Младший научный сотрудник-7 - Тамбовский Сергей (книги бесплатно без регистрации полные TXT, FB2) 📗
Ну тут он уже и сказал мне громким голосом по-английски – можешь на них воздействовать, как тогда в Тринидаде? Я подумал секунду и ответил, что постараюсь, но результат не гарантирую. А оба охранника тем временем вертели головой и пытались вникнуть в суть наших переговоров, но видимо, не сумели. А я вызвал это самое внутреннее чувство, кое дремало у меня на дне подсознания с тринидадовских времен…
Через минуту мы все вместе уже маршировали по коридору, который заканчивался третьей решеткой, а возле нее маячил еще один охранник.
– Передай им, чтоб сказали – меня ведут в центральную контору на допрос, – выдал я ценное указание Пабло, сам-то я на испанском эту фразу вряд ли вымучил бы.
Он передал, охранники слово в слово оттранслировали его на этом последнем посту, и вот путь на свободу открыт. Пабло что-то сказал этим двух сопровождающим нас лицам, и они послушно развернулись на 180 градусов, а мы завернули за угол, где стоял старенький Форд-пикап.
– Переодевайся, – бросил мне пакет Пабло, я же успел примерить на себя полосатую тюремную робу.
Я не заставил себя ждать, быстро скинул все полосатое и надел старенькие джинсы и какую-то рубашку. А потом задал вопрос, который жег меня все последнее время:
– Что все это значит, Пабло?
– Товарищи по партии поручили мне решить твой вопрос, – скупо пояснил он ситуацию, – садись и погнали – возможно, они скоро очухаются…
Ниточки с иголочками
Этот тайный канал в телевизоре Электроника наотрез отказался транслировать что-либо, кроме серого шума, поэтому я поставил чайник на плиту, заварил индийский чай со слоником и сел поразмышлять о делах своих насущных. Да, второе я решил не привлекать к этим процессам, все равно толку с него, как с козла молока.
Итак, что же мы имеем в сухом остатке, дорогой Петя Балашов… да собственно ничего плохого мы не имеем – из больших… да что там больших, огроменных плюсов у нас квартира в элитном доме, высокое положение в обществе, вхожесть к первому лицу государства, востребованность у общества в моих услугах и еще что-то… да, автомобиль типа Волга желтого цвета. Минус, собственно, один, но серьезный – неведомый недуг, диагностиро-ванный товарищем Джуной.
Стой, сказал я себе, а кто сказал, что Джуна не может ошибаться? Никто не говорил, мало того, она могла и преднамеренно слить мне лютую дезинформацию. Зачем? Да кто там поймет душу женщины, тем более такой непростой – взяла вот и напугала меня несуществующей проблемой. А это значит что? Правильно – необходимо подтвердить или опровергнуть ее слова с помощью второго независимого источника… а еще лучше, чтоб было два таких источника. Значит надо идти сдаваться врачам… лучше знакомым… лучше в клинику на Мичуринском.
Не стал откладывать дело в долгий ящик и набрал оставшийся в записной книжке номер Антона Павловича Молотова… ну то есть Симонова конечно, Молотовым я его условно окрестил из-за внешнего сходства с бывшим министром иностранных дел. Как ни странно, но трубку он поднял почти сразу же, на втором гудке.
– Это Петя такой, – сказал я ему, – Балашов.
– Привет, Петя, – рассеянно отвечал он, – слышал, что ты высоко поднялся там.
– Ну так, – не стал я подтверждать избитые факты, – где-то на уровень Уральских гор, до Пика Коммунизма мне еще далеко.
– Слушаю тебя, Петя.
– У меня небольшая проблема образовалась, – сообщил я, – по медицинской части.
– А что, сам-то ты себя вылечить не в состоянии? – удивился Молотов, – хорошо помню, как ты с той бластомой разобрался, до сих пор перед глазами стоит. Как она, кстати, носительница этой бластомы?
– Все хорошо у нее, – со вздохом ответил я, – пошла рецессия. Чего про меня никак не скажешь – как там в народной поговорке… сапожник ходит без сапог, а электрик сидит без света.
– Я понял, – судя по звуку Молотов на той стороне пожевал губы, – подъезжай… да прямо сейчас можно – все сделаем в лучшем виде. Тебе врач какого профиля-то нужен?
