Хирург на районе (Записки районного хирурга) - Правдин Дмитрий (книги полностью TXT) 📗
В настоящее время местная анестезия незаслуженно забыта, мало кто из хирургов владеет этой методикой в достаточном объеме, молодые врачи только по книгам и знают, как обезболивать новокаином. Может, это и неплохо; но, например, у пожилых людей может быть уйма сопутствующих патологий, и им лучше подходит местное обезболивание — благо препараты сейчас есть наизамечательнейшие. Мне в этом плане повезло, довелось учиться у людей, великолепно владеющих местной анестезией, и несколько лет применять их науку в собственной практике.
После операции я вернулся на прием. Сегодня, как на грех, сплошняком шли травматологические больные. Переломы луча в типичном месте (в нижней трети лучевой кости), переломы ребер, лодыжек и прочая; а я о костях мало что знал. Что поделать — доставал книгу и, не стесняясь ни пациентов, ни сестер, начинал читать. Когда понимал, как надо действовать, накладывал гипс. Учился у сестер, как правильно его разматывать, как замачивать, как накладывать и фиксировать.
Последний пациент покинул кабинет, когда на часах было уже полшестого. А мне еще надо было записать операцию и заполнить дневники стационарных больных…
— А вы, доктор, молодец! — сказала моя медсестра Любовь Даниловна. — Не стесняетесь и книжку прочитать, и у нас спросить, если чего не знаете.
— Так, а как же иначе? — удивился я. — Честно признаю, в травме я полный ноль. Что-то с института смутно помню, не более того. Сегодня вот почитал, начал понемногу вспоминать. На вас вся надежда.
— Это правильно. Только другие доктора сидели тут до вас щеки дули, сами, мол, все знаем. А по большому счету тут никто, кроме Леонтия Михайловича, травму толком-то и не знает. Он же в хирургию из травматологов пришел, так обстоятельства сложились. Прислали его травматологом к нам, пришлось по ходу в хирурги переучиваться, работать некому.
— Да, а я и не знал, что он в прошлом травматолог.
— Он вообще умница. И травматолог, и хирург хороший, и трепанации черепа сам делает! Держитесь его, он вас многому научит. До вас которые были — шибко гордые все. Сами типа все знали! Иногда так косячили, что мы сами шли и заведующего звали, он и переделывал. А учиться никто не хотел. Мы — хирурги, говорили! Нам ваша травма не нужна. Может, и хирурги, но я считаю, если в район попал, то учи и травму! Верно, доктор?
— Любовь Даниловна, я с вами тут полностью согласен. Раз в районе травмы много, ее и надо изучать, и другие дисциплины — детскую хирургию, урологию, нейрохирургию.
— Точно, точно, доктор, изучайте! А мы вам, чем сможем, поможем.
— Спасибо, Любовь Даниловна.
Зря я, наверное, вспомнил про нейрохирургию. Не успел до ординаторской дойти, как на меня выбежала санитарка:
— Доктор! Доктор! Вас срочно зовут в детское отделение!
— А что случилось?
— Точно не знаю, но там сына начальника районной милиции с чем-то привезли. Консилиум собрали и вас велели позвать.
— Хорошо, иду. Показывайте дорогу.
— Дмитрий Андреевич, я вам в двух словах сейчас все объясню, — шепотом заговорила Алла Борисовна, заведующая детским отделением. — Понимаете, к нам доставили мальчика с черепно-мозговой травмой.
— А почему к вам, а не в хирургию?
— Видите ли в чем дело… Он сын начальника местной милиции, а мама у него директор школы, и они попросили меня, чтоб госпитализировали в наше отделение.
— Да почему к вам?
— Ну, у вас там бомжи, уголовники, всякие другие асоциальные элементы. У нас мальчику будет более комфортно. Ну, вы меня понимаете?
— Понял, — протянул я. — Хирургия наша, значит, гадюшник?
— Ну, почему гадюшник, у вас нет отдельных палат, а у нас есть.
— Ладно, меня чего позвали?
— У мальчика черепно-мозговая травма. Его зверски избили какие-то хулиганы, сейчас с мальчиком происходит что-то странное. У нас невролог в отпуске, вот мы вас пригласили.
— Хорошо, пойдемте посмотрим, — сказал я.
Я не стал говорить, что я не нейрохирург. Бесполезно! Я уже понял, что во мне видят не просто хирурга, а представителя любой хирургической специальности, за исключением, пожалуй, лор-врача и гинеколога.
