Портрет семьи (сборник) - Нестерова Наталья Владимировна (книги хорошего качества .TXT) 📗
Но ее покореженная судьба против еще не начавшейся судьбы моей дочери? Я в родах могу умереть, Игорь к ребенку привяжется, воспитает. Возможен такой вариант? Возможен! Значит, никто не должен знать об истинном отце. Как бы ни было мне пронзительно жаль женщину, на долю которой по моей невольной вине досталось много страданий!
— Лида, сколько вам лет?
— Тридцать восемь. А на вид?
— Больше тридцати пяти вам не дашь, — соврала я.
— Скажешь! — Она довольно махнула рукой. — И хватит тебе выкать! Мы с тобой почти родственники. Из одного гарема, — хихикнула она. — Давай выпьем? А, тебе нельзя! Ну, так мне налей. Знаешь, где он бутылку хранит?
— В серванте?
— Точно.
Дальнейшее напоминало не выяснение отношений двух соперниц, а посиделки подружек, перемывающих мужику косточки.
В серванте стояла початая бутылка водки. Лида отлила себе полстакана. Недостающий объем в бутылке мы пополнили кипяченой водой.
— Из песни слова не выкинешь, — сказала Лида, отхлебнув из стакана и закусив принесенным мною бутербродом. — Игорь жмот и жадюга. Согласна?
— Полностью! Прижимистый тип.
— А знаешь, сколько у него на книжке? Тридцать тысяч!
— Долларов? — ахнула я.
— Каких долларов, окстись! Рублей, конечно! Копит, как…
— Гобсек.
— Точно! У него уже две кубышки ту-ту. Одна в начале девяностых, ну, когда у всех в сберкассах обнулилось. Игорь мне проговорился: у него на две машины лежало. А второй раз в дефолт… когда это было?
— В девяносто восьмом.
— Верно. Игорь чуть не умер от расстройства. В больнице с предынфарктным состоянием лежал. Сгорели денежки! А он мне ни разу цветочка не подарил! Колечка паршивого! На Восьмое марта — коробка конфет, на день рождения — тортик, вместе и поедали. Вот скажи! Он тебе-то что-нибудь дарил?
— В день моего приезда накрыл стол и купил два бутерброда с икрой в ресторане.
— С икрой? — расхохоталась Лида, еще выпила, расстегнула жакет. — В ресторане? Целых два? Это любовь!
— Продукты, — пожаловалась я, — и средства гигиены на свои деньги покупаю.
— Неудивительно. Все, что в этой квартире, еще от его матери осталось. Белье постельное, полотенца я приносила. А ему хоть на дырявых спать — без разницы. Главное, чтобы в кубышку копеечку отложить.
— Но, Лида! Игорь не очень много получает. Школа его обычная, сомневаюсь, чтобы родители большие подношения делали. Да и на взяточника Игорь не похож.
— Не веришь? — подхватилась Лида и бросилась в спальню.
Там она двигала ящиками письменного стола, шуршала бумагами. Вернулась с голубенькой книжкой Сбербанка:
— Смотри!
Мы с большим любопытством перелистывали книжицу. Лида ошиблась. Игорь накопил не тридцать тысяч рублей, а тридцать восемь. Мы вдруг стали переговариваться шепотом. Впрочем, неудивительно — занимались-то почти криминальным делом.
— Зачем он копит? — прошептала я.
— Спрашивала. Говорит, на старость одинокую.
— Женился бы на тебе, детей нарожал и не было бы никакой одинокой старости!
— Знаешь, как он каждый раз беленился, когда я залетала! На ушах стоял, в спину толкал: иди на аборт! Ты молодец, что сохранила. А я дура! Как в песне поется: «Все ждала и верила сердцу вопреки». Дождалась!
— Ты еще не старая, Лида. Еще можешь встретить свое счастье или, правильнее сказать, своими руками его построить. Как думаешь, сколько мне лет?
— Сорок стукнуло?
— Лида! Мне сорок восемь лет!
— Не ври! — в голос воскликнула она. — На десять лет меня старше?
— Получается.
То, что я оказалась преклонного возраста, Лиду вдохновило и обрадовало. Она отнесла и положила на место банковскую книжку Игоря. Мы перебрались на кухню, я заварила чай. Болтали, как записные подружки.
Лида мне понравилась. Она чем-то напоминала Любу, хотя ни во внешности, ни в манерах не просматривалось сходства. Общее — в глубокой природной сердечности. У человека либо есть доброта сердца, иррациональная и безбрежная, либо ее нет.
