Искушение - Джойс Майерс (книга жизни .txt) 📗

– Как замечательно приехать в Америку одетым в золотые одежды. – Дженни завернула новорожденного и положила рядом с матерью.

– Виолетта, я должна идти к моей Ингри и… что ты делаешь? – Она все еще говорила по-шведски. Женщина сунула ей в руки маленький гукающий сверток и сложила руки на груди.

– Он твой сын, Виолетта. Я не могу взять его у тебя. – Когда Дженни отрицательно покачала головой, Виолетта с мольбой протянула к ней руки. Потом прижала ладонь к своей груди, потом махнула в ту сторону, откуда они приехали. Указав на ребенка, отрицательно качнула головой.

– Ragazzo [7] – американец, – сказала она. – Я malata. [8]

– Mal… malata? Даже если ты больна, если они захотят отправить тебя назад в Италию, твой сын должен быть с тобой. Здесь он будет сиротой. Виолетта, у меня нет молока… мне нечем кормить его… нет денег… документов, – Дженни показала на грудь женщины, на бирку с именем. Виолетта поняла. Она потянула шаль Дженни и спрятала малыша в глубоких складках.

– Crossa capo come Statue Liberta, [9] – сказала она, сравнив шаль с одеждой мисс Либерти. Женщины пристально смотрели друг другу в глаза. Дженни молчала.

– Назови Эллис… Эллис Айленд Винченте, – говорила женщина, заливаясь слезами. Дженни разобрала всего несколько слов, но их смысл был ей понятен.

– Да, накидка у статуи большая, Виолетта. И пол моей шалью достаточно места. Имя твоего сына – Эллис Айленд Винченте Венти. Эллис – в честь острова, Винченте – отца, Венти – в твою честь. Я возьму его с собой в Айову. Я буду заботиться О нем, как о собственном сыне. Обещаю тебе.

– Айова, – повторила Виолетта и закрыла глаза. Когда она открыла глаза, ни Дженни, ни малыша уже не было.

ГЛАВА 3

Ингри исчезла.

На том месте, где Дженни оставила Джоко Флинна с девочкой на руках, сидела на развязавшемся узле, из которого торчали бедные пожитки, маленькая согбенная старушка с длинной растрепанной косой. На ней было надето чистенькое черное платье и мятый, но белоснежный передник.

– Помогите, – тонким голоском просила женщина.

Она вцепилась костлявыми пальцами в шаль Дженни, из-под которой появился младенец Эллис. Освещенный солнцем, он вдохнул свежий соленый воздух и с негодованием уставился еще бессмысленным взглядом на окружавший его беспокойный мир. Удивленная – куда подевалась ее немощность – старушка быстро взглянула на Дженни, поправила шаль, прикрыв ребенка, и резво вскочила на ноги.

– Красивый ребенок, красивый, – улыбаясь беззубым ртом, прошамкала она по-итальянски. Встревоженно озираясь по сторонам, Дженни попросила ее помолчать, и та, соглашаясь, кивнула головой. С живыми, блестящими глазами-бусинками, проворная, как воробышек, и совсем не беспомощная, она ловко и быстро уложила вещи и связала узел. Потом подхватила Дженни под руку.

– Моя малютка… О, Боже, моя вторая малютка… золотоволосая маленькая девочка, Ингри. Она осталась на этом самом месте, а теперь ее нет… пропала… – Голос девушки дрожал, в глазах застыло отчаяние.

– Да, да, с желтой головкой. Идем, – старушка кивнула и потащила ее за собой, время от времени заглядывая под шаль и воркуя с ребенком. Они влились в людской поток, текущий по сходням на причал и дальше по пристани к баржам, которые отвезут иммигрантов на остров Эллис. Взволнованных, суетящихся людей разделили на группы по национальностям и языкам. Переводчики велели сгрузить большие чемоданы и тюки на нижнюю палубу барж. Самих иммигрантов также небрежно, как и вещи, запихнули на верхнюю палубу.

– Ты видела мою Ингри и ирландца. Ты знаешь, как они… она выглядит. Пожалуйста, помоги мне найти ее, – Дженни упорно цеплялась за старушку, словно ее жизнь зависела от нее. – Молчи, и Тогда нас не разлучат. Если ты не будешь разговаривать, они не поймут, что ты итальянка. Они подумают, что ты шведка, как и я. Потом, когда они посмотрят наши документы… Молчи, прошу тебя, – она приложила палец к губам женщины, умоляя ее не открывать рта.