В палате, куда меня привели, уже был начмед Семен Семенович Лившиц, еще два педиатра, мама пострадавшего и сам собственно пострадавший. Сережа, пятнадцатилетний худенький подросток, сидел на кровати, поджав ноги по-турецки, дурашливо смеялся, корчил рожи и показывал присутствующим язык. От него исходило такое алкогольное амбре, что впору было предлагать закуски.
— Послушайте, коллеги, да он же у вас в дупель пьяный! — констатировал я, осмотрев парня.
— Да как вы смеете! — фурией взвилась мама мальчика, красивая ухоженная дама. — Кто дал вам право делать такие выводы?
— А вы сами не видите? — спокойно спросил я.
— Что я должна видеть?!
— Что ваш ребенок пьян. Кто вам сказал, что его избили?
— Сам Сережа!
— Я думаю, что он вам солгал.
Сережа скорчил очередную рожу, сказал: «Тпрю-ю-ю-ю-ть!», после чего завалился на бок, пустил тягучую слюну и… захрапел.
— А-а-а-а-а! — заголосила женщина. — Ну, что вы все стоите? Он же умирает!
— А хирург-то прав, — заявил начмед, принюхавшись. — Черт побери, он пьян.
— Да что вы такое говорите, Семен Семеныч! — завопила мама Сережи, и ее красивое лицо исказила злобная гримаса. — Мой мальчик не пьет! Он отличник, музыкальную школу закончил. Я вас прошу, помогите.
— Послушайте, — попытался я объяснить еще раз. — Ваш сын мертвецки пьян. Его не надо спасать, ему не нужна наша помощь. Он проспится — и все будет в порядке, понимаете? Раньше, может, и надо было желудок промыть, а сейчас уже поздно.
— Я так этого не оставлю! — ярилась дама. — А вас, — она грозно посмотрела на меня, — привлекут за неоказание помощи. Это я вам обещаю!
«Отличное, начало. Сначала чуть не пристрелили, затем коновалом обозвали, потом главный пропесочил из-за ерунды, теперь еще эта тюрьмой грозит из-за того, что ее сыночек назюзюкался. И это за какие-то двое суток! Ну, дела! Что дальше-то будет?»
— Дмитрий Андреич, я вас прошу, позвоните в нейрохирургию, проконсультируйтесь, может, они чего подскажут, — проговорила заведующая детским отделением.
— Алла Борисовна, что я им скажу? Тут у нас пацан пьяный лежит, чего делать? Так, что ли?
— Может, он не пьяный, может, у него так черепно-мозговая травма протекает?
— Алкогольное опьянение у него так протекает.
В этот момент позвонили со «скорой» и попросили срочно подойти: привезли парня, порезавшего руку о стекло. Я пошел работать; потом подошел начмед:
— Дмитрий Андреич, зря вы так с ней. Она баба влиятельная, и муж у нее большая шишка.
— А как так? — спросил я, снимая окровавленные перчатки. — Я высказал свое мнение. Вижу, паренек пьян, ни ссадин, ни кровоподтеков ни на голове, ни на лице нет, а выхлоп — хоть закусывай.
— Так-то оно так, но баба сильно говнистая, если что, по судам затаскает.
— Семен Семеныч, даже если у него и есть черепно-мозговая травма, в чем я сильно сомневаюсь, то мы ее никак сейчас не выявим. Компьютерного томографа у нас нет, поэтому остается ждать. Насколько я помню из курса нейрохирургии, в данном случае, когда нет явных признаков травмы, необходимо время. Если он не проспится и останется загруженным, тогда будем думать о черепно-мозговой травме, а сейчас алкоголь завуалировал клинику, если она и была.
— Ну, пацан уверяет, что была. Говорит, шел домой, поймали какие-то мужики, избили, приставили воронку в горло и влили водку. Сейчас его отец весь райотдел на уши поднял, все чердаки и подвалы, все блатхаты шерстят.
— Ищут, значит, тех, кто насильно поит других водкой?
— Ну да. Вы бы еще раз мальчика осмотрели и записали в историю болезни. Мало ли чего.
Сережа крепко спал, рядом сидела мать и держала его за руку. Слезы смыли косметику, но все равно ее лицо оставалось красивым. Лишь гневно вспыхнули глаза, когда я вошел в палату. Я повторно осмотрел парня, ничего сверхъестественного не обнаружил.