У меня, например, нет. Вряд ли я прониклась бы состраданием к своей сопернице, будь она хоть трижды беременная. Я бы ее просто вычеркнула из списка знакомых мне людей, из своего сознания, из своей жизни. Я не ревную Сергея к его аспиранточке, я давно не люблю мужа. Но аспиранточка не может рассчитывать ни на каплю моего даже праздного интереса. В равной степени мне неинтересны мухи, пауки, насекомые и земноводные.
А Лида непостижимым образом переносила на меня свои мечты о жизни с Игорем и почти радовалась их воплощению. Я вспомнила, как Лика говорила, будто ее мама в глубине души очень любит Дениску, внебрачного сына Митрофана Порфирьевича. Мудрено! Но все-таки там речь идет о ребенке, невинном и святом существе. Здесь же — разлучница (я), ведьма, которая околдовала любимого и превратила жизнь в груду развалин.
Другая на месте Лиды плеснула бы мне в лицо кислотой. А Лида учила хитростям политики обращения с Игорем:
— Никогда у трезвого ничего не проси! Выпьет, расслабится, тогда и подкатывай. Кино про Штирлица помнишь? Вот и надо как Штирлиц с Мюллером: подкинуть идейку, пусть она в его мозгу варится, а потом он ее за свою выдаст. Ты хоть любишь, его? — спросила Лида жалостливо.
— Кого?
— Ну, даешь! «Кого»! Отца твоего ребенка!
Мне не хотелось врать Лиде, но и карт я открыть не могла. Разговор получился эксцентричным: я говорила правду, но Лида воспринимала ее по-своему, ошибочно.
— Я очень люблю отца моего ребенка. Хотела бы любить меньше, но не получается.
— Признайся, этой весной у вас первый раз случилось? Или раньше тоже было?
— Первый раз этой весной, — заверила я.
— Жалко, что ты не видела его лет десять назад!
— Мне тоже очень жаль.
— Почти орел, и лысина меньше была.
— Лысина? Ах да, лысина.
— Ведь ты замужем была и ребенок есть?
Лида выспрашивала меня с наивной провинциальной бесцеремонностью. Но меня не коробило.
— Моему сыну двадцать шесть лет. Он отличный парень. Моя гордость: высокий, умный, красивый. Недавно женился на замечательной девушке. Представляешь, ее зовут Гликерия Митрофановна!
— Как? Это что же за родители свое дитя так нарекли? Злыдни!
— Нет, они прекрасные люди. И с мужем, с первым мужем, — поправилась, — у нас замечательные отношения. Он редкого ума человек.
— А Игорь говорил: сволочь!
— Не верь, это от ревности. Знаешь, Лида, я по характеру совершенно не влюбчивая. Любила два раза в жизни. Но как! Точно полное обновление крови — старую слили, ввели новую. И хочешь от нее избавиться, но тогда не жить. Нужно десять лет! Не меньше, я точно знаю! Чтобы в этой новой крови появились твои клетки и разрушили чужие. Великая любовь длится десять лет. Знаю это на собственном опыте и встречала цифру в литературе.
— Игоря я почти пятнадцать любила, — подтвердила мою статистику Лида. — Хотя в последнее время, конечно, уже не то.
— Как представлю, что мне еще десять лет засыпать и просыпаться с мыслями о нем! Господи, спаси! Послал ты мне благо или наказание?
— Но сейчас-то у тебя все в ажуре, — напомнила Лида. — Живи и радуйся! В сорок восемь забеременеть и родить от любимого. Не каждой так везет!
— От любимого — это точно. Две любви, два мужчины, и от каждого ребенок. Грех Бога упрекать.
— Хочешь честно? Я, конечно, сама была втюренной в Игорька под завязку. Но ты!.. Он сейчас… Обмылок рядом с тобой!
— Не Мона Лиза, — улыбнулась я, вспомнив Лидины слова.
— Чего со злости не скажешь? Мне бы твою внешность! За мной бы мужики строем по четыре в ряд ходили, и конца колонне не видать!
— Лида! Мы с тобой пришли к известному, классическому выводу женской беседы: все мужики — сволочи, а все бабы — дуры.
— Так оно и есть! А у меня сейчас один кавалер наклевывается. Вдовец с двумя детьми, мальчик школу заканчивает, а девочка, такая хорошенькая, еще в детском саду. Жена от рака умерла.
— У вдовцов, как правило, серьезные намерения.
