Подмосковье. Парадокс Рузы - Баумгертнер Ольга Гартвиновна (список книг txt) 📗
Сталкер на какой-то миг засомневался: «А вдруг я действительно подписал контракт, не заметив кабальные условия? Нет, не может быть. Это подлог. Директор хочет упечь меня в тюрьму ни за что. С какой-то своей, непонятной пока целью». У Захара возникло ощущение, что он попал в какие-то лихие девяностые, когда руководители фирм ни во что не ставили своих сотрудников и делали что хотели. Он всегда знал, что Боровой тот еще тип, но эти обязательства по контракту пахли уже настоящим беспределом.
Он вырвался из здания, вдохнул глубоко чистый, пропитанный запахом сосен воздух и остановился, соображая, что делать в сложившейся ситуации: «Бросить квартиру и уехать? Кто знает, что тогда на меня еще повесит Боровой. Жаловаться? Но кому? Начальник безопасности Института – доверенное лицо Борового, ничего не докажешь…»
– Захар? Захар! – окликнул вдруг кто-то.
Сталкер поднял взгляд от асфальтовой, пошедшей трещинами дорожки. С одной из скамеек, протянувшихся вдоль корпуса, поднялся какой-то старик: седые волосы коротко подстрижены, лицо суровое, с острым взглядом, высокий лоб испещрен морщинами, словно его обладатель постоянно хмурится. Одет незнакомец был в черные брюки классического кроя, клетчатую рубашку и вязаный жилет, и это как-то мало сочеталось с его мрачным видом. Захар с недоумением разглядывал старика. Задержался на серых глазах, в которых вдруг проскользнула старая, не ушедшая никуда со временем боль. Узнавание пришло мгновенно.
– Дмитрий Владимирович? – изумленно прошептал Захар. – Вы?! Вы вернулись?
Старик кивнул.
– Я, Захар. Давно не виделись. Да я и не надеялся. Не думал, что вернусь сюда.
Сталкер озадаченно покивал. Проблемы ненадолго отступили. Их место заняли воспоминания, жуткие, неприятные, свидетелями которых когда-то давно оказались эти двое. Дмитрий Владимирович тогда, наверное, поэтому и прервал общение, из-за того что Захар тоже являлся источником этих воспоминаний.
Дмитрий Владимирович достал очки, нацепил на чуть горбатую переносицу, оглядел Захара более основательно. На лице старика отразилось недоумение.
– Ты подался в сталкеры? А как же военная карьера, Захар?
– Не сложилось, Дмитрий Владимирович. Как руководство поменялось у нас, все как-то пошло вкривь и вкось. Может быть, вы даже слышали – про приказ задержанных расстрелять без разбирательства. Для тогдашнего руководства что бандиты, что сталкеры – едино было – не люди. Я тогда отказался. Надо было выяснить, кто преступник, а кто честный человек. Ну и уволили из армии. Потом уже разобрались. Руководство сменили. Только поздно уже.
– А назад не взяли?
– Да я бы уже и сам не пошел, – с неохотой отозвался Захар. – Думал одно время уехать, да девушка у меня тут была, жена теперь. Медсестрой работает в госпитале.
– Дети есть? – спросил старик, а потом, молча укорив себя за бестактный вопрос, быстро проговорил: – Прости, глупость сморозил.
– Нет детей, – покачал головой Захар. – После того, что мы с вами повидали и пережили, Дмитрий Владимирович. Столько лет прошло, а все как вчера. Простите, вам больно вспоминать.
– Больно, но никуда от этого не денешься, Захар. – Старик покивал головой. – Ты знаешь, не отпускало это меня, стало превращаться в кошмар. Я и лекарства всякие перепробовал, и смену обстановки, и даже гипноз. Нет. Как вросло. Я так подумал: раз от этого не уйти, не убежать, то буду изучать детей Зоны. Тяжелая это тема, Захар, и, увы, по-прежнему актуальная. Кое-что выяснил. Жаль, что тогда не знал. Может, с такими знаниями и Сашку спасли бы.
Они замолчали. Захар все еще думал, говорить старику, что слышал он на пороге смерти голос его Сашки, или не говорить. И так уже все сердце у того изрешечено было ранами.
– Что задумался? – Старик что-то почувствовал, в серых глазах его зажегся прежний пытливый огонек ученого.
– Да чуть не погиб на днях в Зоне, – негромко отозвался Захар. – В бреду мне даже Сашкин голос померещился, звал меня… Простите, Дмитрий Владимирович.
Огонек потух во взгляде старика, глаза затянуло серой пеленой. Он отвернулся от собеседника, будто смотрел куда-то на известное только им обоим место Зоны.