Назвал профиль, он подтвердил возможность осмотра, сказал, кого вызвать с проходной, и я недолго думая сорвался с места на своей уже обжитой Волге ГАЗ-31. Как одолел расстояние до Мичуринского проспекта, даже не заметил. Меня там встретил сумрачный товарищ в белом халате и шапочке и провел на третий этаж.
– Тэээк, – сказал товарищ Молотов, увидев меня входящим в лабораторию, – что там Гиппократ говорил, напомнить?
– Врачу – исцелися сам, – вылетело из меня на автомате. – Но этот афоризм сейчас не работает… точнее работает, но в ненужную сторону.
– А это как? – заинтересовался он.
– Определяет, что у меня что-то не в порядке, а что именно, говорить отказывается, – пояснил я.
– Это бывает, – заметил Молотов, и в эту минуту дверь открылась и в лабораторию вошел товарищ Чазов.
– О, кто к нам пожаловал, – весело обратился он ко мне, – товарищ Балашов собственной персоной.
– Так точно, товарищ директор. – бодро ответил я, – поживешь с вами – научишься есть всякую гадость, как говорил товарищ Карлсон.
– Что случилось? – перешел он к делу.
– Был недавно в гостях у Джуны, – решил я расколоться до конца, – и сдуру попросил ее продиагностировать себя…
– И она нашла у тебя неизлечимый дефект, – продолжил эту мысль за меня Чазов. – Причем срок оставшейся жизни отмерила в 3 месяца, так?
– 6 месяцев, – уточнил я, – а в остальном все верно. Откуда знаете?
– Имел дело с Евгенией Ювашевной ранее, – рассеянно ответил он.
– Евгенией? – не понял я, – она вроде представляется как Джуна.
– Это творческий псевдоним, а по паспорту она Женя. Любит она народ пугать своими пугалками… так что там, говоришь, она у тебя обнаружила?
Я подробно пересказал все, что мне напророчила Джуна, после чего Чазов махнул рукой и сказал Молотову:
– Как обычно, по схеме номер два, – и вышел обратно в коридор.
– А что, – тут же поинтересовался я, – еще есть схемы номер один и три?
– Есть, Петя, – ответил Молотов, ласково глядя мне в глаза, – но вторая надежнее. Закрой глаза и расслабься, я тебе наркоз вколю.
––
Очнулся я оттого, что меня трясли за плечо…
– Уже все? – спросил я, пытаясь подняться с лежанки.
– Лежи-лежи пока, – осадил меня Молотов, сдирая резиновые перчатки, – минут пять-десять тебе сложно будет ориентироваться в пространстве.
– Все понял, лежу и не отсвечиваю, – покорился я, – диагноз-то когда огласите?
– Вот сейчас встанешь, мы все вместе пойдем в кабинет к Евгению Ивановичу, там все и узнаешь.
Бывали когда-нибудь в ситуации, когда над тобой подвешен топор? На тоненькой ниточке? Да и не топор даже, они в массе своей тупые, а лезвие гильотины, которое остро наточенное и наискосок такое. Если не, то могу сообщить – приятного в этом мало. Не сказать, чтобы совсем ничего приятного. Но я как-то сумел сдержать себя в руках и не раскисать раньше назначенного времени. Встал на ноги я через положенные десять минут – в стороны, конечно, водило слегка, но в терпимых пределах.
– Голова не кружится? – заботливо спросил Молотов, я покачал головой слева направо, – ну тогда идем, тут недалеко.
Чазов оказался свободен и мы быстро переместились из приемной в его необъятных размеров кабинет. Чай-кофе по случаю экстраординарных обстоятельств организовывать тут не стали, а перешли сразу к делу.
– Огласите приговор, Вячеслав Михайлович, – сказал Чазов своему подчиненному, а тот сразу вытащил из кармана листочек А4, сложенный вчетверо.
– Если коротко, Евгений Иванович, – начал доклад он, – то ни одного признака, указанного Джуной Давиташвили, подтвердить не удалось. А если совсем коротко, то ты, Петр Петрович, здоров, как бык… как племенной.
– Правда? – у меня с души упал камень размером с валун Синь-камень, что в Переяславе-Залесском. – Ошибки быть не может?
– Даю полную гарантию, – подтвердил Молотов, – ну если, конечно, пуститься во все тяжкие, неумеренно употреблять алкоголь и препараты, расширяющие сознание, тогда всякое может случиться. Но на данный момент все у тебя, Петр Петрович, в норме. Есть один моментик… – сделал он паузу.
