В тени горностаевой мантии - Томилин Анатолий Николаевич (книги онлайн полные .TXT) 📗
Надо сказать, что в России сиротские дома существовали издавна. Правда, до начала XVIII столетия находились они в ведении патриаршего приказа. Отменив патриаршество, Петр I определил для их содержания доходы с монастырских вотчин. А в 1715 году велел в Москве и в других городах строить подле церковных оград госпитали и «объявить указ, чтобы зазорных младенцев в непристойные места не отметывали, но приносили бы к вышеозначенным гошпиталям и клали тайно в окно чрез какое закрытие дабы приносимых лиц не было видно». Однако, после смерти императора, воспитательные дома стали один за другим закрываться. И лишь Екатерина II, вскоре по воцарении, утвердила «генеральный план Императорского Воспитательного дома в Москве», составленный Бецким. Тогда же, чтобы упрочить благосостояние новых учреждений и поставить дело призрения на широкую ногу, указаны были и специальные источники доходов воспитательным домам, в том числе ряд налогов на городскую торговлю. Им разрешено было устраивать лотереи, получать четвертую часть доходов с театров и других общественных развлечений, а также с домов, где играли на деньги. Дозволялось учредить собственную сохранную и ссудную казну.
Воспитательные дома со временем получили значение самостоятельного ведомства со своей собственной юрисдикцией, освобождением от пошлин, с правом покупать и продавать недвижимость, заводить мастерские, фабрики и заводы, не испрашивая на то ни у кого разрешения. Все это было, конечно, известно на местах, но, как всегда, местная власть не торопилась с опубликованием указов… Одним словом, эта поездка имела хороший результат и фрейлина была довольна собою.
В Петербург Анна Степановна Протасова вернулась в конце мая, где ее уже ждало новое поручение императрицы.
Несмотря на правильный в основном образ жизни, время от времени государыня прихварывала. Она уже перенесла операцию по женской части и стала более внимательно относиться к своему здоровью. По этой причине, когда в Петербург приезжал кто?либо из заезжих лекарей, она всегда живо интересовалась подробностями. И Анна добровольно взяла на себя обязанности дозорщицы.
— Я вас слушаю, мой королефф, — Екатерина повернулась к Анне, тихонько вошедшей в кабинет. — Какой новость вы приносить?
— Вы велели узнать, ваше величество, про пожаловавшего в столицу испанского лекаря, полковника графа Феникса.
— Да, да. Сие очень меня интересует. Среди посланники и наши любомудры ходят разные слухи. Мне доносили, что он близок с Елагиным и что князь Григорий Александрович побывал у него. Кто же он таков и какой недуг лечит?
— Того точно никто не знает. Говорят, что даже имя, под коим он известен в Европе — граф Калиостро [117] — вымышленное. Последнее время он жил в Митаве, в семействе графа Медема, который занимается тайными науками. Там он будто лечил больных и вызывал духов… Испанский посланник маркиз Нормандес посылал запрос своему правительству. Ответ пришел, что ни графа Феникса, ни Калиостро в испанской армии никогда не было…
— Ах, обманщик! Господи, да что они к нам, как мухи на мед… Ну, так погоди же, я тебя на весь свет выставлю посмешищем… В комедии прославлю. Давно руки чешутся. Что там про него известно у нас?
— По приезде своем в столицу, нанес он визит барону господину Гекингу…
— А, масон, ученый, как же, как же… И что?
— Я была в тот день у супруги господина барона, и потому оказалась свидетельницей сей встречи.
— Ах, Annete, вы, поистине, неоценимый человек!
— Спасибо, ваше величество, вы очень добры… Так вот, этот господин Калиостро, довольно мелкорослый и весьма полный итальянец, имел рекомендательные письма к господину барону. Прибыл он с супругой, кою представил как принцессу Санта?Кроче, гроссмейстерину ордена, и после первых же слов, когда господин барон ответствовал ему на итальянском языке, закричал ей: «Обними, обними брата сего именитаго, он из нашего ордена»…
— А что его графиня?
— Да, как сказать? По мне, так особа довольно перезрелая. Смугла, нос крючковат. Глаза в молодости должно красивы были, ноне же в красноватых веках…
— Так чего же Гришефишенька?то туды ездил?
— Думаю, на новину польстился. Про интересы его любовные все наслышаны…
— Ну, ну… Что же дальше?то было?
— Далее сей господин сказать изволил, что приехал повидать великую Екатерину — Семирамиду Севера, а также для того, чтобы распространить свет великого учения египетской ложи в России, понеже сам он мастер сокровенных наук и великий Кофта….
— Обойдется эта «кофта» без аудиенции и науки свои пущай при себе оставит. Не люблю я все эти кудесники да маги. Только зря смущают умы наши верноподданные.
— Не все обладают вашей проницательностью, ваше величество.
— Ладно, ладно, это ты оставь. Дальше рассказывай…
— Далее показал господин Калиостро знаки своего звания, вытащив оные из саквояжа. Сие были: чалма красной материи и звезда. Когда господин барон звезду сию рассмотрел, то сказал, что знак сей не что иное, как орден Станислава. Только вместо королевского шифра на его место вставлена красная роза. Господин Калиостро слегка смутился и замешался, но скоро оправился и сказал: «Я не сержусь на ваше неверие. И апостол требовал вложения перстов своих в раны Господни… Так и вы не первая крепкая голова, которую я подчиню и обращу в прах. Скажите, кого из своих покойных родственников желали бы вы увидеть?» Господин барон подумал и сказал: «Дядю моего, но под одним условием». «Каким?» — спросил граф. «А таким, что, когда призрак появится, вы дозволите мне выстрелить в него из пистолета. Духу, я полагаю, сей опыт вреда принесть не может?»
Екатерина засмеялась.
— Молодец барон! Надо его пригласить на малый Эрмитаж. Позаботьтесь, душенька. И чем же закончился сей разговор?
— Господин Калиостро замахал руками и закричал, что господин барон есть подлинное чудовище и недостоин его великих опытов. После чего быстро откланялся.
— Прекрасная сценка, Annete. Я ее непременно вставлю в свою комедию, которую так и назову — «Обманщик»…
В Царском все было по?старому. Двор веселился, фрейлины влюблялись и сплетничали. Кавалеры пили на «мальчишниках», дрались на запрещенных дуэлях. Как?то раз поздно вечером, пользуясь свободными часами и светом белой ночи, Анна возвращалась со своим манежным берейтором Францем после верховой прогулки. Лошади шли шагом. По дороге от мызы всадников привлекли крики, доносившиеся из?за деревьев. Анна первой направила, было, свою лошадь, но вскоре остановила ее, натянув поводья. У озера, неподалеку от дороги, шла потасовка. Трое вооруженных напали на четвертого. Этот последний изо всех сил отбивался саблей, но нападающие явно теснили. Анна поворотилась к сопровождающему:
— Man muss etwas zu tun. <Надо что?то делать (нем.).>
Берейтор Франц вытащил из седельной кобуры пистолет.
— Немедленно прекращайт! — закричал он и выпалил в воздух.
Увы, его приказанию подчинился только оборонявшийся. Он на мгновение опустил саблю и в ту же минуту, получив удар по голове, упал на траву. Нападавшие, погрозив кулаками в сторону всадников, удалились в кусты, за которыми, видимо, ждали их лошади. Потому что вскоре Анна услыхала топот копыт. Она подъехала ближе, соскочила с седла, бросив поводья берейтору, и подбежала к поверженному.
— Боже милостивый, да это же господин Зорич!..
Действительно, перед нею на изрытой и истоптанной траве, неловко подвернув под себя руку с саблей, в рассеченном доломане и в лопнувших рейтузах, в разодранной рубахе лежал красавец?гусар. Лицо его было в крови. Длинные густые волосы спутаны и сбиты…
Франц, который, также спешившись, осмотрел лежащего и поднял глаза:
— Man muss die Hilfe vorladen. <Нужно вызвать помощь (нем.).>
В этот момент раненый открыл глаза.
117
История пребывания Калиостро в Санкт?Петербурге закончилась для «великого Кофты» ничем. Екатерина отказалась принять мага. Примеру государыни последовали и большинство вельмож. Бывал он у гофмейстера Двора ее величества Ивана Перфильевича Елагина, ставшего к этому времени первым «Великим Мастером» Санкт?Петербургской масонской ложи. Говорили, что они вместе ездили на Елагин остров, где в покинутой и полуразрушенной даче петровского вице?канцлера, барона Шафирова, Калиостро показывал Ивану Перфильевичу опыты с философским камнем.
Однако в России великого мага преследовали неудачи. Объявив себя знаменитым лекарем, он стал принимать больных, наделяя их за крупную сумму чудодейственным бальзамом собственного приготовления. И результаты подчас бывали поразительными. Вскоре к нему приехала одна богатая дама с просьбой спасти тяжело заболевшего маленького сына. Калиостро согласился. Он потребовал две тысячи рублей и поставил условие, что младенец будет перевезен к нему в дом и в течение нескольких недель никто его не увидит.
Действительно, по прошествии указанного времени он возвратил счастливой матери здорового и бодрого малыша. Однако вскоре несчастная женщина убедилась, что ей возвращен… чужой ребенок. Поднялся страшный скандал. Перед домом лекаря собирались люди, угрожая расправой.
Лейб?медики также принесли свои жалобы императрице. Они говорили, что шарлатан продает свои эликсиры, уверяя, что они возвращают молодость и продлевают жизнь. Тем самым он подрывает доверие к истинной медицине и наносит вред обществу.
Кончилась эта история тем, что государыня велела выслать Калиостро из столицы и из страны. Злые языки говорили, что поспешному удалению «египетского чернокнижника» немало способствовало увлечение светлейшего князя его супругой… Так или иначе, но, заложив карету и нагрузив ее сундуками, мошенническая чета отбыла через Варшаву и Страсбург в Париж… Там, после настоящего триумфа, Калиостро впутался в известную историю с ожерельем королевы и должен был, бросив все, бежать в Голландию, потом в Германию и Швейцарию.
После парижского скандала среди петербургских масонов пронесся слух, что Калиостро вновь собирается приехать в Россию. Узнав об этом, императрица собственноручно пишет лифляндскому генерал?губернатору: «11 августа 1787 года. Господин Лифланской генерал?губернатор! Буде известной шарлатан Калиостр в Риге приедит, то вышлите его за границу с таким прещением, что есть ли впредь въедит в границу что он пасажен будет на век в смирительный дом. Пребываю к вам доброжелательна Екатерина».
Как видно из сохраненной орфографии, этот указ не был даже переписан кабинет?секретарями….
В Риме Калиостро основал тайную ложу египетского масонства, но был выдан одним из новообращенных и попал в крепость святого Ангела. Здесь на суде инквизиции его как «еретика и ересиарха, мага?обманщика и франк?масона» приговорили к смертной казни. Папа заменил приговор пожизненным заключением. И, спустя четыре года, в 1795 г., Калиостро, а в действительности Иосиф Бальзамо, сын палермского торговца, беглый семинарист, вор и самозванный граф, умер в камере той же крепости святого Ангела, куда был заключен до суда.