– Ты меня тоже прости, Захар, – внезапно заговорил он. – О живых надо беспокоиться. Что случилось-то у тебя? Рассказывай.
Они присели на дальней скамейке. Захар рассказал о своих злоключениях. Поведал и про артефакт «Слезы Рузы», и про экспедицию, и про то, как едва выжил, как его выходил Иван. Старик внимательно слушал, задумчиво кивал. Иногда вставлял короткие комментарии.
– Ваня, значит, теперь тут главврач и знаменитый хирург? Кто бы мог подумать! – Он улыбнулся. – А ведь когда-то был под моим началом, совсем «зеленый», только что с мединститута! А теперь выходит, что мы с ним довольно близкими темами занимаемся – изучаем влияние Зоны на человеческий организм. Встретимся, будет с ним о чем поговорить! Обменяться опытом.
Сказал, а у самого на последних словах чуть насмешливые искры в глазах засверкали. Но Захар не заметил этого, продолжил говорить. И когда рассказал про подлог и обязательства, которые на него повесил руководитель Института Боровой, старый ученый вновь помрачнел и глубоко призадумался.
– Решим этот вопрос, Захар. Благо я обзавелся надежными связями, без них сейчас, увы, никуда. Руководство Института такого произвола не потерпит.
Сталкер с сомнением поглядел на старика. Тот прокашлялся, явно готовясь сделать признание.
– Я же теперь профессор, – сказал Дмитрий Владимирович и, посмеявшись, добавил: – Написал кучу умных книжек. И до второго заместителя директора Института дослужился. Меня вон на пенсию с почетом собрались отправлять. А я попросил сюда перевод сделать. Так что Борового вашего, да и нашего, в общем-то, настигла карма.
Захар в изумлении уставился на профессора.
– Вы не шутите? Борового уволили?
– Нет, мы же не знали, что он тут творил. Перевели его на другую должность. Но теперь с нее он очень быстро слетит пинком под зад. Правда, отчеты он всегда красивые слал, есть в изучении Зоны большое продвижение благодаря ему.
Дмитрий Владимирович задумчиво замолчал.
– Да он только благодаря нам, сталкерам, и мог что-то изучать! – возмутился Захар. – Ни одного ученого до этой проклятой экспедиции «в поле» не посылал, только нас использовал. И ни в грош не ставил. Деньги платил, конечно, неплохие, врать не буду. Но отношение к сталкерам у него – как к преступникам, как к изгоям общества… Попадаются, естественно, и среди нашего брата мутные типы. Ну и приезжие – обычно шальные ребята, так они тут и не задерживаются. Но большинство искателей – местные, они в Герцена годами живут, – нормальные парни со сложной судьбой, у нас почти братство.
– Это хорошо, Захар. В других местах по-иному. Там есть люди, готовые ради хабара горло перерезать так называемому собрату.
– Так это бандиты уже, – оскорбился сталкер.
Дмитрий Владимирович посмотрел на него, невольно улыбнулся. Подумал о том, что и по характеру за столько-то лет младший сержант Зарубин нисколько не изменился. Хотя ему за сорок уже было, а в душе он оставался все тем же восемнадцатилетним мальчишкой, таким же простым, открытым и добрым. Добрым, несмотря на то что, вероятно, сотни раз рисковал жизнью, выходя в Зону, терпел унижения от начальства Института. Почти четверть века они не виделись. По ощущениям же – как вчера только расстались. Крепко их судьба связала.
– Что ж, Захар, давай еще немного посидим, расскажи, что тут происходит, какие люди живут? Что еще творится? А завтра с утра я уже делами буду заниматься. Про оборудование – забудь. Никто не имел права с тобой подобный договор составлять. Оборудование застраховано. Вот только Боровой все равно боялся, что ему потеря больно аукнется. Не зря, наверное, за свое место переживал.
Захар снова заговорил, посвящая профессора в нюансы местной жизни и происшествия. Дмитрий Владимирович чуть рассеянно слушал сталкера. Встреча с бывшим младшим сержантом пробудила старые воспоминания. В душе прошлые переживания поднялись мутным облаком, словно кто-то взбаламутил ил на дне озерца, накапливаемый там много лет. У ученого даже сил не было подняться со скамьи и уйти, поэтому он и попросил Захара поведать местные новости. Старика действительно отправляли на пенсию. Но вот только Дмитрий Владимирович понимал, что пенсия для него – это верная смерть. Смерть от воспоминаний и горя, от которых он мог сбежать, только погрузившись с головой в работу. К счастью, здоровье позволяло, да и желание трудиться ради науки никуда не исчезло.