– Хорошо, хорошо, – согласилась старушка, тряся головой и обещая не произносить ни слова. Шагая бодро, она улыбнулась странной улыбкой.

– Они будут ждать меня на острове, правда? – спросила Дженни. Ее попутчица неопределенно тряхнула седой головой.

– Идем, – сказала она. Когда они поднимались на баржу, старая женщина старалась прикрыть девушку, чтобы никто не увидел младенца. Они с трудом нашли себе место на забитых людьми скамейках, установленных на верхней палубе.

Дженни все больше приходила в отчаяние. Прикусив нижнюю губку, она всматривалась в лица иммигрантов, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать, не позвать Ингри. Но она знала, если привлечет к себе внимание, то выдаст новорожденного, которого обещала вырастить и воспитать как собственного сына. А вдруг перед нею станет выбор – найти Ингри или спрятать и спасти малыша? Сейчас ей нельзя думать об этом. Конечно, Флинн и Ингри уехали раньше. Их увлекла за собой толпа, или заставили власти, или…

– Не думай об этом сейчас, не думай, Дженсин. Сначала доберись до острова, волноваться и плакать будешь потом. Несомненно, они ожидают тебя на острове, и нет причин впадать в панику.

В гуле голосов утомленных путешествием иммигрантов, говорящих на разных языках и диалектах, слышалось только одно желание – побыстрее пройти все инстанции: медицинский осмотр, собеседование, проверку документов для получения визы и вырваться на шумные улицы Нью-Йорка в поисках жилья или отправиться дальше, в отдаленные районы страны.

Людской поток тек по широким ступеням в приемную. Врачи в цивильной одежде напряженно и внимательно всматривались в усталые, обеспокоенные лица иммигрантов. Взмах руки, и на плече или спине проходящего человека оставался меловой знак: X – подозрение на слабоумие; В – сгорбленная спина; Е – больные глаза. Своя буква для каждой болезни, физического недостатка, которые могли представлять опасность для жителей страны или их кошельков. Нищих, соблюдающих многобрачие, или заразных больных в Америку не впускали. Служащие у входа уводили помеченных для дальнейшего обследования. Случалось, что так разлучались близкие, разрушались семьи – матери, отцу или ребенку был запрещен въезд в страну.

Дженни и ее спутница благополучно добрались до приемной. С надеждой девушка осматривала холл, ожидая увидеть светлую головку Ингри, ее розовые щечки и синие, словно полуденное небо, глаза. Ее терзала тревога за малышку, и она едва ли обращала внимание на то, что происходит вокруг. Дженни хорошо знала английский язык, но расстроенная и обеспокоенная, не решалась спросить о девочке. Если бы с ними был Габриель Ангел! Он уже не раз проходил этот путь, видел суровые лица врачей, метки, поставленные мелом. Он мог бы предупредить ее заранее. Сейчас она тайно ввозит в Америку чужого ребенка. Она потеряла свою Ингри и нашла странную старушку со всезнающими глазами, которые говорили: «Молчи, не говори ничего. Я все понимаю без слов».

– Name? – спросила ее Дженни. – Как тебя зовут?

– Медея, – покрытое морщинами лицо осветилось гордостью. – Я – Медея Мазей. Ты – Дженни. – Она замолчала и глупо заулыбалась. К ним приближался молодой человек со строгим выражением лица и значком, определявшим персону, наделенную властью.

– Сэр, я ищу маленькую девочку. На ее бирке написано Ингри Лангансдатер. Хорошенькая блондинка. Она приехала на остров раньше меня, с… мужчиной… моим другом. Я не могу их найти… Я должна их найти, – обратилась Дженни по-английски.

– Хорошенькая и блондинка, похожа на вас? – переводчик ответил по-шведски. Он взглянул на Медею. – Удивляюсь, у старухи нет никакого знака. Мне кажется, она слабоумная.

– Моя бабушка совсем глухая. Путешествие утомило ее, но она здорова, как лошадь, и в своем уме.

– Не отходите от меня. Сдается мне, я видел вашу девочку и мужчину, – сказал переводчик. – Вы хорошо говорите по-английски. Подождите. Сначала я займусь этими несчастными, а потом отведу вас к ним.