицей... А то вот от ребят-то ни шагу, как привязанная. И этого чорта ждешь не дождешься, когда придет да посулит работу... А он, как именинник, раз в год... — Давясь слезами, вдова притулилась головой к печке.
— Не надо, не надо, Марья Петровна! — Наталья поспешно вытерла о фартук руки и подошла к Зиминой.
— Как же, милая, не плакать! Только слез и вволю — не занимать...
— Не надо, не надо! — Наталья села рядом с Зиминой. — Вот послушай... Собирались недавно у Григория ловцы: Митрий Казак, Сенька, Туркин Яшка. Говорили об артели и тебя поминали, — слышь, Марью Петровну записать в артель тоже надо!.. Вот и уехал Григорий в район, к своим партийцам да в кредитку. А еще раньше туда же уехал Андрей Палыч...
Слушая Наталью, вдова сбила на затылок платок и, согласно кивая головой, растроганно зашептала:
— Ох, кабы! Вот кабы!.. Эх-эх, как хорошо!..
А Наталья уже жаловалась на Григория:
— Знаешь же, какой он у меня! Ты, говорит, других обзавидовала. А чего обзавидовала? Чего я лишнего хочу? Хочу только, чтобы жили мы как люди: сыты были да радости чуточку... А то шабалы одни, — она тряхнула подолом выцветшей, латаной юбки. — Ну, а если уж он взялся за что, то непременно сделает. По-моему, будет артель! — Рыбачка, довольная, улыбнулась.
Повеселевшая Зимина торопливо поднялась с лавки.
— Ну, что ж, пока суд да дело, я съезжу с дедушкой Ваней на приемку. Может, у приемщика с подручными возьму бельишко постирать. Хлеба, глядишь, дадут, рыбы на варево... Ты уж, Наталья, присмотри за моими ребятишками. А то как бы не нашкодили.
— Ладно, загляну... — И вдруг рыбачка беспокойно сказала не то себе, не то Зиминой: — Долго только что-то Григория нету.
— Не тужи, приедет!
Вдова, запахнув коротушку, толкнула дверь и чуть не бегом заспешила на берег, боясь, что запоздала: дед Ваня мог уехать один.
И в самом деле, слепой ловец уже копошился у своего куласа, кидая в него сети, весла, шесты.
— Деда, деда! — окликнула его Зимина, с трудом шагая по песку.
Дедушка Ваня снял черную мохнатую шапку и отер ею лицо; потом обернулся к протоку, затопленному туманами, и, будто видя что, задумчиво сказал:
— Как бы кулас на льду не порезать...
Шумно отдуваясь, к деду подошла Зимина:
