Призраки (сборник) - Кабир Максим (читать книги полностью .txt) 📗
Хозяйка захлопотала у часов, подтянула цепочку с гирей.
Топчиев ждал.
– Уж не знаю, что там произошло, но Степан мой слег с жаром да так и не выздоровел. Шипинин умом повредился, а Машенька Хромова – она тятьке еды принесла – мигом онемела. Судачат, в тот день вода в колодце Ростовцева пожелтела. Ну и Тихон Фирсович пруды забросил и, года не минуло, оседлал бричку – и с глаз долой. – Женщина перекрестилась на иконы. – Нам учителя приписали, а нужно дьячков, много дьячков, чтоб денно и нощно отчитывали. Обереги, Господь, и помяни Давида и всю кротость его.
Сытый и в превосходном настроении, Топчиев блуждал по проселочной дороге. Гулял без цели, напевая шансонетку на мотив кекуока. Остались за спиной избы, собачья брань, чинящие дровни мужики, песня «Вниз по матушке по Волге» в заунывном исполнении пьяницы Игнатова. Впереди лежали поля и немыслимые версты болот. Заболотились нивы, осели серые пашни. Сизый пар клубился над бороздами пажитей, пепельное небо оглашалось криками уток.
– Хорошо-то как! – молвил Родион.
Наслаждаясь осенним пейзажем, он с юмором вспоминал беспокойство Мальтуса о перенаселении Земли. Всем место найдется: и людям, и зверям, разве что кикимор придется выгнать из просветлившихся голов.
Слева от тропинки шуршал чахлый лесок – не то что кедровник да орешник на другой стороне Елесков. Корни деревьев питал торфяник, ядовитый туман окуривал больные стволы.
Девушку Топчиев приметил издалека. Ускорил шаг.
– Доброе утро!
Она обернулась, брызнула небесно-голубыми глазищами.
В учительской школе Родион сочинял стихи. Стыдно сказать, рифмовал постоянно, аки Симеон Полоцкий, мечтая о поэтической славе. Привечал и классиков, и декадентов: их как раз пустили в печать. Отец, оцени он свежие веяния, за одного Бердяева избил бы деревянной ложкой, что уж говорить про Бальмонта с Сологубом.
Избавиться от дурного занятия помог уважаемый литературный журнал. Опубликовал не шедевры юного пиита, а ответ на его письмо.
«Подписчику г-ну Топчиеву: „Ваше стихотвореніе указываетъ на крайнее незнакомство со стихосложеніем. Заботьтесь о своемъ образованіи, а стихи пиши́те исключительно въ часы досуга“».
Теперь Родион благодарил журнал за совет, но встреть он голубоглазую селянку в семнадцать, рифма хлынула бы фонтаном.
У девушки было прелестное курносое личико, пшеничные мазки бровей и трогательные веснушки, зябкие на покрасневших щеках. Простоволосая, с искусственным цветком в темно-русых прядях и платком на плечах. С лукошком на сгибе локтя.
– Прогуливаетесь? – спросил Топчиев, осмелев под прямым и дружелюбным взором.
Девушка вручила ему горсть ягод.
– О, ежевика!
Он принял угощение, скривился от ягодной терпкости.
Девушка беззвучно засмеялась.
– Родион Топчиев. Месяц как учитель в Елесках.
Девушка молчала, но ни смущенной, ни напряженной не выглядела.
– Вы Маша Хромова! – осенило Родиона. – Я беседовал с вашим отцом. Вы… вы меня слышите?
Она кивнула весело.
– Я разыскиваю поместье Ростовцевых. Не будете ли вы любезны…
Она не дала договорить – махнула тоненькой кистью и пошла по тропинке.
«Прекрасная компания для утреннего променада», – подумал Топчиев.
– Вы знали помещика?
Маша посуровела, подкрутила невидимые усы и манерно пыхнула невидимой трубкой.
Топчиев рассмеялся искренне.
– У вас замечательно получается! А его отца вы помните?
Девушка растопырила пальцы, изображая взрыв.
– Пушка! Браво.
Маша сыграла облако, убитое залпом и спикировавшее в бурьян.
– Он боролся с градом, – сказал Топчиев. – Прикрепил к мортире воронку из листового железа для усиления шумового действия.
Маша внимала рассказу. Учитель продолжил, поощренный:
– При выстреле из дула мортиры выходит кольцо дыма, которое развивает значительную механическую силу. Листовая насадка способствует ее развитию. Полагают, что, долетев до градовой тучи, кольцо уничтожает неустойчивое равновесие атмосферных слоев и нарушает процесс кристаллизации градовых ядер. Но вопрос в том, способен ли обычный залп достать до тучи. Итальянские метеорологи провели эксперимент и доказали, что артиллерийская борьба с природой не эффективна.
Маша попробовала губами слово «не эффективна». Вкус удивил ее.
Так они шли по тропинке вдоль осенних промоин и затопленных рвов. Свистел кулик, голосила водяная курочка. Топчиев болтал, произнося вслух все, что взбредало в голову, и чувствовал себя до странности комфортно рядом с немой девчонкой.
В отличие от братьев он порицал оплаченную любовь и считал, что половое общение тогда не будет безнравственным, когда явится следствием духовного сродства индивидов противоположного пола. В браке – верил он – половая эмоция разряжается рефлекторно.
Была тысячу лет тому назад Верочка Гречихина, ошеломляюще красивая дядина свояченица. Она работала в нотном магазине «Северная лира» на Владимирском проспекте, музицировала на венской цитре и благоухала ванилью. После ее визитов к дяде подросток Топчиев не знал, куда себя деть, мычал в подушку или грыз яблоки до крови.
Дядя поведал весточкой, что Вера замужем за морским офицером…
Тропинка расщепилась; в рогатине чавкало лягушками озерцо с фиолетовыми латками водорослей. По листьям кувшинок грациозно порхали насекомые. Мерно жужжал камыш. Топчиев откашлялся и процитировал из Якова Полонского:
Спутница поежилась в платке, выпростала руку на юг.
За зелеными кочками Топчиев различил черепичную крышу, декоративную надстройку, рожки дымоходов.
– Дальше не пойдете?
«Нет, – ответили голубые глаза. – Конечно, нет».
– Что же, спасибо за прогулку. И приходите ко мне на урок. Уверяю, вам понравится.
Он зашлепал по сочащейся влагой земле. Подошвы съезжали, колея норовила сбросить в топь. Оглянулся: Маши и след простыл.
Топчиев вздохнул. Он был солидарен со своим великим современником Львом Николаевичем Толстым, писавшим, что женщина – главный камень преткновения в деятельности человека и помеха в его труде.
– И как там у Пушкина, – пробормотал Родион. – «Ты царь – живи один… дорогою своей иди, куда влечет тебя свободный ум».
Ум влек его к притаившемуся среди торфяников зданию.
Отторгнув Пушкина, вернулся Полонский:
Злое и порывистое трепало траву и ветви сосенок, которые росли из воды, проклевав пленку тины. Оплыли рвы, мертворожденные пруды оккупировала трясина. Скрылись в болоте садки для разведения рыбы. Не будет вальсов и праздных гостей, поджарых борзых. Помещик не постреляет бекасов и уток.
Царившее запустение сообщало мыслям мрачность.
Родион перебежал на условную сушу по шатким мосткам.
Деревянный дом с зубчатыми фронтонами стоял, подтачиваемый топью. Выкрашенная в охристо-желтый штукатурка маскировала обшивку. Высокие, без наличников арочные окна были врублены в стены. Фасад расчленен на горизонтальные полосы поэтажными тягами. Как стервятники, расхрабрившись, медленно крадутся к умирающему, подползало болото.
